У кота буквально торчали ребра, черная шерсть на бедрах протерлась, местами обнажив непристойно розовую, покрытую струпьями кожу, а его огромные, поросшие шерстью яйца болтались на ходу между задними лапами. Левый глаз кота был зеленым, а правый — белым, что придавало ему полуслепой вид. Мать велела Ли, своему единственному сыну, держаться от этой твари как можно дальше, не гладить его ни при каких обстоятельствах и вообще ему не доверять.

— Он никогда тебя не полюбит, — сказала она. — Он прошел уже точку невозврата, до которой мог еще хорошо относиться к людям. Ему не интересен ни ты, ни кто-либо другой. Не интересен и не будет интересен. Приходит он по единственной причине, в надежде, что мы ему что-нибудь дадим, и, если мы не будем его подкармливать, он перестанет приходить.

Однако он не переставал. Каждый вечер, когда солнце садилось, но облака еще были объяты закатным сиянием, кот приходил к ним на задний двор.

Иногда Ли после школы выходил на него посмотреть. Ему было интересно, как кот проводит день, откуда он приходит и куда уходит. Ли залезал на забор и шел по верхним бревнышкам, высматривая в кукурузе кота.

Он мог заниматься этим, только пока мать не увидит и не крикнет ему слезть. Забор был из толстых занозистых палок, вставленных в наклонные столбики, и окружал весь двор, включая и кукурузу. Верхняя планка была высоко над землей, примерно на высоте головы Ли, и дрожала под ним, когда он залезал наверх. Мать говорила, что дерево уже гнилое, и перекладина непременно под ним сломается, и он угодит в больницу (отец пренебрежительно махал рукой и говорил: «Отстань ты от него, пусть мальчишка будет мальчишкой»). Ли не мог отстать от забора, да и какой мальчишка смог бы. И он не просто залезал на него и ходил по нему на манер канатоходца, но иногда даже бегал, раскинув руки, словно долговязый журавль, пытающийся взлететь. Было просто здорово бегать по забору, чувствуя, как трясутся под ногами планки и бьется в жилах кровь.

Кот явно решил свести Кэти Турно с ума. Он объявлял о своем приходе жалобным воем, рвущим сердце и уши звуком, повторявшимся снова и снова, пока терпение матери не кончалось, а тогда она вылетала из задней двери и чем-нибудь в него швыряла.

— Да чего тебе надо? — крикнула она как-то коту. — Никто тебя здесь не кормит, так почему же ты не уходишь?

Ли ничего матери не сказал, но думал про себя, что знает, почему кот ежевечерне приходит. Мать ошибочно считала, что он просит поесть, Ли же догадывался, что он тоскует по прежним хозяевам, людям, жившим в этом доме прежде и обращавшихся с ним так, как это было ему по вкусу. Ли представлял себе рыжую веснушчатую девочку примерно своего возраста в комбинезоне и с длинными прямыми волосами, которая ставит коту миску кошачьей еды, а потом сидит на безопасном от него расстоянии и смотрит, не мешая ему есть. Может быть, что-нибудь ему напевает. Идея матери — что кот нарочно их изводит своими непрестанными воплями, просто чтобы посмотреть, сколько они выдержат, — казалась Ли маловероятной.

Он решил подружиться с котом и как-то поздно вечером сел его поджидать. Матери он сказал, что не хочет ужинать, что и так почти лопается от миски зерновых хлопьев, съеденной в школе, и нельзя ли ему просто погулять? Мать сказала, что можно, во всяком случае, пока отец не вернется. Ли не стал говорить ей, что думает встретиться с котом и у него для кота заготовлены сардины.

В середине октября темнеет быстро. Когда он вышел во двор, не было еще и шести, но небо уже совсем потемнело, не считая узкой розовой полоски по ту сторону дороги. Поджидая кота, он тихо напевал песню, которую в этом году часто крутили по радио. «Взгляни на ни-их, — пел он почти что шепотом, — взгляни на ни-их». [41]Зажглись первые звезды. Он откинул голову и с удивлением увидел, что одна из звезд движется, рисует на небе прямую линию. Через мгновение он осознал, что это, наверное, самолет или даже спутник. Или НЛО! Вот бы здорово. Когда он оторвал взгляд от неба, кот уже был здесь.

Разноглазый кот высунул голову из кукурузы и посмотрел на Ли, в кои-то веки он молчал. Ли вытащил руку из кармана куртки, стараясь не делать резких движений, чтобы не спугнуть кота.

— Ко-о-тя, ко-о-тя, — сказал он, растягивая первый слог. — Ко-о-тя.

Резко щелкнула открывшаяся консервная банка, кот метнулся в кукурузу и исчез.

— Ты что, котя? — крикнул Ли, вскакивая на ноги.

Так было просто нечестно. Он ведь спланировал всю эту встречу, как он подманит кота тихим вкрадчивым разговором, а затем поставит перед ним сардины, не делая сегодня никаких попыток тронуть его хотя бы пальцем, пусть себе ест. А теперь он убежал, не дав Ли никаких шансов.

Поднимался ветер, кукуруза непрерывно шуршала, и Ли даже через куртку почувствовал холод. Он стоял, слишком расстроенный, чтобы что-нибудь делать, и пустыми глазами смотрел на кукурузу, и в этот момент кот появился снова. Он вспрыгнул наверх, на перекладину забора, и посмотрел на Ли возбужденно сверкающими глазами. У Ли отлегло от сердца, что кот не стал убегать без оглядки, а остался поблизости. Ли опять постарался не делать резких движений. Он не шел, а скорее уж крался, ничего коту не говорил. Он боялся, что стоит ему подойти поближе, кот тут же прыгнет в кукурузу и исчезнет. Однако вышло совсем иначе: когда Ли подошел к забору, кот сделал несколько шагов по верхней перекладине, остановился и оглянулся с чем-то вроде ожидания в глазах. Ожидая увидеть, что Ли за ним следует, приглашая его за собой. Ли схватился за столбик и забрался на верхнюю перекладину. Забор задрожал, и он подумал, что уж теперь-то кот точно спрыгнет на землю и убежит. Однако тот подождал, пока забор не перестал качаться, и важно пошел прочь, высоко задрав хвост, так что были видны черная задница и огромные яйца.

Ли раскинул руки для равновесия и пошел вслед за котом. Он не спешил, опасаясь его спугнуть, а двигался ровным шагом. Кот важно шествовал по забору, уводя Ли все дальше и дальше от дома. Кукуруза росла у самой ограды, и руки Ли все время натыкались на широкие сухие листья. Был неприятный момент, когда у него под ногами затряслась одна из перекладин, и ему пришлось встать на четвереньки, ухватиться за столбик, чтобы не упасть. Кот ждал на следующей перекладине, он не двинулся даже тогда, когда Ли восстановил равновесие и прошел опасное место. Вместо этого он выгнул спину, распушил шерсть и начал мурчать своим хриплым неумелым мурком. Ли был вне себя от радости, что смог так приблизиться к коту, приблизиться настолько, что можно было дотянуться до него рукой.

— Котя, — выдохнул он; кот выгнул спину и замурчал еще громче, и было невозможно даже подумать, что ему не хочется, чтобы его трогали.

Ли помнил, что обещал себе не гладить сегодня кота, ведь они еще только познакомились, но было бы попросту глупо отвергнуть столь очевидную просьбу о ласке. Он осторожно нагнулся, чтобы погладить кота.

— Ко-о-тя, — сказал он нараспев, и кот зажмурился с бесконечно счастливым видом, а затем распахнул глаза и вдруг взмахнул лапой.

Ли резко выпрямился, лапа промелькнула в воздухе не больше чем в дюйме от его левого глаза. Перекладина под ногами дернулась, ноги Ли стали ватными, и он свалился в кукурузу.

По большей части верхняя перекладина была футах в четырех от земли, но около этого участка забора у земли был сильный склон налево, так что высота падения получалась футов шесть. Эти вилы лежали в кукурузе свыше десяти лет. Они поджидали Ли еще до его рождения, лежали плашмя, выставив вверх свои ржавые искривленные зубья. Ли врезался в них головой.

Через какое-то время Ли сел. Кукуруза отчаянно шепталась, распространяя о нем ложные слухи. Кот уже исчез с забора. Было полнолуние, и, взглянув вверх, он заметил, что звезды движутся. Сейчас они все были спутниками, они метались то туда, то сюда, падали и возвращались на прежнее место. Луна мигнула, упала на несколько дюймов и снова мигнула. Словно небесный занавес был на грани падения, ежесекундно грозился открыть скрытую за ним пустую сцену. Ли поднял руку, поправил луну и вернул ее туда, где ей полагалось быть. Луна оказалась такая холодная, что его пальцы одеревенели; это было как крутить ледышку.