— Откуда ты все это знаешь?

— Как-то раз она вдруг об этом заговорила. Она боится сделать ему больно. Прошлым летом я много околачивался в Бостоне, делал для конгрессмена всякое-разное, и она там тоже была, и мы с ней иногда встречались. Пожалуй, за последний месяц я ее видел больше, чем Иг.

Терри смотрит из подводного мира наружу и видит разрастающееся справа красноватое сияние. Они, считай, приехали.

— Так теперь-то ты зачем туда едешь?

— Она сказала, что позвонит мне, если вдруг нужно будет подвезти ее домой, — отвечает Ли. — И она не позвонила.

— Ну, значит, ты ей и не нужен.

— Но может быть, она не позвонила, потому что очень расстроена. Я только посмотрю, стоит здесь Игова машина или нет. Нам не нужно даже заходить.

Терри не слишком понимает логику Ли, не может сообразить, зачем тому высматривать на парковке Игову машину, и он не может себе представить, чтобы Меррин захотелось иметь рядом кого-нибудь из них двоих, если дела вдруг закончатся плохо.

Но Ли уже замедляет машину, поворачивая голову, чтобы Терри мог осмотреть расположенную справа парковку.

— Не понимаю… — говорит Ли самому себе. — Тут нет… Не думаю, чтобы она поехала вместе с ним…

Его голос звучит почти озабоченно. Ее увидел Терри. Меррин стояла под дождем у дороги, под раскидистой кроной большого грецкого ореха.

— Вон она. Ли, крути туда.

Похоже, и Меррин заметила их в тот же самый момент, она вскидывает руку и выходит из-под дерева. Из-за воды, льющейся по боковому окошку, Терри видит ее словно сквозь прессованное цветное стекло — импрессионистское изображение девушки с медного цвета волосами, держащей чуть поодаль от себя то, что ему сперва показалось белой церковной свечкой. Когда они со скрежетом тормозят и Меррин подбегает к машине, Терри видит, что она просто держит вверх палец, чтобы привлечь их внимание, задержать, пока она покидает укрытие и бежит под дождем босиком, держа в руке свои черные туфельки.

«Кадиллак» двудверный, и, не дожидаясь, чтобы Ли сказал ему пересесть назад, Терри отстегивает ремень и поворачивается, чтобы перевалиться через спинку переднего сиденья. В тот момент, когда он совсем уже готов устроиться на заднем, Ли бьет ею локтем в задницу, выводя из равновесия, и вместо того, чтобы сесть на сиденье, Терри ныряет в яму для ног. По бог уж знает какой причине, на полу стоит металлический ящик для инструментов, Терри бьется о него виском и морщится от резкой боли. Кое-как затолкав себя на сиденье, он сильно трет свою стукнутую голову кулаком. Нечего было скакать по машине, его сразу же укачало, и теперь ему кажется, что вся машина оторвалась от земли и некий великан ее медленно потряхивает, словно стаканчик с игральными костями. Терри закрывает глаза, стараясь подавить это неожиданное тошнотворное ощущение.

К моменту, когда все успокоилось достаточно, чтобы он рискнул осмотреться, Меррин уже в машине, а Ли Турно сидит, повернувшись к ней. Терри глядит на свою ладонь и видит яркую каплю крови. Он порядком ободрался, и хотя первая резкая боль в основном прошла, на ее месте осталось тупое нытье. Он вытирает кровь о штанину и поднимает глаза.

Сразу видно, что Меррин только что плакала. Она побледнела и вся дрожит, как человек, который либо начинает выздоравливать, либо серьезно заболевает, и ее первая попытка улыбнуться выглядит попросту жалко.

— Спасибо, что меня подобрали, — говорит Меррин. — Вы спасли мне жизнь.

— А где Иг? — спрашивает Терри.

Меррин оборачивается на голос, но глядит как-то в сторону, и Терри немедленно жалеет, что задал вопрос.

— Н-не знаю. Он уехал.

— Ты ему сказала? — спрашивает Ли.

Меррин наморщила подбородок и развернулась прямо вперед. Она смотрит в окошко на «Бездну» и не отвечает.

— Как он это воспринял? — спрашивает Ли.

Терри видит ее лицо, отраженное в зеркале, видит, что она кусает себе губы и борется со слезами.

— Может, поедем? — отвечает она.

Ли кивает и, мигнув подфарником, разворачивается под дождем на сто восемьдесят градусов.

Терри хочет потрогать ее за плечо, хочет ее как-нибудь успокоить, дать ей понять: что бы там ни случилось в «Бездне», он не будет хуже к ней относиться, не будет держать на нее зла. Но Терри ее не трогает, никогда ее не трогает, никогда не тронет. Все десять лет их знакомства он держался от нее на дружеской дистанции, даже в воображении, никогда не допускал ее в свои сексуальные фантазии. Вроде бы какой же в этом риск, но он чувствует, что есть нечто такое, чем бы он при этом рискнул. Чем именно — он не понимает. Для Терри слова «душа» фактически не существует.

Вместо этого он говорит:

— Слышь, дать тебе куртку?

Потому что она насквозь промокла и непрерывно, беспомощно дрожит.

Теперь и Ли, похоже, заметил, как она дрожит, — что очень странно, потому что он все время на нее косился, смотрел на нее не меньше, чем на дорогу, — заметил и выключил кондиционер.

— Да нет, ладно, — говорит Меррин, но Терри уже снял куртку и передал ее вперед. Меррин постелила куртку себе на колени. — Спасибо, Терри, — говорит она еле слышным голосом и тут же с жаром продолжает: — Ты т-только не думай…

— Я ничего не думаю, — говорит Терри. — Успокойся.

— Иг…

— Я уверен, что и с Игом все в порядке. Не бери в голову.

Меррин оделяет Терри болезненной благодарной улыбкой, чуть наклоняется назад и спрашивает:

— Ты как?

Вытянув руку, она чуть касается его лба, которым он забодал не к месту оказавшийся ящик для инструментов. Терри инстинктивно отдергивается. Меррин убирает свои пальцы, кончики которых окровавились, глядит на них, глядит на Терри:

— Надо бы марлю.

— Все в порядке, — говорит Терри. — Ничего страшного.

Меррин кивает и отворачивается, и тут же улыбка ее исчезает, глаза ее смотрят в пустоту на что-то такое, что никому другому не видно. Она раз за разом складывает что-то в руках, складывает и разворачивает, снова и снова. Галстук, Игов галстук. Почему-то это даже хуже, чем видеть ее всю в слезах, и Терри отворачивается. То, что он в жопу обдолбанный, ничуть не помогает, ему хотелось бы пару минут полежать без движения, чуть придавить и снова стать свеженьким и самим собой. Ночь стала для него прогорклой и противной, очень быстро, и ему нужен какой-нибудь виновник, кто-нибудь, на кого разозлиться. Он останавливает свой выбор на Иге. Его раздражает, что Иг вот так вот слинял, оставив ее под дождем, поступок детский и смехотворный. Смехотворный, но ничуть не удивительный. Меррин была для него любовницей, теплым одеялом, мудрой советницей, защитным барьером против мира и лучшим другом. Иногда начинает казаться, что они женаты уже с того времени, когда Игу было пятнадцать. Но при всем при том это начиналось как отношения школьников, начиналось, да и осталось. Терри был уверен, что Иг никогда не целовал другую девушку, не говоря уж о том, чтобы трахнуть. И сейчас ему вдруг захотелось, чтобы у брата было побольше опыта. И не потому что Терри не хотел, чтобы брат был с Меррин, а потому что… ну, потому что. Потому что любви нужен контекст. Потому что первые отношения непременно незрелые по своей природе. Ну, значит, Меррин захотелось, чтобы они получили шанс повзрослеть. Ну и что?

Завтра утром по пути в аэропорт Коган Терри будет с Игом один на один и попробует вправить ему мозги насчет пары вещей. Он скажет Игу, что его мысли про Меррин, про их отношения — мол, все это было намечено свыше, мол, она не в пример совершеннее всех остальных девушек, мол, их любовь не в пример совершеннее всех других Любовей, мол, когда они вместе, то способны творить небольшие чудеса, — что все это тошнотворная чушь. Если Иг ненавидит сейчас Меррин, то это просто потому, что обнаружил в ней реального человека, со своими недостатками и нуждами и желанием жить в реальном мире, а не в Иговых снах. Потому что она любит его достаточно, чтобы отпустить на свободу, и он должен быть готов сделать то же самое, потому что, если ты кого-нибудь любишь, ты можешь отпустить его на свободу, и… мать твою, это же была песня Стинга [26] .