— Кхм! Умница! — похвалил Север. — Давай. Ты будешь с людьми ловить, а я останусь на мостике. Мало ли чего… Пошли подвахтенного на марс — пусть высматривает вьюгу… Но мне все-таки любопытно знать — кому она понадобилась?

— У нас на севере — никому. Это, видать, кто-то с юга просит.

— Юга — вьюга, — сказал капитан. — Хоть стихи сочиняй. Вот что… Наш поэт не на вахте? Пришлите-ка его сюда. А сами идите подготовьте людей. Объясните попонятнее. Главное, скажите, чтоб не доверяли ей, вьюге то есть…

Поэт был в каюте капитана через пять минут.

— Кэп, — сказал он, — в чем дело? — Поэты зовут капитанов кэпами и никогда не робеют перед ними.

— Ты там все пишешь… — сказал капитан. — Я читал: рифмуешь «вьюгу» с «подругой». Снежноволосая, говоришь. Ну, бог, как говорится, тебе судья. Ловить мы будем твою подружку…

— Как ловить?! — удивился поэт.

— Сетью, — сказал капитан Север. — Мелкоячеистой. Той, что на кильку. На, читай радиограмму.

Поэт прочитал раз и другой.

— Ничего себе, — сказал он. — Она что, русалка, что ли? Она ж просто ветер со снегом, вьюга-то!

— Смотри, как заговорил! Тебя, наверно, там начитались — вот и приказ. Сознавайся, посылал стихи в центр?

— Посылал, — сознался поэт.

— Про вьюгу, конечно. В центре начитались, думают: дай-ка изловим хоть одну — рыбакам слава, нам почет…

Поэт переминался с ноги на ногу.

— Ладно, шутки шутками, а у меня к тебе дело. Надо отразить это событие в стенной печати. На всякий случай. Вот тебе рифма, пока не забыл: «юга — вьюга». Это получше подруги. Опиши событие в стихах.

— Годится! — Поэт повеселел. — Отражу. Такое начало подойдет?

«Было: радирует Северу юг: «Срочно нуждаемся партии вьюг. Станцию шлем специальный вагон». И три восклицательных знака вдогон. «Вьюшек»? — летит телеграмма на юг. «Вьюг, — отвечают ему. — В-Ь-Ю-Г».

— Уже успел? Про меня там не забудь, — посоветовал капитан.

— «Север фуражкою хлопнул об пол», — продекламировал поэт.

— Не об пол, а об палубу, — поправил его Север. — Ты ж не на берегу, не огурцы выращиваешь, а рыбу в море ловишь!

— Об стол, — переиначил строчку поэт.

— Это другое дело, — сказал капитан. — И по-морскому, и фуражка у меня чище будет, хотя палуба, конечно, драена… Давай! — распорядился он. — Действуй!

Поэт пошел на бак и стал сочинять стихотворение для стенгазеты. Он пробовал слова так и этак, и у него получилось вот что:

«Ходит сердитая в море волна, скалится будто, дымится она. Встанет над палубой шаткой стеной, пала — и стелется гладью речной. Бросит — поймает — швырнет — зашумит — вдруг оплеухою ошеломит! Кошка, похоже, играет с мячом… Сейнеру кошка-волна нипочем. Вахтенный — коваль парнягу ковал — держит стальными руками штурвал. Травят матросы, собравшись в кружок, жарит котлеты на камбузе кок…»

Вдруг марсовый заорал сверху:

— Вижу вьюгу! Дистанция — три мили. Направление норд-норд-ост! Крутится!

— Все наверх! — скомандовал капитан. — Сеть к выброске приготовить! Старпом — шлюпку! Рулевой — курс на вьюгу!

Матросы попрыгали в шлюпку, шлюпка развернулась и пошла к льдине, на которой крутилась и танцевала вьюга. Судно стояло.

Шлюпка приткнулась к льдине. Матросы, — поэт был среди них, — стали вьюгу окружать. Они шли по белой от снега льдине черной цепочкой, заводя сеть с флангов.

Вьюга вдруг затрубила, как слон, и кинулась на охотников. Те уперлись кто во что и выдержали удар. Сеть затрещала, надулась.

Капитан, держа мегафон у рта, командовал:

— Молодцы, ребята! Ишь, негодница!.. Так и норовит сбежать!

Вьюга заржала и встала на дыбы. Но матросы сомкнули кольцо и удержали сеть. Вьюга билась в ней белым конем.

— Держи ее! — неслось с мостика. Капитан топал ногами. — Поэта, поэта мне отпустите! — вдруг закричал он. — Пусть посмотрит со стороны! Пусть отразит!

Поэт отбежал в сторону.

Зрелище было невиданное.

«Вьюга. Она нам не сразу далась. Сеть наша, как паутина, рвалась. Крепко стояли на льду рыбаки — черными буквами длинной строки. Было нетрудно строку прочитать: ВЬЮГУ, ХОТЬ ТРЕСНИ, ДОЛЖНЫ МЫ ПОЙМАТЬ!»

Вьюга стала колесом. Громадным белым колесом. Оно, свистя, шипя и завывая, покатилось на охотников. Но не успело колесо набрать скорость, как его перехватили, подняв сеть повыше.

Колесо упало и тут же превратилось в карусель. Брызжа колючим снегом, как точильный круг искрами, и визжа, она раскручивалась все сильнее. Всякий, кто попал бы в ее круг, отлетел бы. Охотники окружили карусель и, отворачивая лица от колючего снега, опять сомкнули цепь. Они стояли твердо, как вкопанные. Снег облепил их с одной стороны так, что они стали похожи на бутерброды.

Карусель вдруг замедлила ход, зашуршала и опала на лед простым сухим снегом.

«Неужели всё?»— подумал поэт.

Снег внезапно собрался и взвился вверх стаей белых птиц. Стаей белых голубей, невесть откуда взявшихся на севере. Но рыбаки все равно их перехватили. Они чуть не взлетели вслед за стаей — так рванулась их сеть вверх.

Голуби упали на лед… Мгновение — и вот уже огромная белая анаконда пытается вырваться из окружения. Она пробует проползти под сетью то там, то тут — но матросы прижимают сеть ко льду ногами.

Долго билась в сети и неистово бушевала вьюга, превращаясь то в белого медведя, то в моржа, но тщетно. Охотники одолели ее. Вьюга обессилела, рыбаки скрутили сеть и, крича «ура», потащили ее к шлюпке.

Поэт сел в шлюпку последним. Он был грустен и часто оглядывался.

Вьюгу смайнали в трюм, заперли, так и не выпустив из сети.

— Малый назад! — скомандовал капитан и передал по трансляции — Команде — чай пить! Третьей смене приготовиться на вахту! Старпому прибыть в каюту капитана!

Северу не терпелось поговорить о событии.

Судно легло на курс, и капитан отправился в свою каюту. У дверей его уже ожидал старпом.

— Ну, — начал капитан, — что ты обо всем этом думаешь? Поймали ведь! Не что-нибудь — вьюгу! А?

— Поймали, — ответил старпом. — Нам приказали — мы и поймали. — Он только это и сказал и больше ничего интересного о приключении не придумал. Приказано было — вот они и поймали. А что тут такого…

— Ты пойми, — вознегодовал капитан, — я не хочу разных там «ах-ах-ах». Но ведь не каждый же день мы ловим вьюгу! Поговорить-то об этом можно? Эх, что с тобой толковать! Давай зови ко мне поэта. Он хоть не моряк, а кое-что смекает.

Поэт еще с порога закричал:

«Трудно поверить, но в трюме у нас, синий ворочая гибельный глаз, крылья не в силах свои развернуть, вьюга! — вы можете сами взглянуть. Белое чудище, тысяча лиц, спутает сто мореходных таблиц, сто заглушит пароходных гудков, вот она… Боцман, проверьте найтов…»

— Во дает! — одобрил капитан. — Понял, как надо?! — обратился он к старпому. — С ним не соскучишься. Молодец! Только ты мне скажи: может, хоть ты догадался, на что она кому-то понадобилась? Наука сейчас такова, что из камня тянут нить и ткут платья… Почему бы, предположим, из вьюги не связать носки? Может, за этим мы ее и ловим? А? Ты как считаешь?

— Не знаю, — сознался поэт, — я в науке не силен.

— Жаль, — вздохнул капитан. — Ну, домой придем — скажут. А ты свое «не знаю» в стихах можешь выразить? Конец поэме требуется.

— Смогу, наверное, — сказал поэт.

— Так сделай, — закончил капитан.

Поэт вышел из каюты капитана и пошел на бак (так моряки называют палубу на носу корабля), бормоча про себя:

«Можно ль пушистую снежную нить в дело полезное употребить? Вихорь за вихор поймать я бы смог и вихорок завязать в узелок? Знать — я не знаю, но хочется знать: можно ль из вьюги хоть шарфик связать? Шарфик на шею… Но только кому?..»

Море было темное и холодное. Нос сейнера раскачивался, как качели, то ухая в воду, то высоко над нею подымаясь, словно собираясь нырнуть. Волны догоняли друг дружку, скалили белые зубы, а не догнав, шипели и обессиленно распластывались по воде.