— Да-а… — вздохнул поэт. — Ну ладно… — И вдруг вскочил.

— «Вьюга, красавица, дурня прости!»— выкрикнул он. — «Надо же так заблудиться в пути! Я поступал, извини, как простак, — вел я поэму и этак, и так, всяко волною валяло ее, стрелки компаса дрожит острие…»

Поэт открыл люк и с этими словами скрылся в трюме…

А через несколько минут на палубе раздался свист, и из трюма вырвалась белая стремительная струя. Она взлетела над сейнером фонтаном, ракетой, достигла какой-то точки наверху — и опала, осыпав поэта сверкающим снегом. Потом взмыла вверх и давай кружить над сейнером!

Все выскочили на палубу.

Вьюга свистела на тысячу ладов, пела, гудела пароходами.

Можно, конечно, не верить, но многие после говорили, что в тот день пахло сиренью, как в мае.

Вьюга подлетела к поэту, прикоснулась к нему, словно прощаясь, и улетела стаей белых птиц — все услышали хлопанье множества крыльев.

Капитан подскочил к поэту.

— Ты что натворил?! Как я отчитаюсь теперь в порту?! Чем? Твоими стихами? — кричал он.

— А что, — дерзко ответил поэт, — стихи и стихия — разве они не схожи? Разве они не одного корня? Подождите — вот что пришло мне в голову буквально сию минуту:

«Стихиен стих, как дождь, как снег. Стихийна, как метель, поэма. Но запланирован разбег, и строчка снега — вдохновенна! Копись, мой стих, и зрей, как гром. Потом пади! И сыпь дождем! И лейся, звонкая строка в грозу рожденного стиха!»

— Черт побери! — вскричал капитан. — Мне от твоего стихотворения ни холодно, ни жарко. Ты мне про вьюгу ответь — где мне еще одну взять?

— Капитан! — раздался голос из радиорубки. — Радиограмма!

— Читай оттуда, — распорядился Север.

— «Третье слово предыдущей радиограммы следует читать: «сейнер есть ватерлиния реверс ют гак ахтерштевень».

— Уф, — вырвалось у капитана.

— Ну вот, — сказал поэт, — теперь совсем другое дело. Уж севрюгу-то я никогда не спутаю со стихами.

— Ты вот что, — посоветовал капитан, — спрячь свою поэму подальше. Оставь ее для маленьких, как сказку. А то кто-то узнает, что я ловил вьюгу…

— И поймал, — вставил поэт.

— … и до конца жизни будут у меня спрашивать, как да как это было. Слава богу, что хоть выпустил ее… — И капитан пошел к себе в каюту.

— Я просто не хотел, чтобы из стихии вязали носки! — крикнул поэт вдогонку капитану.

— Тебя бы не спросили! — буркнул Север, захлопывая за собой дверь.

Каких-нибудь тридцать тысяч лет назад в пещерах, продырявивших подножие горы, жило племя первобытных людей. Их было примерно столько, сколько пальцев на руках и ногах у трех человек. Племя называло себя Внуками Горы, Детьми ее считая Вождя и Шамана, которые жили в отдельных пещерах.

Имена у Вождя и Шамана были простые и понятные каждому. Первого звали Сокрушай, второго — Шито-Крыто. Кстати говоря, и двух предыдущих вождей звали также понятно — Укрощай и Колошмат.

Племя поклонялось Духу Горы, приютившей их, — Тарараму. Это был дух капризный и жестокий: чуть что, гневался и побивал людей камнепадом или, если дело было зимой, снежной лавиной, а иногда тем и другим — в зависимости от прегрешения. Разговаривать с Духом Горы мог только шаман Шито-Крыто, настолько косматый, что глаз его никто и никогда не видел.

Боялись же они Бабая — Духа Темных Закоулков, Пещерных Колодцев и Подземелий. А еще — Духа Леса, Духа Воды, Духа Огня и многих других.

Чем занимались Внуки Горы? Охотились на Зверей, ловили Рыбу в Реке и Озерах, шили одежды из шкур, делали из кремня ножи и наконечники для копий, собирали в лесу корешки, которые ели, рискуя отравиться, лепили из глины горшки, лупились на вершину Горы, гадая о ее настроении, хвастались удачной охотой, болели, ссорились, мирились…

Сама же история не столько о племени, сколько об одном человеке по имени Дум. Так его называли за то, что он был выдумщик.

Дум придумал кучу полезных вещей. Например, он изобрел Первую Пуговицу. Это была палочка на веревочке-сухожилии. Звериные шкуры, которые носили на себе Внуки Горы, стали застегиваться! За прошедшие тысячелетия пуговицы, конечно, изменились, но до сих пор они все еще похожи на Первую Пуговицу Дума.

После Пуговицы Дум придумал Подошву, за ней — Пояс, за которым удобно держать нож и другие охотничьи орудия.

А еще одним его изобретением было Рукопожатие. До этого Внуки Горы хлопали друг друга по правому плечу, и чем сильнее, тем, считалось, дружелюбнее.

И вот Дум предложил пожимать, здороваясь, руки. Правда, не все племя приняло новинку. Хлопуны ссорились с рукожатниками, доказывая преимущества своего способа здороваться. Хлопуны так горячились, что после каждого приветствия один из них падал наземь. Двое даже подрались, потому что, распалясь, заехали друг другу по скуле и по носу.

Это-то и убедило косматого Шито-Крыто признать Рукопожатие. Новый способ здороваться, сказал он, безопасен и не причинит вреда племени. Рукопожатие было принято и существует, как вы знаете, до нашего времени.

Шаман решил, что при случае может выгодно обменять приветствие на что-нибудь новенькое у соседнего племени, выдав его за свое, что он вскорости и сделал. Обменял Рукопожатие на «Во!» Что такое «Во!»? Это когда о чем-то понравившемся говорят «Во!» и показывают большой палец. «Во!» распространилось в племени за один день. В этот день всё было у них «Во!» И все славили Шито-Крыто за его изобретение, говоря и про него «Во!» А Вождь, про которого тоже сказали «Во!», наградил шамана большим куском мяса.

Как вы уже поняли, Шито-Крыто и Дум были в племени конкурентами.

В отличие от Дума шаман изобретал вещи вовсе пустяковые. Например — слюнить палец, прежде чем поймать на себе блоху. Об этом до него знали даже малые первобытные дети! А однажды он строго-настрого повелел всем не плевать против ветра, ибо открыл: плевок незамедлительно возвращается…

Еще он придумал: трясти головой при звоне в ушах; чесать меж лопаток большим пальцем, а не всей пятерней; наступив случайно на первобытного ежа, не пинать его в отместку босой ногой…

И вот с некоторых пор Шито-Крыто стал поглядывать на Дума с подозрением. Он не знал, что еще придет в голову этому парню, и боялся очередного изобретения, могущего поколебать его шаманский авторитет.

А Дум появился перед племенем с еще одной новинкой! Он придумал Зонт! Большой-пребольшой лист лопуха — тогда они были в два-три раза больше теперешних — надел на сухую палку-раскоряку и прошелся, накрывшись Первым Зонтом, перед пещерами во время дождя. Кто хлопал в ладоши, кто хмурился, не зная, что и подумать, кто качал головой, кто удивленно моргал.

На шум вышел из своей пещеры шаман. Он увидел Дума под Зонтом и, как многие, покачал головой. Потом собрал племя вокруг себя и произнес горькую-прегорькую речь.

— Итак, мы дожили уже до Зонта. Это то, чего нам остро не хватало. Все остальное у нас уже есть: вдоволь пищи, орудий труда и орудий защиты, лекарств… Мы приручили диких животных, и саблезубые тигры и пещерные медведи больше не отрывают нам головы. Мамонты и шерстистые носороги нянчат наших детей. А первобытные коровы сами приходят к нам, чтобы напоить нас молоком. А мы встречаем их, прохлаждаясь под Зонтом, который придумал Дум, и говорим им: ах, как вы нам надоели! Нам хотелось бы не молока, а чего-нибудь другого. Мороженого, например…

Тут надо сказать, что шаман говорил больше жестами, чем словами (слов тогда было все же немного), и речь Шито-Крыто походила на выступление теперешнего мима и одновременно переводчика устной речи на язык глухонемых.

— Кому нужен твой Зонт, Дум! — воскликнул Шито-Крыто. — Нам ли, первобытным, беспокоиться, что дождь нас помочит немного?! Что смоет с нас лишнюю грязь?! Ты опережаешь ход цивилизации, Дум! Зонт преждевремен, он может породить ненужные нам качества! Хочешь знать какие? Зябкость, изнеженность… что еще? Стремление угнаться за модой. Посмотри на наших женщин, Дум! Некоторые из них, вместо того чтобы заниматься делом, уже обзавелись Зонтами и ревниво поглядывают друг на дружку — у кого Зонт лучше, кто как его держит. Теперь я должен буду бороться с нововведением, ломать голову над тем, чьими происками это назвать — пещерного ли черта, которого, как ты знаешь, зовут Бабаем, или испытанием, что послал нам Дух Горы Тарарам. Нет, Дум, так не пойдет! Либо ты будешь показывать мне первому каждое новое изобретение и спрашивать совета, либо мы распрощаемся. Я прогоню тебя туда, где тебя не спасет даже твоя легкомысленная голова! Да, мысль твоя легка, как птица, Дум, но эта птица не всегда знает, куда лететь. Я кончил, мне пора приниматься за Зонты — видишь, их все больше…