— Зверюги хреновы, — ругнулась она, вставая и разминая ноги.

Тони бросил ей халат, она надела его и застегнулась.

— И это все? — возмутился Гаффи, грызя сигару.

— За две сотни баксов хотя бы за задницу пощипать дали.

Тони вывел девушку из номера, оттесняя оптиков плечами. Дверь за ним и Фисбой захлопнулась.

— Грабеж какой–то, — пробурчал Гаффи.

Посередине комнаты оставался пустой шар.

Хью Коллинз протиснулся сквозь толпу в коридор и побежал за Фисбой и Вакуххи.

— Постойте, — задыхаясь, сказал он, догнав их.

— В чем дело? — сухо спросил Тони, в то время как Фисба извергала беспрерывный поток ругательств. — Повеселились, за что заплатили — то и получили.

— Подождите. То есть дайте мне минутку поговорить с ней наедине, — сказал Коллинз.

— Что вы хотите сказать ей? Говорите при мне. Ну же, всю ночь, что ли, будем тут торчать? Мне вытереть ее надо.

— Я тут подумал… — Коллинз смотрел на нее с мольбой. — Ну, знаете насчет номера где–нибудь в мотеле. Последняя же ночь.

— Надо же какой! — сквозь зубы бросила Фисба и вышла с Вакуххи на улицу.

Униженный, Коллинз, крадучись, вернулся в номер Гаффи.

В номере стоял озабоченный гул. Некоторые хотели пойти на улицу и продолжить веселье там, другие уже готовы были бросить все это и разъехаться по домам. Один вызывал по телефону такси. У него были знакомые в одном таксопарке, которые якобы могли всем скопом отвезти их во вполне сносный публичный дом.

Гаффи осматривал пустой шар.

— Посмотрите–ка какого он размера, — сказал он Коллинзу. — Сюда можно пару сотен фунтов чего–нибудь запихать.

— Чего, например? — равнодушно спросил Коллинз.

— Да чего угодно. Слушай, кажется, у меня есть обалденная идея… — Он потащил Коллинза к шару. — Вот, его ведь можно заклеить — ну, может, и будет протекать, но совсем немного.

Он поставил часть оболочки на место, закрыв проем, сквозь который влезала и вылезала Фисба.

Оптики собирались вокруг них послушать, что происходит.

— Старая добрая водяная бомбочка, — сказал Гаффи, ударив кулаком о ладонь. — Чмок, прямо с крыши — и сваливаем отсюда!

— Черт подери! — отреагировал Коллинз, надеявшийся спасти хоть что–то из своих рухнувших планов.

— Да, большая ядерная бомбочка. От нее они тут живенько проснутся. Блин, через пару часов или самое позднее завтра нас туг не будет. Ну что, ради старых времен?

На них нахлынули чувства — в этот час прощания с товарищами они остро ощутили свою общность. Они не увидятся еще целый год — до пятьдесят седьмого. За год так много может измениться. Ах, эти узы старой дружбы.

— Хлопнем дверью напоследок, — сказал Гаффи. — Правильно? Чтоб запомнили. «А, это было в пятьдесят шестом, когда ребята сбросили с крыши шар — помните ту ночь в пятьдесят шестом году?» Парни, а ведь эта добрая старая ночка как раз сейчас на дворе!

Так оптики творили историю своих конгрессов. Это была веха в летописи их приключений.

— И чем ты собираешься его наполнить? — спросил Коллинз. — Где мы среди ночи наберем двести фунтов дерьма?

Гаффи засмеялся.

— Давайте начнем. Делового. Вся проблема в том, что у вас, ребята, не хватает воображения.

Они притащили пепельницы, несколько маленьких настольных ламп, туалетную бумагу из ванной, пару старых туфель, банки из–под пива, бутылки и свалили их в шар. И это было только начало.

— Давайте вот как поступим, — сказал Гаффи. — Идем на улицу и собираем всякий хлам, все, что влезет сюда. Банки, жестянки, что на глаза попадется. Возвращаемся через двадцать минут. — Он засек время на своих часах. — Идет?

Через двадцать минут оптики начали вразброд вваливаться в номер: кто провел отведенное время без толку, кто успел набраться еще больше, чем когда уходил, а кто шел с поклажей.

Во все еще работавшем супермаркете они купили несколько дюжин яиц, упаковок молока, лежалых овощей. Из аптеки прихватили жестяных мусорных корзин, набор дешевых тарелок, несколько пустых картонных коробок. Один из оптиков притащил с угла улицы помойный бак. Другой привез на машине ведро с отбросами из–под дверей запертого ресторана.

Они запихнули все это добро в шар. Еще оставалось место.

— Воды, — сообразил Гаффи. — В ванную.

Они покатили шар в ванную. Им удалось подвинуть его достаточно близко к крану, чтобы заполнить оставшееся место водой. Отяжелевший дырявый шар перекатывался по ванной. Из отверстий, сквозь которые дышала Фисба, хлестали фонтанчики.

— Быстрее! — скомандовал Гаффи.

Оптики, ворча и потея, выкатили шар из комнаты и стали толкать его к лестнице. Там они подняли его и медленно вытащили на верхний этаж гостиницы. Дверь на крышу оказалась незапертой, они поставили шар на битумное покрытие и подкатили его к краю.

Под ними раскинулась улица с неоновыми вывесками, машинами и пешеходами.

Потерев склизкие от воды, яиц и молока руки, Гаффи скомандовал:

— Ну что, парни, поехали!

Приподняв увесистый, набитый мусором шар над ограждением, они отпустили его.

— Разбегаемся! — крикнул Гаффи, и оптики, не дожидаясь результата, кинулись вниз по лестнице.

И вот они уже протискивались через черный ход гостиницы и мчались на стоянку, к своим машинам.

Людвиг Гриммельман в своей чердачной комнате на третьем этаже чувствовал, как что–то движется в ночи, и понимал, что ему не ускользнуть от врагов. От реальности не убежать.

Сердцем он чуял, что рано или поздно схватят всех, схватят и его. Он окажется у них в лапах, ему не спастись. Он приблизил глаз к щели, чтобы посмотреть, что происходит на темной улице. Ему виделись неясные формы и тени, движущиеся объекты. На другой стороне улицы кто–то стоял — Гриммельман знал, что он на крючке у мистера Брауна из ФБР. Мистер Браун поджидал его там, во мраке. Мистер Браун поймал его и собирается уничтожить. Людвигам Гриммельманам нет пощады.

Он–то считал, что, откладывая, медля и отсрочивая, он что–то выигрывает. В этом была его ошибка. Ничего он не выиграл — теперь он у них в руках, вернее, чем когда–либо. Они не удовольствуются ничем, кроме ликвидации Гриммельмана, всех его надежд и страхов. А он не был готов к тому, чтобы отдать им это. До сих пор он прятался и сейчас не собирается сдаваться. Он не капитулирует только из–за того, что его положение безнадежно.

Те, кто встречался с ним, и те, кто за ним следил, считали его шизиком, но это было не так, и мистер Браун знал это. Мистер Браун искал его и нашел, для этого ему потребовалось немало времени. На шизиков так много времени не тратят. Но мистер Браун никому ведь не скажет, вот в чем еще штука.

Гриммельман надел свою черную шерстяную шинель, ботинки десантника и нажал на кнопку аварийной сигнализации, спрятанную под углом его рабочего стола. Передатчик войск связи, купленный на армейской распродаже, послал закодированное сообщение. Джо Мантила, получивший его в своей комнате в глубине родительского дома, знал — теперь пора.

Оставалось только бежать. Важные бумаги, газеты, карты, вырезки Гриммельман уже уничтожил. Оставив в комнате свет — чтобы сбить с толку мистера Брауна, он открыл боковое окно, выбросил в него канат и через секунду уже проворно спускался. Когда его ноги коснулись земли, он отпустил канат, и тот втянула обратно на чердак специальная пружина.

Ночь выдалась темная. Он чувствовал невидимое движение, ощущал, как что–то приходит и уходит, как носятся в воздухе сигналы.

Перебравшись через забор, он спрыгнул на лужайку и побежал по дорожке, сгорбившись и оглядываясь — не преследует ли его мистер Браун.

Его никто не заметил. Он тенью перескакивал через заборы, бежал вдоль домов, по газонам, проносился сквозь дворы, крался, снова пускался бежать, лез куда–то, постепенно выбираясь в промышленную зону. Он остановился, чтобы отдышаться, и оглянулся, всматриваясь во тьму. Потом продолжил свой путь. Черная шинель вздымалась, ботинки шлепали по асфальту. Мимо проехала машина, фары ослепили его, и он спрятался за припаркованным грузовиком. Неужели это они? Заметили? Он побежал снова, юркнул на подъездную аллею и перепрыгнул через забор.