— Да нет, не особенно.

— Хочешь… — повел он рукой.

Она бросила взгляд на Арта.

Поморщившись, Боб сказал:

— Как насчет того, чтобы поехать в «Скобис»? Там Ральф Саттон[81] играет. Посидели бы часок.

— Можно, — согласилась она.

— Тогда поехали.

— Ты ведь не можешь с нами? — обратилась она к Арту. — У тебя потребуют предъявить документ.

Всматриваясь в Арта, Боб Посин спросил:

— А я ведь, кажется, видел тебя на станции после обеда? Часа в четыре?

— Арт слушает «Клуб 17», — пояснила Пэт. — Во всяком случае, слушал. До скандала.

— А, понятно, — кивнул Боб. — Ну что, поехали? — и предложил Арту: — Тебя куда–нибудь подвезти?

Арт достал из кармана куртки складной нож, который он прихватил из кучи оружия на чердаке. Пэт увидела сверкнувшее лезвие.

— Боб… — едва слышно, сдавленным голосом произнесла она и подняла руку, как бы ставя преграду. — Поезжай. Я никуда не хочу.

— Как это? — Он открыл и тут же закрыл рот, не находя слов от раздражения. — Что такое, черт возьми, между нами произошло?

— Поезжай, поезжай, — сказала она. — Пожалуйста.

И она снова пошла к дому.

— Ничего не понимаю, — сказал он и, покачав головой, сделал шаг с тротуара к машине. — Ты точно не заболела?

— Точно, — сказала она. — Все хорошо. Увидимся завтра на станции. Пожалуйста.

Сжимая рукоятку, Арт двинулся вслед за Посином. Он никогда еще не носил с собой такого большого ножа, а в действиях Организации это оружие было ни к чему. Не зная, насколько близко нужно подойти для удара (на то, чтобы метнуть нож, его не хватало), он шагнул к Посину, открывавшему дверцу машины, и остановился. Складки спортивной куртки скрывали оружие. Пэт стояла в дверях дома, закрыв лицо рукой, и наблюдала за происходящим через полуразведенные пальцы.

— Рад был с тобой познакомиться, парень, — с кислой миной процедил Боб Посин. — Думаю, увидимся.

Арт ничего не сказал. Он не знал даже, смог ли бы он что–нибудь выговорить. Горло у него сдавило, он едва дышал.

— Ну, спокойной ночи, — попрощался Боб Посин, захлопнул дверцу, пролез за руль и помахал Пэт.

— Спокойной ночи, — ответила она.

Боб Посин уехал.

Подойдя к ней, Арт сказал:

— Чем хочешь заняться?

Он сложил нож и спрятал его в карман. Под его весом карман куртки оттопырился, а пола провисла.

— Ничем, — почти беззвучно произнесла Пэт.

— Давай войдем, — предложил он.

Они поднялись по лестнице к ее квартире. Отперев дверь, она спросила:

— Что бы ты сделал с ним?

— Мне просто хотелось избавиться от него.

— Ты бы что–то с ним сделал?

Он закрыл за собой дверь.

— Я помолвлена с ним, — сказала она. — Я выхожу за него замуж.

— Ну и что? Мне–то какое дело?

Он отошел от нее, раздраженный и злой.

— Во что же я влипла! — воскликнула Пэт высоким дрожащим голосом.

Она ушла на кухню и, сжав руки, встала у раковины. Лицо ее было бледно.

— Разрешишь остаться на ночь? — спросил он.

— Я… нет, наверно, нет.

— Но почему?

Она повернулась к нему.

— Ты спятил. Ты ничем не лучше своего чокнутого дружка. И угораздило же меня с тобой спутаться! Боже. — Она закрыла лицо руками. — Сбрендивший мальчишка. Какого черта меня с Джимом занесло к вам! Но что толку его винить.

— Я просто хочу остаться, — сказал он. — Что тут такого? Мы ведь уже с т–т–тобой…

— Послушай… — Она направилась было к нему, но, передумав, подошла к стулу. Сев, она сказала: — Я устала, я неважно себя чувствую, и я ни за что не смогу повторить прошлую ночь. А ты что, готов начать все сначала? — Она глубоко, с дрожью вдохнула. — Я ведь всего лишь хотела сходить за бутылкой. Да я даже и идти не хотела, я надеялась, что ты сходишь.

Вдруг она встала.

— Оставайся, если хочешь, — сказала она. — А я уйду.

Не оглядываясь, она направилась к двери.

Он догнал ее, схватил за плечо и с размаху ударил в глаз. Не издав ни звука, Пэт, раскинув руки, повалилась, упала на стену и осела на пол, ударившись головой. Глаза ее были закрыты, одна рука подогнулась, ноги вытянулись. Из раскрывшейся сумочки высыпались на ковер губная помада, карандаши, зеркальце. Его немного удивило, что ее оказалось так легко сбить с ног. Он поднял ее и отнес на диван.

Ее обмякшее тело было неподвижно, она потеряла сознание. Как только Арт отпустил ее, она подалась вперед, подбородок уперся ей в ключицу, на лоб упали локоны темных волос. У глаза начинало набухать — будет синяк. Когда Арт был маленьким, отец несколько раз избивал его мать. Однажды она ходила с подбитым глазом целую неделю. Стоя у дивана и глядя на Патрицию, он вспомнил, как один раз соседи вызвали полицию. Не проходило и месяца, чтобы родители не погрызлись.

Патриция пошевелилась и простонала. Подняв руку, она поднесла ее ко лбу, хотела пощупать глаз.

— Не трогай, — посоветовал он.

Наконец она открыла глаза. Они были стеклянными, пустыми. Казалось, она не видит его. И так длилось долго.

— Тебе что–нибудь нужно? — спросил он.

Глаза ее все еще смотрели в никуда. Из носа потекло. Он наклонился и вытер его указательным пальцем. Потом отправился на кухню и набрал в полотенце кубиков льда, чтобы сделать компресс. Когда он вернулся, она уже пришла в себя. Приподнявшись, она сидела, закрыв лицо руками.

— Боже мой, — произнесла она дрожащим, едва слышным шепотом.

Он сел рядом с ней и приложил полотенце со льдом ей к глазу. Через некоторое время она взяла его сама.

— Ты ударил меня? — сумела спросить она.

— Да, — сказал он. — Т–т–ты собиралась удрать.

Она откинулась назад и неподвижно лежала. Оба молчали.

— Арт, — наконец сказала она.

— Что?

Она положила компресс на подлокотник дивана.

— Арт, нельзя бить женщину.

Он промолчал.

— Принеси мне зеркало, — попросила она. — Пожалуйста. Из ванной.

Взяв у него зеркало, она осмотрела лицо, потрогала, надавила на глаз.

— С–с–синяк будет, — сказал он.

Она положила зеркало.

— Как ты мог ударить женщину?

— Ты собиралась уйти.

— Меня никогда в жизни не били. Поверить не могу. — Она приподнялась, села и отодвинулась от него. — Нет, не могу в это поверить. Господи, Арт, ты ударил меня.

Она в изумлении смотрела на него, не отводя взгляда.

От неловкости он встал и стал расхаживать по комнате.

— Не понимаю, как ты мог, — сказала она. — При мне никто никогда не ударял женщину. Разве такое вообще бывает?

Она снова взяла полотенце со льдом и приложила к глазу. Все с той же дрожью от невозможности поверить, она допытывалась:

— Неужели ты на это способен? А жену ты бил? Или это уже вошло в привычку?

— Нет, — сказал он.

— О боже! Боже мой, — только и смогла произнести Пэт.

Она проснулась от звонка будильника. Неясные формы спальни серели в свете раннего утра. Она с трудом приподнялась, нашла будильник и выключила звонок.

У нее все болело, ныли все мышцы, все суставы. Поморщившись, она застыла в неподвижности — было такое чувство, как будто переломаны ребра. Потянувшись вниз, она помяла рукой живот. К коже было больно прикасаться. Они не останавливались всю ночь. Сбросив одеяло, она приложила руку к лицу — кожа вокруг глаза опухла и затвердела.

Рядом, зарывшись лицом в одеяло, спал Арт Эмманьюэл. Первые лучи солнца совсем осветлили, дочиста омыли его белокурые волосы.

Встать у нее не было никаких сил. Она как села, так и сидела на кровати, не трогая больше синяк, стараясь не думать о нем. В восемь часов она наконец выскользнула из постели, накинула халат и доковыляла до ванной. Болели даже подошвы. Все в ней пересохло, стало хрупким, отказывалось слушаться. Как высохший кукурузный початок, подумала она о себе.

В ванной она осмотрела в зеркале глаз. Кожа вокруг него была иссиня–черной и распухла так, что он почти закрылся. Она смочила глаз холодной водой, и он затянулся совсем. Ей стоило большого труда приоткрыть его. Глаз невыносимо жгло. Так вот каково это, подумала Пэт. Теперь она знает.