— Послушай меня, — сказала Вирджиния.

Роджер смотрел на нее снизу вверх с постели, щуплый, хилый человек, не способный даже как следует ее рассмотреть.

— Наверное, я должна сказать тебе, что делать, — продолжала она. — Да? У тебя ведь не хватает ума самому о себе позаботиться.

Роджер сжал губы.

Обнажив нижние зубы, он спросил:

— Зачем ты мать притащила?

— Хотела, чтобы она была свидетельницей.

— Будешь подавать на развод?

— Нет, — сказала она. — Думала, может, Чику понадобятся свидетели.

Роджер напряженно смотрел на нее, упрямо выпятив подбородок, его губы безмолвно шевелились. Через некоторое время он спросил:

— Он знает?

— Нет, — ответила она.

Хмурясь и дрожа, он поразмыслил, прогоняя в голове череду возможных вариантов.

— Я не хочу, чтобы он пострадал, — сказала Вирджиния. — У меня нет желания разрушать его семью. Если бы он узнал про тебя, то развелся бы с Лиз и никогда больше не захотел иметь с тобой дела. О совместном бизнесе тогда можно будет забыть.

— Да, — пробормотал он.

— Я не скажу ему, — пообещала она.

Подняв голову, Роджер испуганно и в то же время с какой–то нелепой обидой смотрел на нее.

— Я не хочу, чтоб ты разрушал планы насчет совместного бизнеса, — сказала Вирджиния.

«Если у тебя будет такой партнер, как Чик Боннер, — думала она, — из тебя еще может что–то выйти. Можешь, в конце концов, чего–нибудь достичь. И для магазина это будет хорошо.

А иначе ты так и останешься слабонервным хиляком, который валяется под простыней без очков. Мне этого мало. Мне нужно больше. Я отдала свою жизнь, работу и настаиваю на том, чтобы меня хоть как–нибудь вознаградили.

Остаться с пустыми руками не входит в мои планы».

— Послушай меня, — сказала Вирджиния. — Я хочу, чтобы ты переписал магазин на мое имя.

Он смотрел на нее снизу вверх, испуганно ухмыляясь.

— А когда мы подпишем с Чиком документы, — продолжала она, — я хочу, чтобы его часть была записана не на них обоих, а только на его имя. Не хочу, чтобы имя Лиз фигурировало где–нибудь в бумагах. — «Хочу иметь то, что я заслужила», — подумала она. — Как тебе такой план?

Роджер продолжал слабо ухмыляться, качнул головой сначала в одну, потом в другую сторону.

— Ну ладно, — сказала она.

«Добился, чего хотел, — мстительно подумала она, — теперь получаешь по заслугам. Сам на себя это навлек. Сам виноват».

— Одевайся, — резко скомандовала она. — Вылезай из этой постели, хватит.

Большим пальцем он потянул к себе одежду, взял рубашку, стал внимательно перебирать свои вещи. Потом сел и наклонился вперед, собрал все на коленях, перевалил на простыню.

— А что касается тебя, — сказала Вирджиния, повернувшись к нему спиной, чтобы не смотреть на него, — можете вытворять с ней все, что угодно. Только тихо.

Не отвечая, он продолжал возиться с одеждой. Она слышала шорох.

«Только меня этим не беспокой, — думала она. — Чтоб этого не было в моей жизни. У меня есть ребенок, он учится в школе, получает то образование, которое ему нужно, и очень скоро у меня будет работа. И я не хочу, чтобы меня беспокоили. У меня нет на это времени».

Пока он одевался, она прохаживалась по комнате. Верхний ящик комода был приоткрыт, и она выдвинула его, чтобы посмотреть, что там внутри. Там лежало множество цветных шарфов, а на них — коробочки с серьгами. С ними соседствовала настенная фаянсовая поделка — лицо красноносого ирландца в цилиндре, с топорщащимся галстуком. Наверное, кто–то ей подарил. Презент. А она сунула его в ящик комода, спрятала. Может, это его подарок. Она выдвинула второй ящик. Он был заполнен нижним бельем. Ее внимание привлек уголок плоской коробки. Она вынула ее и обнаружила, что это диафрагма и тюбик спермицида.

Пораженная, Вирджиния сказала:

— Посмотри — она ее не надевает. Так и лежит в комоде.

Она повернулась и показала ему коробку.

— У нее еще одна есть, — сказал Роджер. Он пришибленно стоял у кровати в брюках и расстегивал рукава рубашки. — Два комплекта.

— Вот оно что.

«Один, значит, чтобы Чика дурачить. Один лежит в ящике комода. И второй, — думала она, — чтобы носить весь день. Круглые сутки, куда ни пойдет. На всякий случай».

Вирджиния положила коробку обратно в комод и задвинула ящик.

— Какой отвратительный образ жизни, — сказала она.

Он притворился, что занят рубашкой.

— Тебя это не волнует? — спросила она.

Ответа не последовало.

— Ты не брезгливый.

И снова он не ответил.

— Я бы обеспокоилась, — сказала она.

1 мая 1953 года новый магазин открылся. С шести до десяти часов вечера проводился день открытых дверей: женщинам раздавались гардении, бесплатно фотографировали детей, всех угощали кофе с печеньем. Каждый вошедший в «Эл энд Би Эпплаенс Март» получал билет грандиозной лотереи, в которой разыгрывались комбинированные телевизоры, миксеры «Миксмастер», электроутюги, бритвы «Санбим». Целую неделю установленные у бордюра прожекторы взрезали небо лучами света, а в субботу вечером появились несколько игроков бейсбольной команды «Лос–Анджелес Эйнджеле», которых выставили на всеобщее обозрение на освещенной сцене вместе с нанятым для церемонии открытия оркестром музыки кантри из десяти человек.

Новое название, «Эл энд Би Эпплаенс Март», выбрали, чтобы задать жару старине Джону «Мак» Бету и его «Центру бытовой техники». Магазины конкурировали на одном рынке.

У «Эл энд Би Эпплаенс Марта» был длинный фасад — сплошная витрина. Раньше в этом здании размещался гастроном. От своих знакомых в розничной продуктовой торговле Чик Боннер прослышал, что оно продается за бесценок. Эрл Гиллик привез свою команду, которая принялась за полную реконструкцию здания. Стекло поставили наклонно, чтобы прохожим не бил в глаза отраженный свет. Вывеску не стали крепить к зданию, как это делалось в старые времена — вместо этого прямо на стену, одну отдельно от другой, наклеили буквы названия. На углу, где Гиллик пробил широкий вход, установили вертикальный неоновый щит по проекту Чика Боннера, одобренному Вирджинией Линдал. Двери поставили двойные, из сплошного стекла, только ручки были из пластмассы и меди, да посередине двери справа была щель для почты. Вход был сделан с небольшим уклоном. Снаружи магазин покрасили в бледно–зеленый цвет, цвета для интерьера подобрали тоже пастельные. Встроенные светильники дневного света выбирал Роджер Линдал. В здании работала новая система кондиционирования воздуха, а зимой оно отапливалось трубами, проложенными под полом из полиамидной плитки, по которым бежала в разных направлениях горячая вода. Позади здания построили невидимую покупателям высокую платформу для получения товара и погрузки нескольких грузовиков фирмы. Работало при магазине и складское хозяйство.

К лету 1954 года стоимость реконструкции начала окупаться. Аудиторы предсказывали, что огромные первоначальные затраты в конечном счете оправдаются.

Как–то утром в среду в октябре 1954 года стеклянные двери магазина открыл своим ключом дежурный администратор Херб Томфорд и вошел внутрь. На улице старательно занимался своей работой мойщик окон. Томфорд помахал ему рукой. Тот помахал в ответ.

«Доброе утро», — сказал Томфорд про себя.

Он включил систему кондиционирования и верхний свет. «Я сегодня первый, — подумал он. — Какой я молодец». Поднявшись на административный этаж, он повесил пальто в шкаф. Потом подвинул стул к одному из столов и занялся сортировкой окончательных вторничных ярлыков.

Хозяев еще не было, и он не мог открыть сейф, чтобы взять деньги для касс. Ему всегда неудобно было находиться в магазине до того, как вынесут деньги: а вдруг кто–нибудь придет и захочет что–нибудь купить? Что ж, дам сдачу мелочью, хоть тонну. Спустившись, он открыл первую кассу и намотал ленту, чтобы она читалась. Пока он этим занимался, к въезду на их стоянку подкатила машина миссис Л, резко развернулась и встала на персональное место.