— Вот непруха. А Леммингу вашему передайте, что можно и народных песен в репертуар подбавить.

С присущей ему степенной основательностью Туини отвернулся от блондинки. Она по–прежнему стояла и улыбалась, готовая встать и уйти с ним вместе.

— Может быть, — произнес Туини тоном, который был так хорошо знаком Мэри Энн, — вы приведете его ко мне? Я буду дома сразу, как закончу второе отделение.

— Договорились, — и она слегка колыхнула бедрами — весьма заметный победоносный вал. Затем пихнула своего по–прежнему сидящего спутника: — Пойдем.

— Мой адрес… — церемонно начал Туини, но Нитц его перебил.

— Я их провожу, — сказал он и заговорщицки пнул Мэри Энн под столом. — Я схожу с вами; хочу взглянуть, что это за птица.

— Будем счастливы вас видеть, — ответила блондинка.

— Секундочку, — начал Тафт Итон. — Пол, довольно странно слышать, что ты собираешься уходить.

— Я ему аккомпанировать не нанимался, — отрезал Нитц. — Я играю между выступлениями. Пусть споет какой–нибудь стомп[115] или песню каторжников.

— А можно мне с вами? — в горестном порыве попросила Мэри Энн. Она не хотела оставаться за кадром; она была не в силах помешать сближению Туини с блондинкой, но, по крайней мере, могла при этом присутствовать.

— И моя девочка, — заявил Нитц, поднимаясь, — я ее тут не оставлю.

— Приводите и ее. — Блондинка уже двигалась к входной двери.

— Вот и вечеринка, — пробурчал ее спутник, поглядывая на Нитца с Мэри Энн. — Может, еще каких друзей захватите?

— Не груби, — сказала блондинка, притормозив рядом с Туини. — Меня зовут Бет, а это мой муж Дэнни. Дэнни Кумбс.

— Очень приятно, — сказал Туини.

— Ты не можешь уйти, — упрямо твердил Тафт Итон, — кто–то здесь должен хоть что–то делать.

— Я никуда не ухожу, — ответил Туини, — я же ясно сказал. Вот спою второе отделение, тогда пойду.

Нитц положил руку на плечо Мэри Энн.

— Не вешай нос, — сказал он ей.

Мэри Энн, засунув руки в карманы, угрюмо плелась за Кумбсами.

— Не хочется идти, а надо.

— Все перемелется, — сказал Нитц.

Он открыл перед Мэри Энн обитую красной кожей дверь, и она ступила на тротуар. Кумбсы уже усаживались в припаркованный «Форд».

— Мы этому парню устроим веселую жизнь.

Он забрался на заднее сиденье и помог сесть Мэри Энн. Приобняв ее в утешение, он полез под пиджак и достал стакан с выпивкой.

— Готовы? — весело спросила Бет через плечо.

— Полный вперед, — сказал Нитц, откинулся назад и зевнул.

Глава 9

Когда они прибыли к Кумбсам, никакого Чада Лемминга в квартире не обнаружилось.

— Он в ванной, — сказала Бет, — моется.

Из ванной и правда доносился шум воды.

— Через пару минут выйдет.

Квартира состояла из громадной комнаты с роялем, двух крошечных спален и кухни величиной с горошину. Ванная, где засел Лемминг, располагалась через коридор; ею пользовались не только Кумбсы, но и семья этажом ниже. Стены были испещрены репродукциями — в основном Эль Греко и Гогена. Весь пол, кроме дальних углов, был покрыт серо–зеленой плетеной циновкой. Занавески были холщовые.

— Вы актриса? — спросила Мэри Энн у Бет.

— Нет. Раньше была.

— А почему бросили?

Бросив взгляд на Кумбса, Бет проследовала на кухню и занялась напитками.

— Переключилась на музыку, — ответила она. — Что вы будете пить?

— Бурбон с водой, — отозвался Нитц, шатавшийся по комнате, — если есть, конечно.

— А вы? — спросила она Мэри Энн.

— Да что угодно.

Она вынесла четыре бурбона с водой, и каждый из них по–своему неловко взял свой стакан. Бет сбросила жакет, обнаружив зрелую раздавшуюся фигуру. Она осталась в футболке и слаксах. Глядя на нее, Мэри Энн задумалась о собственном маленьком бюсте. Ей стало интересно, сколько Бет лет.

— Сколько вам лет? — спросила она.

Голубые глаза Бет расширились от смущения.

— Мне? Двадцать девять.

Мэри Энн была удовлетворена и закрыла тему.

— А это ваш рояль?

Она подошла к инструменту и наугад нажала несколько клавиш. К роялю она прикасалась впервые; его величественная чернота наводила на нее страх.

— А сколько они стоят?

— Ну, за «Безендорфер»[116], — сказала Бет (все это ее слегка забавляло), — можно отдать до восьми тысяч долларов.

Мэри Энн не знала, что такое «Безендорфер», но ничего не сказала. Кивнув, она подошла к одной из репродукций и принялась внимательно ее изучать. Внезапно в коридоре послышалось движение — Чад Лемминг возвращался из ванной.

Лемминг — стройный молодой человек в развевающемся хлопковом халате — пронесся через гостиную и исчез в спальне.

— Я сейчас выйду, — выпалил он, — секунду.

По голосу Мэри Энн приняла его за голубого. Она вернулась к изучению репродукции.

— Послушай, Мэри, — сказал Нитц, подойдя поближе. Бет и Дэнни Кумбс последовали за Леммингом в спальню, на ходу говоря ему, что петь. — Хорош гвозди в себя заколачивать. Не стоит того.

Сперва она даже не поняла, о чем он.

— Карлтон Туини, — продолжил он, — самодовольный позер. Ты же была у него дома, ты видела и кувшины масла для волос, и шелковые рубашки. И его галстуки. Ах, эти галстуки.

Очень тихо Мэри Энн произнесла:

— Ты завидуешь ему, потому что он большой человек, а ты — букашка.

— Я не букашка, и я говорю тебе правду. Он глуп, он сноб, он — фальшивка.

Мэри Энн оторопела.

— Ты его не понимаешь.

— Почему? Потому что я с ним не спал? Все остальное у нас было; я разглядел его душу.

— Как?

— Аккомпанируя ему в «Many Brave Hearts»[117], вот как.

Поколебавшись, Мэри Энн произнесла:

— Он великий певец. Нет, ты ведь так не думаешь. — Она покачала головой. — Давай не будем об этом.

— Мэри Энн, — сказал Нитц, — ты чертовски хороший человек, ты хоть сама это понимаешь?

— Спасибо.

— Возьми своего парня, того салагу, что тебя возит. Дейв–как–там–его.

— Дейв Гордон.

— Перекрои его по правильным лекалам. Он и так, в сущности, неплох, просто не дорос еще.

— Он тупой.

— Ты всем этим ребятам дашь сто очков вперед… вот в чем беда. Ты для них слишком взрослая. А сама такая мелюзга, что даже жалко.

Она бросила на него недовольный взгляд:

— Оставь свое мнение при себе.

— Тебе и слова не скажи. — Он взъерошил ей волосы, и она отпрыгнула. — Ты и для Туини слишком умная. Да мы все тебя не стоим. Интересно, кто ж тебя в итоге захомутает… наверное, не я. Куда уж мне. Закончится все каким–нибудь ослом; приткнешься к какому–нибудь громадине, эдакому буржуазно–респектабельному столпу, и будешь им восхищаться, верить в него. Почему бы тебе в саму себя не поверить?

— Отвянь, Пол, прошу тебя.

— Да ты хоть слушаешь, что я говорю?

— Я хорошо тебя слышу. Не кричи.

— Только ушами. Ты меня в упор не видишь, так ведь?

Нитц удрученно потер лоб.

— Забудь, Мэри. Я устал, раскис и несу какую–то околесицу.

Тут Бет подскочила к ним, вибрируя пышной грудью и возбужденно сверкая глазами:

— Чад будет петь. Всем заткнуться и слушать!

В комнату зашел молодой человек — стрижка «ежиком», очки в роговой оправе, галстук–бабочка под выдающимся кадыком. Просияв улыбкой, он взял гитару и начал свой монолог и песню.

— Ну, друзья, — весело произнес он, — полагаю, вы все читали в газетах, что бюджет теперь будет составлять президент. Вот песенка на злобу дня — надеюсь, вам понравится.

Он тренькнул–бренькнул на гитаре и начал.

Мэри Энн бродила по комнате и рассеянно слушала, разглядывая репродукции и мебель. Песня как будто звенела металлом, сверкала и искрила, вливаясь в уши присутствующих. Мэри Энн поймала несколько фраз, но общий смысл от нее ускользал. Ей, собственно, это было неважно; ее не интересовал ни Конгресс, ни налоги. Никого подобного Чаду Леммингу она еще не видела, но это впечатление сразу же притупилось; ее ум был закрыт, и у нее хватало своих проблем.

вернуться

115

Стомп — род джазовой музыки с притопами и прихлопами.

вернуться

116

«Безендорфер» (L. Bosendorfer Klavierfabrik GmbH) — австрийская фирма, производящая фортепиано, которые считаются одними из лучших в своем классе.

вернуться

117

Много храбрых сердец» (англ.).