Вернувшись к своему «Меркурию», он посмотрел на карту. Так, можно выехать на федеральное шоссе 40 или 50 прямо у Восточного залива и оказаться в Рино через четыре часа. Продолжительность затянувшегося бейсбольного матча.
Времени было — он взглянул на часы — половина второго. Он мог попасть в Рино до восхода. Однако лучше соснуть пару часов в машине, чтобы был уже дневной свет, когда он доберется до Сьерр. Затем, прибыв в Рино, заехать домой к какому–нибудь приятелю, чтобы помыться, побриться и переодеться в чистую рубашку, может, и позавтракать задаром, а потом заскочить в БПЗ и поговорить с Эдом фон Шарфом.
Заведя «Меркурий», он двинулся по направлению к Оклендскому мосту через Залив.
Шоссе через долину Сакраменто было таким широким и ровным, как только можно пожелать. Он не без удовольствия пронесся между полями, а потом наконец выехал на узкий мост, построенный не над водой, но над милями тростниковых зарослей. Металлические ограждения моста отзывались шумным эхом, и из–за этого звука, равно как его близости, он чувствовал напряженность. Эту часть пути он проделал в темноте, но теперь, на въезде в Сакраменто, небо на востоке начало белеть. Если он хотел проехать здесь, прежде чем межштатные перевозчики, огромные прицепы и грузовики, заблокируют дорогу всем и каждому, ему следовало поторопиться.
Но в центре Сакраменто, несмотря даже на пустынность улиц, он растерялся. Знаки «грузовой маршрут» указывали в разные стороны. В конце концов он оказался на ухабистых и затененных деревьями улочках, состоявших из лачуг и механических мастерских из рифленого металла. Могло ли здесь пролегать шоссе из Сакраменто? Он наткнулся на широкий переезд через железнодорожные пути, проехал по колее, проложенной в грязи, и по множеству узких улочек выбрался на двухполосное шоссе, по обе стороны которого стояли закрытые закусочные, фруктовые лотки и заправочные станции. Повернув влево, он проследовал по шоссе. Оно огибало холм, поднималось, и он увидел на обочине четыре грузовика, дизели которых грохотали, прогреваясь, а в кабинах горел свет. Грузовики готовы были вот–вот вернуться на дорогу. Водители проспали в них всю ночь, но сейчас проснулись и принялись за работу. Он прибавил скорость, следуя изгибам дороги.
Шоссе все время поднималось. Оно оставалось узким, но хорошо ухоженным. Фруктовые лотки исчезли, и взору открылась лесистая местность. Небо между тем становилось светлее. Оно сияло яркой белизной, и как–то раз, достигнув вершины подъема, он увидел то, что походило на горы.
Позже он въехал в городок, стоящий на склоне холма, на сваях, и выстроенный исключительно из дерева; он не видел ни камня, ни металла, лишь красноватую древесину, темную в сумерках раннего утра. Ничто здесь не шевелилось. Но едва выехав из этого городка, он увидел еще несколько грузовиков, содрогающихся от нетерпения вернуться на дорогу. Когда он встретится с группой таких же чудищ, уже находящихся в движении, было только вопросом времени. А после этого от него уже ничто не будет зависеть, придется следовать за ними по подъемам и спускам, через перевал и вниз по другой стороне, вплоть до самого Рино.
Теперь дорога резко забирала в гору. Лесистые поросли сменились настоящими сосновыми лесами, страной лесорубов. Трудно было поверить, что эта узкая дорога и есть главная магистраль, федеральное шоссе 40; что случилось с широкой четырехполосной ровной мостовой между Валлехо и Сакраменто? Это больше походило на некий альтернативный маршрут, маршрут штата или округа, предназначенный для лыжников и рыбаков, но не для межштатных перевозчиков. Дорожных знаков было немного. Землю с каждой из сторон сгребли в насыпи, из–за чего казалось, что дорога постоянно прорезает красноватую почву, вскидывая ее до самой крыши автомобиля. Время от времени, довольно часто, на глаза ему попадалось строительное оборудование, стянутое на обочину и укрытое брезентом.
Впереди появился задний борт грузовика, делавшего поворот; Брюс сбросил скорость, а потом обогнал его по встречной полосе. Первый, подумал он. А я еще не достиг вершины.
Сьерры вокруг него — он вынужден был поверить дорожной карте, что это именно Сьерры, — походили на курортную зону, которую портили узкие, как тропы, проселки, штабеля бревен, двойные колеи, оставленные тракторами и бульдозерами. Постоянно попадались груды мусора, состоящего в основном из бумажных тарелок и жестянок из–под пива, напоминая ему о множестве туристских домиков, едва–едва скрытых из виду соснами. К ним вела каждая из узких тропинок, протоптанных по земле. И он понял, что, когда доберется до вершины, ему предстанет озеро или два.
Центр Сьерр, подумал он. Как это угнетает. Дорога впереди поднималась совсем незначительно; собственно, он впервые не мог точно сказать, шла ли она по–прежнему в гору. Возможно, это был длинный, почти ровный спуск. Пологое поле справа вдруг отступило, и он увидел пару машин, съехавших на обочину. Вершина, решил он. Неожиданно обнаружилось, что у него все затекло, он замерз и ему необходимо отлить. Так что он съехал с дороги на широкую земляную обочину и заглушил двигатель.
В горах было тихо. Ни ветерка. Ни голосов. И поразившее его ощущение простора. Открыв дверцу, он на нетвердых ногах выбрался наружу. Сколько времени? Полвосьмого утра. И вот он здесь, вверху, один–одинешенек. Какая пустынная местность. По дороге мимо него пронеслась какая–то машина, яростно грохоча шинами. Ощущая судороги в каждой мышце, он побрел в сторону, сунув руки в карманы и чувствуя себя мерзейшим образом.
Это место не для меня, решил он. Нечто вроде всеобщей свободной парковки с деревьями. Он не ощущал, что находится на большой высоте. Но воздух был холодным, разреженным и пронизан дурным запахом. Пахло не сосновыми иглами или землей — этот запах был горьким, и у Брюса начало свербеть в носу. Он спотыкался о комья засохшей земли. Спустившись по куче грунта, он отыскал укромное местечко в кустах, помочился, а потом судорожными рывками проковылял обратно к машине.
Двигатель, наверное, не заведется, подумал он, захлопывая дверцу. На такой высоте автоматический дроссель всегда барахлит. Подумать только, проторчать здесь целую неделю… Но двигатель завелся.
Выждав, чтобы машина, шедшая следом, промчалась мимо, он снова выехал на дорогу и уже через несколько мгновений оказался на вершине следующего холма. Внезапно появившееся солнце, до тех пор прятавшееся за холмами и деревьями, резануло его по глазам. Ослепительный белый свет испугал его и ошарашил, так что он машинально затормозил. Ехавший сзади маленький пикап промчался мимо, увернувшись.
Об этом я забыл. То, что я достиг вершины на рассвете, означает, что теперь придется ехать прямо на солнце весь остаток пути. Он никогда не видел, чтобы солнце ранним утром было таким раздутым, таким огромным.
Вскоре он и в самом деле увидел озеро; собственно, даже пару озер. Они располагались по одну сторону дороги, далеко внизу, плоские, радостно–голубые, раскинувшиеся на поверхности, похожей на плато. Деревья возле них росли гуще. Он все время поглядывал на озера, но затем резкая впадина в дороге, подобная внутренности мяча, заставила её переключить все внимание на управление автомобилем. Теперь, миновав высшую точку перевала, он обнаружил, что спускается гораздо стремительнее, чем поднимался; уклон был настолько крутым, что какое–то время он от испуга и не замечал, что пересек границу штата и въехал в Неваду.
Холмы стали мельче, незначительнее. Раз он проехал между нагромождениями камней, по сухой, неплодородной зоне. Это и в самом деле Невада, подумал он. Растительности больше нет. Воды нигде не видно. Вскоре въеду в пустыню. И так оно, разумеется, и случилось.
Какое удручающее зрелище. Таким же оно представлялось ему и раньше, когда случалось здесь проезжать. Совсем не похоже на горы… скорее поросшее лесом препятствие для коммерции, которое в конце концов — ко всеобщему удовлетворению — будет срыто и увезено в грузовиках в виде грунта и древесины.
