Когда перешли Адмиралтейский проспект, Софья взяла Марка за руку и потянула направо.

Давай через Александровский сад пройдём!

И пошли по аллеям. Деревья помахивали тенями, приветствуя сквозь сумерки.

Оба почувствовали волшебный трепет — и ведь действительно, ощущение чуда будто усиливалось.

Но вот показалось сияние и…

Марк сжал руку Софьи.

Впереди был всадник. Он словно стремился в свой невероятный город. В свой, воздвигнутый с любовью и желанием, город. В живой — родной и самый прекрасный.

Впереди мягко светил Васильевский остров. Васильевский, казавшийся Марку странным, теперь увиделся необыкновенным.

— Колоссально… — другого слова он подобрать не мог.

— Марк Анатольевич, у вас такие оценки сегодня — величественные.

— Софьюшка, это благодаря тебе Питер потряс меня!

— Красивейший!

— Лучший.

Остановились неподалёку от Медного всадника. Они так и не размыкали рук, словно были скреплены печатью. Да и так уютно было пальчикам Софьи в большой, крепкой ладони Марка. А он не мог отпустить это наслаждение её тонкими, изящными, красивейшими пальчиками.

…А потом нашли уголок на набережной. Народу было много, но почти все прогуливались, наслаждаясь ночным Петербургом. Немногие останавливались полюбоваться искрящимися водами Невы и шли дальше.

Марк с Софьей решили не покидать удачно занятого уголочка. Да и совсем недолго осталось до разведения Дворцового моста.

Софья встала спиной к Марку, и он обнял её, укрыв в своих руках.

Переговаривались. И Софья словно оказалась в абсолютном счастье. Она чувствовала вибрацию голоса Марка, и вместе с интонациями голос обволакивал покоем.

— Знаешь, я бы хотела жить там, на каком-нибудь из тех островов.

— А если наводнение?

— А я бы жила высоко. Чтобы была видна вся вода. И дворцы, купола…

— И Спас виден…

— А Спас стоит за Мраморным дворцом…

— Мраморный дворец ты мне ещё не показывала.

— Я считаю его самым-самым! Когда в детстве у тёти Нины была, говорила, что такое чувство, будто Мраморный дворец — это мой дом. Будто я когда-то в нём жила.

— А вдруг так было в прошлой жизни?

— Может…

Марк обнимал её за талию, а Софья положила свои руки поверх его. Он время от времени целовал её волосы…

— Наверное, ты была княжной…

Она улыбнулась.

— И, возможно, ничем хорошим та жизнь не закончилась, поэтому в этой жизни мне подарили встречу с тобой.

Софье так хотелось сказать, что она любит его. Но не посмела… Подумала, что сегодняшняя ночь дана, чтобы она окончательно поняла свою любовь.

— Соф, возьмёшь меня с собой на остров?

— Ты хочешь?

— Хочу. А ещё хочу тебе сказать…

О любви сказать Марк не решился, он пока лишь может позволить себе осторожные признания.

Марк вытянул правую руку.

— Соф, я никогда… даже не думал примерять обручального кольца, а теперь хочу его носить.

Она взяла его руку, коснулась безымянного пальца. Вернула на свою талию…

Марк наклонился и прижался щекой к её щёчке:

— Всё будет хорошо, зёрнышко…

…А на Неве тем временем началось невероятное сияние — несомненно, сговорившись, теплоходики, лодки и кораблики устроили шумную, сияющую прогулку. Плавучее столпотворение!

— Смотреть разведение мостов с воды… Марк, наверное, это здорово.

— Уже не страшно?

— С тобой — нет. Мы и сейчас, будто плывём!

…Когда половинки моста начали разъезжаться, возникло ощущение полёта… Как заворожённые, они смотрели — мерцание огней на воде, осторожный взмах крыльев моста. Словно открыли дорогу. В жизнь. В их жизнь.

Впервые Марк переключился с трудом. Надо. Надо. Необходимо!

Валерий вспомнил.

— Везёт мне в этот раз. Двое свидетелей звучания. Анна Ивановна, услышавшая кашель. Валерий, наконец, вспомнивший… звук выкидухи.

Валерий попросил позвонить в любое время. Потому что был очень напуган.

— Половина четвёртого, — Марк достал телефон, когда оказался в номере отеля. — Что ж, ещё есть время поспать.

Вскоре из динамика опять послышался дикий вопль:

— Марк Анатольевич!

— Валер, я не пойму, ты что, орёшь на всю квартиру?

— Нет! Я увидел, что это вы звоните и под одеяло нырнул.

— Понятно. Рассказывай.

— Короче, сижу я в комнате, ужинаю. Булку нарезал. А я теперь, как только ножом пользуюсь, прямо озноб начинаю чувствовать. Короче, сижу, ем, вспоминаю тот мой нож. И попытался представить, как Кирилл, в мясо пьяный, мог пырнуть того мужика. Как — не представляю, почему — наверное, только спьяну. И тут — прямо будто по макушке кто шарахнул. Чётко вспомнил — щелчок выкидухи! Точно. И где угодно смогу подтвердить. Ну и… вспомнил, что выкидуха есть у Пашки. Он мне ещё показывал. Самодельная, с зоны привёз.

— Я же тебе говорил, что вспомнишь.

— Это да. Только… Марк Анатольевич, мне очень страшно. Я вот подремал немного и — хоть снотворное пей. Знаете, очень страшно.

— Почему?

— Если я встречу Пашку, он всё поймёт. И… прирежет меня.

— Валер, ты всего лишь вспомнил, что слышал звук. На этом всё. Выводы тебе никакие делать не надо. А все фантазии, будь добр, забудь.

— Просто, понимаете, если я с ним столкнусь, он поймёт, что мне что-то известно. По моим глазам, это точно.

— Валер, не накручивай себя.

— Марк Анатольевич, но ведь убитый мужик был Пашкиным должником.

— Я помню.

— Марк Анатольевич, — Валерий перешёл на шёпот. — Я, правда, боюсь. Что мне делать? Вдруг это?..

— Что у тебя с работой, — его надо было как-то переключить.

— Я уже резюме на курьера разослал. Может, попадётся что-нибудь. А то ведь сезон закончится и… какие крыши…

— Когда у тебя ближайшая экскурсия?

— Завтра вечером.

— Отлично. Сейчас ложись и поспи. Часам к одиннадцати мы с Андреем приедем.

Марк пошёл в душ.

О деле думать сейчас нельзя. Но и слишком отстраняться не стоит. Надо покружить рядом…

…Следователь. Следователь даже не стал привлекать Валерия в качестве обвиняемого. Потому что нож был в руке Кирилла — это убойно. И потому, что Валерий был отдан на откуп местным по незаконной реализации самогона. Ладно.

Следователь. Следователь относится к стороне обвинения. Но с другой стороны должен вести расследование полно и объективно. Должен учитывать обстоятельства, устраняющие или смягчающие ответственность обвиняемого. Должен-то должен. Но это почти не работает. Да и как это может работать, когда на нём лежит обязанность во что бы то ни стало раскрыть дело в кратчайшие сроки и отчитаться. Чтобы не получить от начальства. Ведь за объективность и беспристрастность никто не похвалит. Что делать с этой объективностью, когда прекратить уголовное преследование в десятки раз сложнее, чем возбудить и хоть кое-как довести дело до суда.

Поэтому он раскинул фактами и сразу предъявил обвинение. Пусть москвич как хочет, так и доказывает свою невиновность. Марк и не надеялся, что это тактический ход, чтобы преступника успокоить. Нет, конечно. Вон он какой счастливый был, уверенный в скором завершении дела.

Наш следователь заточен на обвинение.

— Интересно, он видел результаты экспертиз?

Марк выключил воду, открыл кабинку…

— Или от обилия дел… Ладно, посмотрим, что он скажет, когда моё ходатайство увидит.

Прошёл в комнату и встал перед портретом лаванды, который ему подарила Софья.

Софья. Действительно, загад не бывает богат: он был уверен, что сегодняшний день они проведут вместе. Но…

— Дела, дела…

Дела, дела…

— Марк!

Софья пританцовывала, пока отпирала дверь. Распахнула, счастливо улыбаясь, и… Глаза их встретились. Встретились, и взгляды будто проникли друг в друга. И нежность заволокла разум, каждый почувствовал, как тягучая масса проникает в сознание, приглушая рассудок.