Софья перешла Итальянскую улицу. Тут уже начиналась пешеходная зона. Когда она подошла к парапету и невольно взглянула на храм… Какое же великолепие! Насмотреться невозможно…

…Софья смогла оторвать взгляд от храма, лишь когда резко блеснула вода канала. Она вздохнула, улыбнулась. Нехотя повернулась и… замерла.

На мостике стоял мужчина. И как заворожённый смотрел на Спас-на-Крови.

Оказалось, необычно было увидеть знакомого — вокруг толчея, шум и вдруг!.. Будто родной.

Тут что-то кольнуло в сердце Софьи, и она почувствовала трепетную радость — Марк! Оказалось, что она очень рада ему!

Софья достала из сумочки телефон, из кармашка вынула визитку. Хотела уже набрать его номер… Но так жаль было отрывать Марка от созерцания Спаса-на-Крови. Она прекрасно понимала, что он испытывает, соприкоснувшись впервые с этим чудом.

Но вот Марк сощурился — солнечное отражение, блеснувшее в канале, будто хлопнуло в ладоши, отвлекая. Он глубоко вздохнул, сжал пальцами переносицу, опёрся о перила моста и улыбнулся.

Софья набрала его номер и… нажала на вызов. Поднесла телефон к уху и стала смотреть на Марка.

На втором гудке он встрепенулся, достал из кармана брюк телефон, посмотрел на номер звонившего. Конечно, неизвестный номер!

Провёл пальцем по экрану.

— Слушаю, — раздалось из телефона Софьи.

— Марк, — она всматривалась в его лицо, — привет.

— Софья… — выдохнул он.

Видно было, насколько глубоко он выдохнул, лицо озарилось счастливой улыбкой. Потом так же глубоко вдохнул. И… такое облегчение отразилось на его лице.

Софья и не думала, что настолько обрадуется сама. Она смотрела на него и улыбалась.

— Занят?

— Нет! — ответил он поспешно. — Я очень рад, что ты позвонила.

— Марк… — она решила не затягивать телефонный разговор вопросами. — Я чуть правее от тебя, на набережной.

Он до того резко повернулся вправо, что чуть не уронил телефон. Софья невольно ахнула — какие-то мгновения Марк будто жонглировал телефоном, норовившим сигануть в канал. Поймал. Улыбнулся.

И тут их взгляды встретились.

Софья почувствовала ощущение отстранённости от всего окружающего, будто взгляды их проложили туннель в шумном пространстве действительности. Она смотрела на приближающегося к ней Марка.

Марк осторожно улыбался, пытаясь скрыть восторг, бушевавший в его сердце, он боялся спугнуть Софью, прекрасно помня, насколько она трогательна и трепетна. Сейчас, глядя ей в глаза, он окончательно уверился, что не случайно они оказались попутчиками. Жизнь, изолировав их в скоростном поезде, предоставила шанс почувствовать друг друга, осторожно соприкоснуться взглядами, попробовать услышать в нескольких фразах близкие ноты. У них это получилось.

И поэтому сейчас судьба послала эту чудесную встречу.

— Привет, — Марк улыбнулся смелее: ну не просто же так всё! Город, в который он не хотел ехать, сначала подарил созерцание чуда, а потом послал волшебную встречу, — Софья…

— Привет, — сейчас Софья почувствовала, что слёзы остались в Москве. И хоть сердце её радостно застучало, благостное адажио не покидало. Наверное потому, что неожиданная встреча случилась неподалёку от восхитительного чуда, у Спаса, — Марк…

Взгляды их будто слились, оторваться от глаз друг друга оказалось невозможно. Незаметно руки их соединились. И Софья с Марком одновременно почувствовали, что… так должно быть всегда.

Так должно быть всегда

Нина Даниловна перекрестила удаляющуюся пару.

— Ангела-хранителя в дорогу, — прошептала она.

И улыбнулась.

Как же было приятно, что Софья звонила: сначала рассказала об удачном собеседовании, а вот сейчас предупредила, что идёт гулять: неожиданно встретила Марка и он пригласил её.

— Тёть Нин…

— Я очень рада, — предвосхитила Нина Даниловна слова Софьи.

— А помаши нам, — в голосе племянницы слышались весёлые нотки. — Представляешь, мы на набережной встретились.

— Софьюшка, удачной прогулки вам. Не беспокойся ни о чём, моя хорошая.

И подошла к окну.

Они стояли и держались за руки. Увидев её в окне, Софья тут же помахала. Когда Нина Даниловна ответила, то и Марк помахал, найдя её взглядом.

И они пошли.

Нина Даниловна смотрела им вслед — возле этого мужчины Софья выглядела не то чтобы хрупкой, но… Показалось, что Софье было уютно, что она оказалось будто под крылом. Защищённой.

— Дай Бог…

Нина Даниловна прошла в кухню. Обедать не хотелось. Она решила доесть салат, оставшийся от завтрака.

Перед её мысленным взором так и стояли Софья с Марком, приветливо махающие ей. Надо же, встретились! Увидели друг друга в этой бесконечной туристической толчее. И счастливый вздох покинул её грудь…

Нина Даниловна решила повышивать. Но поскольку её переполняли мысли и переживания, заняла себя гладью, сейчас не до счёта.

Володя попросил о помощи. И она согласилась организовать его встречу с Софьей.

— Только у меня есть одно условие, — сказала ему Нина Даниловна. — Ты не будешь присматриваться к ней и решать, стоит ли объявлять девочке, что ты её отец.

— Нина, у меня и в мыслях этого не было, — заверил её Владимир Арсеньевич. — Уверен, всё сложится хорошо.

В том, что Софья придётся ему по душе, Нина Даниловна не сомневалась. Но ей стало любопытно, откуда у Володи такая уверенность.

— Думаешь?

— Да. Отец твой не стал бы тогда сообщать мне о дочери. Он написал, что Софья станет для меня светом в окне, каким есть для тебя.

— Да?

Получалось, что именно так её отец оценил девочку, с которой провёл всего несколько дней. А Нине казалось, что отец отстранённо относится к появлению сводных родственников. Возможно, так оно отчасти и было, чтобы попытаться оградить себя от волнений.

— Данила Андреевич написал, что когда Мария привезла к тебе Софью, он был в санатории. Остаток отпуска решил провести на даче, где ты и была с Софьей. Написал, что Софья — будто твоя девочка, Нин.

— Да, тогда мы провели вместе четыре дня, и я уехала с Софьей в город.

— Данила Андреевич не просто так оценил Софью, он понял, какая она. А сегодняшняя поездка в Москву довершила дело — не представляю, как она прожила столько лет в ненависти: Маша и её мать ненавидят друг друга.

…Вышитый рисунок смазался — слёзы застлали глаза Нины Даниловны.

Володя снова попросил у неё прощения.

Тогда, много лет назад, после душевного кошмара, пережитого ею на даче, он просил извинить его, но понятно было, что себя он простить не в состоянии.

Теперь в его просьбе о прощении она чётко поняла — у него появилась надежда на то, что он себя простить сможет.

— Я тебя и тогда простила, — ответила Нина Даниловна вчера вечером, когда допоздна сидели в кухне. — А уж теперь-то о чём говорить, Володь. Всё быльём поросло.

В том, что случилось почти четверть века назад, она и себя отчасти винила. Возможно, она слишком правильной была, но и Володя не форсировал события. У них всё шло по-людски.

Но, видимо, правильно — это не совсем верно и не просто.

— Нин… Я понимаю, что и сейчас звучит… Но думаю, всё же стоит сказать тебе. Не знаю, что на меня нашло, когда Маша ко мне в постель залезла… И сонный я был, и опыта… такого у меня не было, всё ведь наукой занимался. Я ведь даже поначалу подумал тогда, что это ты… Поэтому, может, из-за всего сразу, словно замкнуло тогда. А когда, после… решился на разговор с тобой, стыдно признаться было. Да и сейчас…

— Володь, давай больше не будем об этом.

— А когда прочёл письмо твоего отца, которое мне отдал нотариус, возникло чувство, что… Софья — это наша с тобой дочь. Вот будто… Не знаю, почему.

Нина Даниловна кивнула тогда:

— Будто отнятый шанс.

— Нин?

Она смогла лишь помотать головой — сейчас об этом говорить не было сил. Да и стоит ли?