- Тогда иди, сын мой, - легко подтолкнув своё дитя, произнёс Бурбурка, - они хотят поделиться своей силой и своей дружбой. От такого дара не стоит отказываться.

- От силы, отче?

- От дружбы, сын мой, от дружбы. Ибо давший силу, может её отнять, а дружбу потерять можешь только ты сам.

Такасик кивнул и направился к нон-ма Анагелле, дотронувшись кончиками пальцев до деревянного косяка врат родового зала, полированного от таких прикосновений до блеска. Направился, влекомый кровью, а сзади шептал отец.

- Да наполнят мудрые предки кровь твою живым льдом разума, дабы тот охладил пульс. Да смилостивится великий дом в своём безумии над тобой, дозволив жить и дальше.

Юный рыцарь спускался, а его заметили и стали махать рукой. Не подобает лордам и благородным нон-ма себя так вести, но они чужие, им простительно. Такасик едва заметно поглядел по сторонам, по собиравшим вьючный скот крестьянам, по набравшим ведра с водой из колодца служанкам, по нимфам-пажам, что стояли поодаль и тоже готовились в поход в недалёкие льды. Одни в страхе воротились от чужаков, другие с любопытством разглядывали, а те уже не скрывали свою чуждость, словно осознали тщетность сего занятия.

- Господин, - обратился к нему паж, быстро подскочив с ворохом вещей, - ваши доспехи. Ваша матушка волнуется и настаивает, чтоб вы всенепременно их надели.

- Не стоит, Тап, - ответил рыцарь, вспомнив стеклянные глаза девы-воительницы с черными волосами, что пришла с сиром Эгором, и её чёрное железо, чей грохот рвал тела воинов и броню в клочья, как лапы демона. - Они не нужны.

- Но, мой господин.

- Нет, - ответил Такасик пажу, сузив глаза и сжав губы, явив тот лёд, который так хотел видеть Бурбурка в своём сыне. Неумолимый, холодный и светлый. Не совершающий, и не прощающий ошибок.

Рыцарь подошёл к чужакам и слегка склонил голову, стараясь выглядеть достойно, но ребёнок в нём на этот раз победил.

- А можно мне двузор? - спросил он, коснувшись бинокля, висевшего на шее у нон-тара Эгора.

Чародей усмехнулся и снял блестящую голубоватым стеклом вещь. Такасик тут же повесил его себе и, упёршись в окуляр, глянул на нон-ма Анагеллу, увидев лишь пару светлых глаз, так как смотрел в упор, а потом направил на дверь в родовой зал, выходящую во двор обители. Отец стоял хмурый, вцепившись в священный косяк, словно тот мог наполнить силой и мудростью молчащих предков. Скользнув изящной летуньей, из дверей вышла мать. Женщина быстро сошла по лестнице вниз, а потом молча подала наполненную водой костяную чашу. Чашу предков, не иначе отец её надоумил. Такасик отпустил повисший на ремешках бинокль, а потом поклонился и, приняв из рук матери чашу, глотнул холодной воды.

- Все готовы, - услышал он голос пажа, ещё раз поклонился и повернулся к воротам, как то подобает лорду, ибо первым он должен выйти и первым зайти.

Вслед за ним шагнули Заверабои, как называли себя чужаки. И только потом пошёл весь обоз с инструментом и едой для похода. Шли некоторое время почти молча. Так миновали всю замковую поляну и ступили под полог леса на песчаную дорожку. Под ногами шуршали палые листья и торчали редкие кривые коренья, через которые приходилось перешагивать. В детстве он, бывало, спотыкался о них, разбивая колени и ладони в кровь.

- Нон-тар Эгор, - заговорил рыцарь, все ещё вспоминая высокий слог отца перед уходом, - а что бы вы завещали своим потомкам?

- Не знаю, - ухмыльнувшись, ответил чародей-воин, - я о таком не думал.

- Женщины оставляют гребни, оправы к зеркалам, чаши и ложки и всякие мелочи. Мужи оставляют рукояти клинков, плашки под письмена, охотничьи и рыболовные снасти, кубки. Я бы хотел, чтоб из моей руки сделали рукоять для охотничьего ножа, и чтоб на нём были изображены дикие звери.

- Не понял, - изумлённо уставился нон-тарЭгор на Такасика, - что значит, из моей руки?

- У вас разве так не делают? А у нас после смерти по завещанию или по желанию родственников одну или несколько костей извлекают из тела, долго вытравливают в особых отварах, сушат, а потом делают вещи, которые могли помочь потомкам стать лучше. Так зеркала и гребни помогут женщине стать красивей, ножи - удачливее и сильнее. Остальное сжигают.

- Но ведь это ваши предки.

- Вот именно. Предки никогда не пожелают зла и даже после смерти хотели бы помогать потомкам, даже если это лишь плашка со словами напутствий живым от мёртвых. Такие вещи используют только в особых торжественных случаях. А на костях поверженных врагов пишут предостережения и вывешивают у входа в обитель. Это дело чести.

- Послушай, - вмешалась в разговор нон-ма Анагелла, шедшая рядом, и молча слушавшая разговор, - эта чаша, что дала тебе мать. Она тоже из кости человека?

- Да. Это череп основателя нашего рода. Он желал всем мудрости. Это отец настоял испить воды, он мечтает, чтоб из меня получился самый великий лорд, какой может быть в мире.

- Похвальное пожелание.

- А я знаю, - раздался сзади голос девы-воительницы, какой не может быть на свете по завету предков, - сделайте из моего среднего пальца корпус для флешки.

- Что такое флешика, Окасанна?

- Это, чтоб файлы записывать.

- Что такое фаиллы?

- Это рисунки, тексты, музыка для компа.

- Что такое комп?

- Ну, ты достал. Это прибор с процессором.

- Я, кажется, понял. Это как плашки с письменами и рисунками для вместилища волшебного камня. Для украшения. А что я достал?

- Не обращай внимания, - произнёс нон-тар Эгор, показав Окасанне кулак, - она у нас немного не в себе.

- Я понял. Ей тоже нужно испить из чаши предков.

Чародей-воитель весело ухмыльнулся, а нон-ма Анагелла разразилась звонким смехом, от которого кровь потеплела, и самому хотелось улыбаться.

Так они шли долго, пока не вышли к краю мёртвых льдов, с коих тянуло холодным медленно текучим воздухом, и из-под которого текли многочисленные ручьи, журчащие по камням, и уходящие под полог леса, начинающегося в сотне шагов о кромки льдов. Слуги достали из сумок копчёное мясо и сыр, запивая которые чистейшей водой, все подкрепились. Огонь разводить не стали, до брошеной стоянки совсем не далеко. Осталось лишь влезть на глыбы и пройтись, но сначала нужно надеть тёплые куртки и меховые обувки.

Нон-тар Эгор знал куда идти, несмотря на то, что все следы замело, стелющейся по леднику снежной позёмке. Он говорил про маяк.

Если бы шли налегке, то весь путь одолели бы за три вздоха великого дома, но гружёный обоз плёлся вдвое дольше. Один вьючный тунут, которого чужаки называют ишаком, соскользнул в расселину. Он ничего себе не повредил, но вытаскивать с глубины в три роста пришлось почти целый вздох. Это ведь надо сначала снять и вытащить поклажу, верёвками подвязывать несчастное животное и тянуть всем вместе. Справедливости надо сказать, что чужаки тоже помогали, чародей-воитель Эгор вплёл в верёвки какие-то колечки, отчего тунут стал лёгким, но не настолько, чтоб его можно было вытащить одному крестьянину-нарони.

Когда на снегу зачернели три сгорбленные фигуры странных построек лагеря чужаков, все вздохнули с облегчением. Такасик видел их раньше, блестящие зелёным железом и большим стеклом, гнутым и наверняка очень дорогим. Сейчас их чуть больше припорошило снегом, чем в тот раз, когда юный отпрыск древнего рода был здесь в прошлый раз, но ничего больше не поменялось. Сначала он принял это за чудовищ, и лишь потом опознал творение рук неведомых мастеров.

- Вот они, родимые, - произнёс нон-тар Эгор, весело улыбнувшись.

- И что дальше? - спросил Такасик, с любопытством разглядывая и постройки и чужаков. Все они с теплом смотрели на груды железа.

- Вытаскивать.

- Вытаскивать амбары?

- Это не амбары.

- Тогда это хижины.

- И не хижины. Я покажу. Пусть твои люди принесут толстые колья, - произнёс нон-тар Эгор.

- Почему люди?

- Ну, - начал чародей, скривившись, словно совершил глупую ошибку, добавив нечто похожее на слово 'бэлин', - нарони.