Пока они разглагольствовали, зашедший в зал стажер вбивал в компьютер чертежи винтовки, убив больше всего времени на затвор и магазин. Каждую деталь приходилось делать отдельно и максимально точно. Жаль, что обычные автоматы так не получится, никто из нас не сможет их полностью воспроизвести. Но винтовка тоже неплохо. Жаль, что формулы пороха нет, а то ещё бы и примитивные пушки с гранатами сделали. Гранаты придётся делать чисто магические, но в условиях ограничения энергопотока, много не наклепаешь. И так все уйдёт на зарядку щитов и аптечек. Жаль, что малые идолы земных божеств были здесь совершенно бесполезны, я бы размахнулся со всей фантазией, но нет богов, нет и пользы от идолов.

Мои размышления прервал возглас Бурбурки.

- Имиринка!

Все говорившие резко замолчали, уставившись на лорда. А тот медленно встал со своего места, став совершенно серым с лица. Взгляд был направлен на младшую дочь, которая замерла у самого края стола с тонким стилетом в руках.

- Имиринка, - лорд больше не повышал тон, но голос его дрожал, - ты же знаешь запреты предков. Людским и нарони женщинам и человечеким несовершеннолетним детям, нимфам нарони и недородкам запрещено прикасаться к оружию.

- Я тоже хочу, - ответила побледневшая девочка, прижав кинжал к груди.

- Стать воином? Не для этого я тебя готовлю.

- Я тоже... я хочу отомстить за братьев, - совсем севшим голосом ответила юная леди.

- Имиринка, ну пойми, нельзя так относиться к заветам предков. Не просто так они существуют, - произнёс Бурбурка, а потом добавил: - Стража!

Два воина неспешно подошли к девочке и осторожно взяли под руки, а потом повели её понурую куда-то на улицу.

Я встал с места и подошёл к лорду.

- Нон-тар , вы сами сказали, что я чужой, разъясните мне, что случилось.

- Она нарушила запрет, - начал отвечать феодал, делая жест рукой, словно делит кусок пирога ребром ладони, - оружия могут касаться только мужчины, пряжи - только женщины. Ослушавшихся ждёт суровое наказание.

- Я надеюсь, не смертная казнь.

- Да отведут меня предки от такого греха. Я всего лишь выпорю её прилюдно, она всё-таки не рабыня. Я даже нарони просто так не повешаю. Пойдёмте. Слугам и крестьянам уже объявили.

- Может, простите её, - с надеждой спросил я.

- Вы говорили о бунте, я потому и не боюсь его, что закон един для всех сословий. И предки завещали, чтоб всем было свое место. Мужчина обязан защищать род, держа оружие вруках, и готовый пасть за близких и за лорда. Женщина должна рожать детей и заботиться о жилище. Я владетель сих земель, и я обязан соблюдать закон. Не могу я поступить иначе.

- Разве у них нет никакого выбора, - спросил я, - неужели они бессовестный и бесправный скот?

- Женщины-люди могут отказаться от своих привилегий, став никем. Тогда они могут бить воинами, но никогда не станут матерями. Так повелели предки. У нарони же есть право измениться, но всему должен быть порядок. Есть пора свадеб. После неё наступает пора выбора, когда мужчина может стать женщиной, а женщина мужчиной. Особенно из тех, кто не нашел пару, или не захотел искать из числа противоположного пола. Они проходят ряд испытаний, доказывая, что готовы к превращению. Потом они долго меняют пол, так чтоб к следующей поре свадеб быть готовыми вступить в брак. Это должно быть так. Так завещали предки. Для этого есть четкий свод правил, единый для людей и нарони. И есть запреты! И я не допущу, что Имиринка стала изгоем. Она будущая мать лорда, будущая жена лорда! Она тот, кого будет слушать и любить весь замок и крестьяне! И она нарушила запрет! - подвел итог лорд, тяжело дыша, - Пойдёмте. Не хочу надолго растягивать это позорище.

Лорд, скрипнул своим троном, когда оттолкнулся от него руками, и направился к выходу.

- Отвратительный обычай, пороть детей, - произнесла Ангелина, подняв, а потом бросив на стол один из ножичков, что в изобилии валялись на струганных досках.

- Ты пойдёшь? - спросил я у Александры, которая сидела все это время почти молча, лишь изредка комментируя своё видение событий.

- И ты будешь это смотреть? Как шоу? - ответила она вопросом на вопрос, удручённо сгорбившись.

- Остаться здесь и сделать вид, что это тебя не касается ещё хуже. Так хотя бы можно показать девочке своё сострадание, желательно искреннее. Да, это дикий обычай, но здесь мы ничего не изменим. Если мы помешаем, девушку может порвать разъяренная толпа. Её могут обвинить во всех грехах. Вспомни охоту на ведьм в нашей средневековой Европе, когда сжигали всех, что даже рожать некому было. Восприми присутствие на наказании как комментарий с соболезнованием чьему-то горю в соцсети. Там тоже есть выбор, который может сделать каждый. Можно специально не заметить, можно посмеяться над чужим горем, как делают некоторые выродки, а можно тихо шепнуть, мы с тобой. Это не решить проблему, но поддержит человека, настроив его на то, чтоб самому справиться с горем. Выбор маленький, но очень важный для человеческой души.

Я подал Белле руку, и она встала со своего места, молча последовав за мной.

- Позову всех, - вздохнула нам вслед Ангелина.

- На это следует взглянуть, - протянул бес, что-то пару раз указав стажеру на чертеже.

- Тебя тоже зацепила речь Егора? - спросила Фотиди, взявшись за перила лестницы.

- Нет, что ты, для меня и люди, и нарони - всего лишь материал, как ты соизволила недавно выразиться. Пойду, посмотрю, как тут полируют духовные кирпичики. Народное творчество, однако.

- Чурбан бездушный.

- Я хотя бы не притворяюсь, - парировал бес, - как некоторые люди с ножами за спиной. Сначала посочувствуют, а потом ударят побольнее. Я такого вдоль на Земле насмотрелся, как в Яви, так и в Нави.

- Для тебя Явь и Навь - это все Земля? - спросил я у Мефистофеля, когда мы вышли на площадь, где уже поставили какие-то деревянные помосты со столбом посередине.

- Да. Это единый комплекс миров, который принято называть Землёй, хотя правило распространяется на Солнечную систему в целом. Космонавты тоже через нашу Навь проходят, а не через Чистилище зелёных человечков.

Мы встали у самого помоста, где к нам присоединились Ангелина, Света, Оксана, Береста и Ольха. В общем, все моё бабье царство и домовой в дополнение к ним. Я даже жалел, что Николая не пустили с нами.

Наконец, из какой-то боковой постройки стражник вывел поникшую Имиринку. Он подвёл её к столбу, и сам встал рядом, поглядывая на то сооружение. Вскоре оттуда вышел и Бурбурка, неся в руке хлыст. Лорд тоже взошёл на помост, сопровождаемый гробовым молчанием и взглядами присутствующих.

- Раздевайся, - буркнул он.

Девочка ватными руками поддела простенькое серое платье, больше похожее на ночную рубаху, которое теперь на ней было взамен ярко-синего, расшитого бисером. Под платьем было только худенькое голое тельце с едва начавшей оформляться грудью. Чем ближе предстояла экзекуция, тем более вялыми становились её движения. По щекам потекли слезы.

- Привяжи, - выдавил из себя Бурбурка, и стражник накинул на запястья девочки верёвку, а следом задрал руки вверх и прикрепил путы к железному кольцу, торчащему из столба.

- Отойди, - приказал лорд, когда стражник закончил привязывать Имиринку, а потом начал речь, обращаясь к толпе: - Я не буду повторяться, за что её наказываю, но знайте, что законы предков едины для всех нарони наших земель. Они предписывают: бить плетями не меньше десяти раз.

Сказав так, он повернулся, закусил губу, а потом ударил плетью по голой спине, оставив ярко-красную полоску. Девочка дёрнулась и истошно закричала. В толпе послышались причитания. Стоящая рядом Света резко отвернулась, все остальные морщились, словно били их, а не ребёнка.

- Жаль, что я не могу закрыть глаза, - произнесла Александра, с силой стиснув мою руку.

- Тоже не могу закрыть, не получается, - ответил ей я.

Десять ударов плетью. Это очень много, это очень долго, это очень больно. Когда просвистел последний удар, девочку отвязали и осторожно помогли сесть на доски. Она захлёбывалась плачем и вздрагивала от каждого движения. Подбежала служанка с ведёрком, и стала протирать спину чистой мокрой тряпкой. А народ все стоял, едва слышно перешёптываясь и вытягивая шеи.