Однако, когда Фэллон взялась за молнию моих джинсов, я перехватил ее запястья.

– Пока рано, – прошептал и прикусил ее нижнюю губу, ощутив вкус ванили, тепла… дома. Я даже представить не мог, что буду желать что-либо, помимо нее.

Она застонала, когда я провел зубами по ее губе. Затем отпустил ее; продев пальцы под резинку трусиков, стянул их вниз.

Я чувствовал себя ребенком в День Независимости. Фейерверки срабатывали  повсюду.

Оставив ее полностью обнаженной, отошел к расположенному в углу креслу и сел.

Глаза Фэллон округлились. Она осмотрелась по сторонам.

– Эмм, что ты делаешь?

– Присядь на кровать.

Простояв на месте и глядя на меня еще секунд десять, Фэллон наконец-то опустилась на кровать поверх темно-синего покрывала, после чего забралась на середину. Подогнув ноги, она обняла свои колени, дразня меня лукавым взглядом. Изо всех сил стараясь казаться невинной.

Волосы у меня на затылке встали дыбом. Ее локоны спадали по спине, подчеркивая изгиб талии, мышцы стройных бедер были напряжены… Фэллон многое прятала под своей пацанской одеждой. Я – самый удачливый парень в мире, потому что кроме меня никто не видел ее такой.

Уголок ее рта дерзко приподнялся.

– И что теперь?

Я склонился вперед, оперся локтями на колени.

– Когда ты в последний раз становилась на доску?

Моргнув, она шатко засмеялась:

– Ты спрашиваешь об этом сейчас?

Фэллон права. Мой вопрос, словно опрокинутое на нас ведро ледяной воды, портил настроение.

Но я все равно стал ждать ответа.

– Ну, – сказала она с неуверенным выражением на лице. – Думаю, года два назад.

– Почему?

Фэллон пожала плечами, скорее не желая отвечать, чем сомневаясь.

– Не знаю.

Я поднялся, приблизился к ней на несколько шагов.

– Потеряла интерес?

– Нет.

– Тогда почему? – Остановившись, скрестил руки на груди.  

Фэллон любила скейтбординг. Раньше она, надев наушники, часами пропадала в парке Ирокез Мендоза, одна или с друзьями.

Облизав губы, Фэллон тихо произнесла:

– Поначалу, наверно, я просто не хотела ничем наслаждаться. Не хотела улыбаться.

Похоже на вину. Но с чего ей чувствовать себя виноватой?

– Ты злилась на меня? – спросил я. – За то, что не искал тебя?

Она кивнула, ответив так же тихо:

– Да.

– Но уже не злишься?

В то время я думал, что она хотела уехать. У меня и мысли не возникло отправиться вслед за ней, ведь я был уверен, что она сбежала именно от меня.

Фэллон встретилась со мной взглядом.

– Нет, я ни в чем тебя не виню. Мы были юны. – Она отвела глаза и добавила, словно ее посетила запоздалая мысль: – Слишком юны. 

Полагаю, Фэллон права. Порой я осознавал – то, что мы делали – неправильно, но я был поглощен ею. Меня ничто не заботило. А после… она взяла паузу, чтобы повзрослеть, в то время как я сломя голову ринулся вперед. Я переспал не с таким уж огромным количеством девушек, как хвастался, несмотря на безграничные возможности, однако уж точно не мог сказать, что берег себя для нее.

Сделав еще шаг, остановился у изножья кровати.

– Почему ты не попыталась вернуться домой?

– Я возвращалась.

Фэллон

Значит, Мэдок хотел поговорить.

Что-то новенькое.

Я не могла встать с кровати без его разрешения, была обнажена и уязвима, пока он вел свое интервью.

Вздохнула, понимая, что обязана дать ответы хотя бы на эти вопросы. И на многие другие.

– Через несколько месяцев я тайком вернулась обратно, – добавила я. – Ты устроил вечеринку… и был с другой.

Пусть я переборола ненависть к нему за тот случай, однако забыть чувство предательства было невозможно. Мэдок сидел на бортике джакузи, опустив ноги в воду, а какая-то девушка делала ему минет. Он откинулся назад, запрокинув голову, и опирался на одну руку, а вторую запустил ей в волосы. Мэдок не увидел меня через стеклянные двери, ведущие в патио.

Его отец и Эдди были дома, но, несомненно, спали. Я думала, что отлично все спланировала, приехав так поздно. Он бы был у себя в спальне. Я бы незаметно пробралась в дом. Мы бы поговорили.

Я не могла выбрать более неудачный момент. Или более удачный.

После этого я выбежала из дома, подальше от того, для любви к которому была еще слишком незрела.

Мэдок отвел взгляд, полный боли.

– Ты не должна была беречь себя для меня. Я этого не заслужил.

– Я делала это не ради тебя, – прошептала. – Я берегла себя для себя. Отчасти потому, что не хотела никого другого, однако, по правде говоря, я просто не хотела никого. Даже тебя. У меня такая каша в голове творилась. Мне нужно было повзрослеть. 

Перестав приближаться, он замер. Мне хотелось сказать ему, что прошлое уже не имело значения. Я пережила, но у меня было полно времени, чтобы свыкнуться с этим. Мэдок же до сих пор приспосабливался.

Улегшись на кровать, заметила, как он перевел взгляд обратно на меня, когда я перевернулась на живот и посмотрела на него, оглянувшись через плечо.

– К черту прошлое. Помнишь? – сказала серьезным тоном. Может, моя поза вновь привлекла его внимание ко мне, только я, несмотря на понимание его опасений, хотела намекнуть, что беседа окончена.   

Взгляд Мэдока смягчился. Обойдя вокруг кровати, он склонился надо мной, опершись на руки.  

Он был так близко. Я вздрогнула, ощутив, как поток жара хлынул из груди вниз.

Пожалуйста, дотронься до меня, Мэдок.

Озорно улыбнувшись, прикрыла веки, стараясь выглядеть соблазнительно. Скрестила лодыжки и начала раскачивать ногами вперед-назад.  

Он окинул мое тело взглядом, отчего возникло ощущение, будто меня накрыли теплым одеялом. Протянув руку, Мэдок провел подушечками пальцев по моей спине. Я блаженно зажмурилась.

– Как учеба? – спросил он, чем заставил меня вновь распахнуть глаза. 

– Мэдок! Ради всего святого! – выкрикнула я.

Никогда не любила расспросы, и сейчас не время для них!

Неодобрительно приподняв бровь, он предупредил:

– Следи за норовом, Фэллон.

Закипая от ярости, стиснула зубы.

Однако моя злость рассеялась от шока, когда Мэдок схватил меня за бедра, притянул к краю кровати и перевернул на спину.

– Мэдок!

Разведя мои ноги, он продел руки мне под колени и дернул ближе к себе.

Сердце колотилось в груди отбойным молотком; на шее выступил пот.

Какого черта? Что за обращение?

– Учеба, – настойчиво повторил Мэдок, словно предостерегая.

– Все... все... хорошо, – ответила я, запинаясь. – Механическую инженерию изучаю. Ты?

Я не засмеялась, потому что злилась, но это должно было прозвучать забавно, полагаю.

Он провел пальцами у меня между ног, массируя вход во влагалище.

– Введение в право, – ответил Мэдок легким, беспечным тоном. – Сюрприз-сюрприз. – Он говорил так, будто вел деловую беседу.

– Ага, – выдохнула я, с трудом пытаясь сообразить, на чем должна сосредоточиться: на вопросах или на ощущениях от действий его настырных пальцев. – Введение в право? И как тебе? – поинтересовалась.

– Мне нравится, вообще-то. – Мэдок не смотрел мне в глаза. Он наблюдал за тем, что делал со мной своей рукой. – Думаю, я преуспею на этом поприще. Ну, и что значит татуировка Валькнут?

Мэдок ввел палец внутрь, отчего у меня в животе словно фейерверк начался.

– Эмм... что? – судорожно выдохнула.

О чем он спросил?

Его палец... или даже пальцы (я думала, он использовал всего один, но чувствовала себя наполненной до предела)… погрузился в меня на всю длину, до основания. Затем Мэдок начал поглаживать, выводя маленькие круги.

Черт, святые небеса. Я закатила глаза.

– Символ Валькнут, Фэллон, – напомнил он.

– Могу я в другой раз рассказать? – процедила сквозь зубы

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста?!