Выйдя из подъезда, на углу дома они остановились. Остановились, не сговариваясь, не дойдя до машины, словно читали мысли друг друга.

С равнодушным видом Денис достал сигареты, и Юля поняла, что ничего успокаивающего он ей говорить не собирается.

— Обещай, что ты не будешь, как Андрей… что не будешь рисковать своей жизнью. — Она не могла выразить свои мысли верно, несла какую-то околесицу. Но не оставлять же все как есть. — Обещай, что с тобой ничего не случится!

— Прекрати истерику. Как Андрей я точно не буду. По-другому, — коротко выдал он, как ледяной водой окатив.

Мысли ее взметнулись безумным смерчем. Кровь бросилась в лицо. И если минуту назад все ее тело льдом сковывало, то сейчас было так жарко, что она начала задыхаться.

— Все вы такие! Для вас человеческая жизнь ничего не стоит! Как можно надеяться, что я для тебя что-то значу, если тебе на самого себя наплевать?!

С такой яростью она кинула это ему в лицо, как будто ударила. Денис собирался прикурить и поднес сигарету к губам, но замер оторопело.

— Вот дура… — выдохнул.

— Что?.. — не поверила своим ушам. — Да пошел ты! — Развернулась и стремглав понеслась прочь, в противоположную от машины сторону. Если бы и правда бежала, может, унеслась бы дальше. А так, Денис быстро настиг ее, схватил за предплечье и рванул обратно. Кожаная куртка по швам затрещала.

— Уже пошел… — злобно и вкрадчиво проговорил он, скручивая ей руки.

Хотя может так показалось — что злобно. Юлька и сама захлебывалась от злости и боли. Так что едва ли могла сейчас правильно расценивать его реакции.

— Отпусти меня! — Попыталась вывернуться из его хватки.

Недолго думая, Денис закинул Юльку к себе на плечо — единственный шанс оставить ее без синяков — и понес как мешок. Не к своей машине, а в том же направлении, куда Юля летела несколько секунд назад — на набережную, к основанию моста.

Брыкалась девушка не долго. Все-таки не очень удобно доказывать свою правоту головой вниз. И весьма неубедительно звучит заикающаяся речь.

— Успокойся и прекрати нести всякую чушь! — жестко сказал Денис, когда поставил ее на землю. Только Юля ни капли не успокоилась и все так же готова была снести все на своем пути, лишь бы удрать от него.

— Это для тебя чушь, а для меня нет! Для тебя все чушь! — бросалась она хлесткими словами. — Тебе на все наплевать и на меня тоже! Это просто я такая идиотка, перед тобой как на исповеди. Что в душе, то и на словах. А ты…

Он не дал ей договорить, заключил в кольцо рук и сжал ее так, что она замолчала и поморщилась от боли.

— Мне больно… — с трудом выдавила и попыталась вывернуться из этих удушающих объятий. Это и объятиями-то не назовешь. Того и гляди кости затрещат.

— …а я, — договаривал он за ней, — если бы ты не была мне дорога, не находился бы здесь. Я только из-за тебя поехал. И у нас с тобой ничего бы не было. Я отправил бы тебя с этим браслетом к чертовой матери. Даже до браслета бы не дошло. Сделал так, что ты бы ко мне и близко не подошла, даже не смотрела в мою сторону!

— О, я в этом не сомневаюсь… уверена, смог бы… — горько, со слезами на глазах, засмеялась Юля. — Ты специально так делаешь? Я же говорю, мне больно, отпусти меня! Да пусти же ты!

А он не отпускал. Больно было невыносимо. Зубы стискивала, но не помогало. Чем сильнее трепыхалась, пытаясь вырваться, тем больнее он ее сдавливал — будто слезы выжимал. Потом когда сил терпеть не осталось, и они, слезы, тихо потекли из глаз, обмякла и склонила голову ему на грудь, пряча мокрое лицо.

Только тогда и он отпустил. Но поначалу она застыла как столб, даже руками была не в силах двинуть. Затем неровными движениями стерла горячие слезы. Они огнем полосовали холодное от ветра лицо.

— Ты же не глупая. Понимаешь, куда ввязалась. У нас не будет все, как тебе хочется. Я не могу тебя встречать и провожать, не могу устраивать тебе свидания. Даже если мне этого хочется. Все будет вот так — урывками, без планов и договоренностей. Потому что я не знаю, что будет завтра!

— Понимать — одно, но ты не запретишь мне этого хотеть. Не надо мне об этом напоминать, я и так все знаю, — обессилено сказала она.

— А ты приготовься. От меня ты не всегда будешь слышать то, что хочешь.

Она отбросила его руки, не позволяя касаться себя, но подобные резкие жесты Дениса не оттолкнули. Он прижал ее голову к своей груди. Прикоснулся губами ко лбу, отвел разметавшиеся пряди от лица.

Юля уже не могла противостоять. В его движениях снова появилась чувственность. И нежность, щемящая душу, которой теперь ей всегда не хватало.

— Не целуй меня в лоб. Я хочу, чтобы ты целовал меня нормально, по-взрослому, а не устраивал милые невинные встречи. И меня не волнует, как ты будешь организовывать эти «урывки». Я хочу, чтобы в этот момент ты принадлежал только мне. Иначе проваливай, понятно? — проговорила ему в грудь, но слышно ее было прекрасно. Как видно, открылось у девочки второе дыхание.

— Понятно, чего ж непонятного, — засмеялся, глядя на нее — взъерошенную, растрепанную, но все равно непокорную.

Юля тут же возмущенно вскинула глаза, но сказать ничего не успела. Денис склонился к ней, прижался к ее рту, надавливая губами. Мягко, потом сильнее. Пока ее губы не разомкнулись, и он смог коснуться языка. Это было восхитительно приятное и острое ощущение.

И он хотел целовать ее так — по-настоящему. Чувствовать, как она отзывается каждой клеточкой тела и реагирует на каждое малейшее движение губ. А она реагировала.

Не знала, откуда в ней это. Не было опыта, знаний. Только желание и инстинкт, внутренний, наверное, самый древний. Говорящий, что поцелуй — это ласка, а значит главное — ласкать: губами, языком, горячим дыханием, теплыми ладонями. Ласкать — доставлять удовольствие, делать приятное, иметь одно на двоих дыхание.

Он прерывался на чуть-чуть, на пару вздохов, а потом вновь приникал к горячим губам. Делал их влажными, раскрывал, заставляя ее вздрагивать от соприкосновения языков. Заставлял ее голову кружиться. Юля так говорила, шептала в губы, изредка отрываясь от него.

— Мне что-то плохо…

— Тошнит?

— Похоже на то. — Развернулась к нему спиной и оперлась на парапет, подставив лицо ветру. С реки неприятно тянуло холодом и продирающей до костей влагой. Но хотелось окунуться в этот стылый поток с головой, чтобы выветрился тот мрачный дурман, что внес такой разброд в чувства. В этом запутанном клубке ярким всполохом четко ощущалось только одно — любовь.

Все остальное смешалось, слилось в горькую суспензию: злость на грани ненависти, удовольствие на грани отвращения. Слишком много и слишком сильно для одного раза.

Стало смешно, Юлька чуть не разразилась истерическим хохотом. Что же этому человеку нужно сделать такого чудовищного, чтобы она стала любить его хоть чуточку меньше?

Он живет своей жизнью, спит с другими девками, холит и лелеет неприкосновенность личной территории, а она, тем не менее, чувствует себя рядом с ним как в райских кущах. Вот и думай, гадай — это что-то настоящее или самообман? Палка о двух концах. И тем и другим это может быть одновременно. Все равно что спорить: что есть настоящее искусство — постановочное фото или масляный портрет?

— Это нормально. Значит твоя психика в порядке. Дыши глубже.

Прозвучало обнадеживающе, вызвало скупую натянутую улыбку. В собственной нормальности Юля с недавних пор стала сомневаться. С Денисом открывала в себе новые стороны, проливала свет на тайные уголки своей души, выявляла в себе весьма своеобразные желания.

— Дышу, — вполголоса процедила, вцепляясь пальцами в холодные недружелюбные камни. Глубоко втягивала сырой воздух. Покрывалась колкими мурашками от ветра. Мысленно окуналась в ледяную воду, замерзала, пыталась избавиться от ненужных мыслей. Девки, юбки… Самое последнее, о чем сейчас стоит думать. Самое разрушительное.

— Я вспылила, сорвалась. Ты теперь думаешь, что я истеричка? Скажи честно, — говорила Юля словно издалека, и не на Дениса глядя. Взгляд притягивала вода.