Удивительное зрелище — ледоход. Никогда не понимала, почему оно так завораживает. Не красотой же… Вода талая, мутная, а в ней плывущие куски льда — большие и маленькие, неровные, зубчатые. Что тут красивого? Но что-то было. Поневоле внутри поднималась волна чистого непреодолимого восторга.

— Нет. Я думаю, что ты достаточно эмоциональна, чтобы выражаться таким образом.

— А как ты это выносишь?

— Что конкретно? — Снова притянул ее к себе за плечи, заметив, как она дрогнула от холода.

Юлька поежилась и тут же повернулась лицом. Внезапно тело одолел озноб. Ладони, которые минуту назад горели огнем, заледенели. Это кровь престала бурлить от злости, поутихнув, хотя до полного спокойствия еще далеко. Да и невозможно оно рядом с Шауриным.

Нет ничего хуже проклятого разрывающего изнутри ощущения безысходности. Одна, она бы точно не выдержала, не справилась.

— Что угодно. — Скользнув руками под пальто, обняла Дениса, испытывая восторг побольше, чем от созерцания ледохода.

— По-разному, — ответил он после молчания. — Но, в основном, если у меня болит сердце, жалуюсь я на голову.

— А таблетку от чего пьешь? — спросила тихо, но достаточно, чтобы он услышал. Чтобы не повторять вопрос, ибо не решится.

— От сердца.

Он и спрятал ее там, у сердца, прикрыл руками, запахнув пальто. Укрыл от всего: от жестокого ветра, людей, их взглядов, на несколько минут от реальности. Рядом с Юлькой мир отступал. Ненадолго и нехотя, но отступал. И мысли бросались как будто в пустоту.

А она молчала, боясь одним словом нарушить равновесие — такое тонкое и шаткое. Прозрачное, как калька. Одно только неверное слово может все испортить.

Тревожность, отравляющая их встречи, никуда не делась. Она и не могла никуда пропасть, потому что стала частью души. Хотелось сделать этот момент чистым и свежим, как рассветный воздух. Но и сейчас казалось, что даже камни смотрят на них. Смотрят и слышат каждое слово.

Юля слегка тряхнула головой, дабы избавиться от сковывающего внутренности ощущения. Почувствовала, что пальцы Дениса запутались в ее волосах. А она и не поняла этого, настолько слилась с ним, проникаясь теплом.

Улыбка воскресла на порозовевших губах, и Юлька поцеловала его радостным поцелуем. Звонко чмокнула и посмотрела умно-сдержанным взглядом, загораясь таинственностью.

— О чем ты думаешь? — Он, конечно, спросил. Всегда спрашивал. В такие мгновения забраться бы ей в голову и узнать, о чем она думает.

Она сделала вид, что подбирает слова.

— Тебе правду сказать или чтобы было приятно?

Денис коротко рассмеялся. А хотелось, чтобы он не останавливался, смеялся еще и еще. Снова и снова. Откинув голову, хохотал бы в голос. Сотрясал воздух беззаботным смехом. Обнажал белые ровные зубы в непринужденной улыбке.

— Не скажешь?

О многом она думала. О разном. О том, что минуты ожидания тянутся бесконечно долго, а часы счастья глотаются как один вздох. Почему счастье так скоротечно? Почему для него нужны какие-то специальные условия? Ведь для горя они не нужны. Оно как сорняк. Ему и почва благодатная не нужна, среди битого стекла вырастет.

Вот-вот Денис скажет, что нужно ехать. Мысль эта уже таилась в глазах и, должно быть, просилась с языка.

Именно сейчас, когда фонтан собственных эмоций перестал бить через край, подумалось, что ничего ей не светит. Не будет он устраивать никаких «урывков», не будет с трепетом в сердце ждать ее появления. Ничего этого не будет. Она посчитала, что у нее случилась истерика, а он принял это просто за манеру выражаться. Ее ультиматумы для него как мертвому припарка. Какая страшная ирония. Рядом с Денисом Юля становилась эгоисткой, перенимала его жестокость. Только вернувшись от Кати, думала: пусть Андрей, но только не Денис. Пусть хоть десять таких, как Андрей…

Снова черные мысли — туннель обреченности. Чертова воронка. Самообладание пошло уродливыми трещинами. Потянуло разрыдаться. Разныться от горла. Опустошиться, чтобы нечем было страдать. Тех быстрых слез, что ему удалось выдавить из нее, не хватило.

Денис крепко сжал Юлины плечи, словно спрашивая. Она лишь покачала головой. Отвечать не нужно, знала, что в голове бред. Сейчас там один сплошной бред. Вот завтра все будет по-другому, но сегодня просто караул.

Наверное, будет…

— Нужно ехать, — он все-таки сказал это. А как же иначе… Тихие слова всколыхнули все ее существо в немом протесте. Но Денис не развернулся, не подтолкнул ее, не потащил за собой. А приблизил к себе, склонился и замер у лица. Ждал, пока отстраненно-хмурое выражение сменится на доверчиво-ждущее, дыхание станет горячим, губы немного раскроются.

Не сразу, но она податливо расслабилась в его руках.

Одинаковых поцелуев не бывает. Они все разные. Все неповторимые. Каждое мгновение.

И этот был другим.

Денис целовал ее медленно, не спеша. Сначала едва касаясь, тепло и мягко. Потом сильнее. Без нежности. Смело, жестко, глубоко. С жадностью. Запрещая думать, иногда дышать. Получалось.

Последние бесконечные минуты целовал до жара в теле, — он зарождался между лопаток и растекался по коже, бросался в ладони, горел на щеках румянцем. Никогда до этого ей не было так жарко. Ласкал ее губы и язык до дрожи в коленях, — и она сомневалась, что если он отпустит, ей удастся устоять на месте.

Этот поцелуй другой — настоящий. Именно этот. Наверное, Юля будет помнить его всю жизнь. Печать у нее на губах. Оттиск, очерк его губ. И в душе, и в сердце. Так, что земля из-под ног и в небо…

Когда губы онемели, перестали чувствовать, став безвкусными, Денис ослабил объятия. Как трудно от нее оторваться. Почти невозможно. Но, слава богу, только почти… Хорошо, что находились они именно здесь, на открытом пространстве, под любопытными, хоть и редкими, взглядами. В другом случае Юлька уже осталась бы без одежды. А ему, чтобы снять возбуждение и охладиться, впору хоть в ледяную реку… Теперь не представлял, как сможет удержать ее на расстоянии.

Они слишком увлеклись друг другом. Не заметили, что на город накатили сумерки. Туманная волна пробежала по улицам.

Когда вернулись к машине, Юля чувствовала, что силы кончились, энергия иссякла, а сама она похожа на трухлявое дерево — готова рухнуть и рассыпаться.

Давая ей время, чтобы успокоиться (и себе тоже), Денис не сел в машину сразу, закурил. Однако едва ли две минуты, потраченные на сигарету, смогут расслабить судорожно сведенные от возбуждения мышцы.

Естественно, сигарета не помогла. Только занавесила ощущения дымом, забила легкие, чуть отрезвила голову. Денис втягивался и смотрел на Юлю, которая поглядывала на него тоже, пытаясь сделать взгляд твердым, осмысленным. Но твердого взгляда не выходило, Юля слабела лицом, плечами, руками.

Забросив сигарету в мелкую лужицу, Денис сел в салон и тронул машину с места.

Дома их встретила Наталья, прошлась по обоим встревоженным взглядом, вопрошающе задержалась на Юле.

— Как съездили?

Дочь не отреагировала, оставшись к обращению матери холодно-безразличной.

— Накапай ей чего-нибудь. Для успокоения, — посоветовал Денис, все же сомневаясь, стоит ли вмешиваться. Смолчать же не смог.

Юля кивнула, с песочным шуршанием стянула куртку и свернула в кухню. Так же молча из рук матери приняла стакан с небольшим количеством жидкости, по запаху похожей на валерьянку.

— Иди умойся, — сказала Наталья дочери, после того как та опустошила стакан. Слова мамы прозвучали необычно строго. Юля вскинула глаза, но противоречить не стала. Сил не было. В конце концов, мама дело говорит. Нужно привести себя в порядок.

— Может, и тебе тоже? — с доброй порцией иронии спросила Наталья, вздернув бровь.

Денис посмотрел на все еще стоящий на столе бутылек с валерьянкой и вздохнул. Этот шумный вздох женщина расценила как согласие, потому в мгновение ока Шаурин получил свою дозу.

— Помирать так с музыкой, балдеть так от валерьянки. Ваше здоровье! — С трудом веря в происходящее, он все же заглотил успокоительное.