Токийский рынок спускался каскадом. Пёстрые палатки и полосатые навесы походили на колышущиеся на ветру ступени огромного амфитеатра. С высоты девятого этажа открывался замечательный вид на сотни расставленных рядами павильонов. Между ними расхаживали толпы покупателей, укрывшихся от дождя разноцветными зонтиками. Напитавшиеся влагой рекламные растяжки тяжело провисли и едва шевелились.

Огромную территорию окружала стена из красного кирпича. Железные ворота были широко распахнуты, потому что в течение дня через них не только ходили покупатели, но и поминутно проезжали легковушки, микроавтобусы и грузовики. Справа белела будка охранника, похожая на лагерную вышку — только пулемёта не хватало.

Два павильона, отстроенные в виде пагод, выделялись на фоне океана палаток и навесов, лотков, контейнеров и складских помещений. На них были закреплены иероглифы, складывавшиеся в название рынка.

Снаружи теснились стеклянные магазинчики, в которых можно было найти всевозможные отделы — от продуктовых до сувенирных. Рядом с ними виднелись забегаловки с неизменными любителями жирной и сочной пищи, обступившими круглые столы на тонких ножках. Над ними простирались большие зонты с рекламой пива, их края трепетали на ветру.

Бетонные блоки, лежащие вдоль дороги в виде ограничителей, облюбовали гопники. Они посасывали пиво и сигареты, поглощали лапшу из бумажных коробок и громко гоготали.

Откуда-то доносилась быстрая электронная музыка.

Всё это были островки посреди людского потока шедших на рынок, возвращавшихся с него, проходивших мимо, сокращавших через него дорогу или спешивших к метро, вход в которое обозначала белая буква на голубом фоне.

Акайо Фурукава опёрся о железные перила обширного балкона и перевёл взгляд на небо. Оно ему совсем не нравилось, причём уже не первую неделю. Старейшина клана Чёрного носорога ясно видел, что с каждым днём погода становилась хуже — и это вопреки прогнозам синоптиков. С востока надвигались тучи, и им не было ни конца, ни края. Их рваные края, напоминавшие грязную вату, казалось, царапали серый небосклон. Солнце плавало в призрачном мареве, напоминая огромное бельмо. Воздух был душным и спёртым — как перед грозой.

— Отец, к тебе пришли, — негромко сказал за спиной Акайо молодой человек с коротко стрижеными красными волосами и правильными, как у греческой статуи, чертами лица.

— Канэко? — спросил старейшина, поворачиваясь.

— Да. Со свитой, — молодой человек усмехнулся. — Все такие важные, напыжившиеся. Прямо официоз из ушей течёт.

— Пусть их не обыскивают, — сказал Акайо, направляясь в комнаты. — Мы должны доверять друг другу.

Встретившись взглядами, ямабуси рассмеялись.

— Поэтому они явились вооружённые до зубов? — сказал молодой человек.

— Кента, они наши гости. Не нам говорить им, как приходить в наш дом. К тому же, Канэко никогда не позволит себе лишнего.

— Ладно, тебе виднее, — молодой человек коротко поклонился в знак признания правоты отца. — Я скажу, чтобы их привели сюда.

— Давай, — кивнул Акайо, усаживаясь на циновку возле стены, украшенной древним каллиграфическим свитком с девизом клана. — И пусть нам подадут прохладительные напитки.

— Конечно.

— Это очень важная встреча, сынок, — сказал старейшина, когда Кента направился к выходу. — Мы поступили глупо, попавшись на удочку человека, предавшего Канэко.

— Это когда мы поехали в парк?

Акайо кивнул.

— Но он ведь не солгал, верно? Навигатор был там? — проговорил Кента с недоумением.

— Возможно. И всё-таки лучше иметь дело с Канэко, чем с предавшим его псом.

— Почему? Если бы нам повезло…

— Нам бы не повезло, — прервал сына Акайо, глядя на него таким взглядом, что молодой человек невольно съёжился. — Тех, кого я послал, убили бы, а их души отправились бы к нуэ. Я благодарен судьбе за то, что Навигатор ускользнул от них. Гибель наших собратьев была бы на моей совести. — старейшина помолчал. — Канэко согласился встретиться. Это очень хорошо. Мне придётся извиниться за то, что мои люди были в «Апокалипсисе».

При этих словах глаза Кенты вспыхнули. На миг могло показаться, что они стали одного цвета с волосами юноши.

— Нет! — воскликнул он, сжав кулаки. На виске вспухла и завибрировала жилка. — Не делай этого, отец!

Акайо покачал головой.

— Нет унижения в том, чтобы попросить прощения, когда виноват. Позор — извиняться, если невиновен.

Красивое лицо Кенты исказилось гневом, но он смолчал.

— Ты согласен со мной? — спросил старейшина.

Молодой человек поклонился, хотя было заметно, что это далось ему с трудом.

— Разумеется, отец!

— Очень хорошо. А теперь ступай. Негоже заставлять гостей ждать.

Когда сын торопливо вышел, кэндзя Чёрного носорога повернул голову и несколько секунд созерцал акварель, повторявшую знаменитую картину Утагавы Хирокаге «Великое сражение овощей и рыб». Созданная в 1859 году, она являлась аллегорическим изображением борьбы с разразившейся в Японии эпидемией холеры. Считалось, что при этой болезни нельзя есть рыбу, а питаться следует только овощами.Кроме того, великий художник отразил в сюжете политические интриги партий при дворе четырнадцатого сёгуна Йэмоти. Иногда Акайо Фурукаве приходило в голову, что конкуренция кланов ямабуси смахивает на комическое сражение морских жителей с плодами земли. В основном, потому что поедание рыбы не имело никакого отношения к холере — то есть, битва-то была напрасной. Вот и интриги, которые плели кланы, — был в них хоть какой-то смысл? Порой кэндзя казалось, что ямабуси заняты ненужной суетой, пытаясь обогнать друг друга в стремлении утвердить превосходство своей философии.

Размышления прервало появление гостей: раздвинулась большая дверь из резного дуба, и в гостиную вошёл Озему Канэко в сопровождении двух худощавых, очень похожих друг на друга мужчин. Акайо знал их. Это были братья Сигори, маги, безусловно преданные своему старейшине, много лет назад спасшему их, ещё подростков, из сошедшего с рельсов поезда. Канэко забрал осиротевших мальчишек (их родители погибли в этой катастрофе) и отдал на воспитание своим людям. Тем не менее, никогда их к себе особо не приближал. И сейчас, увидев желтоватые ауры убийц, Акайо понял, почему. Так вот, значит, кем выросли братья. Что ж, судя по всему, старейшина Жёлтого тигра настроился на серьёзный разговор и ждал того же от главы Чёрного носорога.

Остальную свиту Канэко, очевидно, оставил в других комнатах — и это был с его стороны знак того, что он доверяет хозяину дома. Хоть и не настолько, чтобы явиться к нему в одиночку. Вежливость и разумная осторожность — в этом был весь Озему.

— Доброго дня, Канэко-сан, — проговорил с широкой улыбкой Акайо, вставая навстречу гостю. — Как добрались?

— Даже в пробку не попали, — ответил глава Ки-Тора, слегка раздвинув губы.

— А это господа Сигори? — Акайо поприветствовал телохранителей Канэко легким кивком, те ответили вежливыми поклонами в пояс. — Я узнал вас, хотя последний раз видел довольно давно. Вы стали сильными магами, поздравляю.

Ямабуси снова обменялись поклонами, но на этот раз братья Сигори оказались сдержаннее. Должно быть, решили, что похвала из уст главы конкурирующего клана может быть неискренна. И совершенно напрасно.

Но, в любом случае, братья не интересовали Акайо Фурукаву.

— Прошу вас, господа, присаживайтесь, — широким жестом радушного хозяина он указал на циновки, положенные вокруг большого прямоугольного стола с короткими ножками. В Европе такие называли римскими. Древние сенаторы тоже предпочитали принимать пищу лёжа.

Стол был щедро уставлен фруктами, сладостями и изысканными национальными блюдами. Была даже фугу сашими. Едва гости расселись, дверь раздвинулась снова, и несколько девушек в кимоно внесли кувшины и бутыли с вином, лимонадом и прочими напитками.