В переулке, словно поджидая ее, стояла Марфа, опершись на суковатый костыль. Впрочем, она действительно поджидала Зину.

– Здравствуй, касатушка. Христос с тобой, моя доченька, – заговорила Марфа. – Приметила я – все ты по этому переулочку ходишь. Как живешь-можешь-то?..

– Какая жизнь… – И Зина невольно всхлипнула, ткнулась в плечо старухе.

– Ну-ну, люди ить кругом… То-то я замечаю – неласковая ты ходишь все. Айда ко мне, на заезжем ноне никого нет…

Приведя Зину в свою каморку, Марфа опять, как в первый раз, стала поить ее чаем.

– Бабушка, бабушка, к кому ты меня толкнула! – опять заплакала Зина. – Ведь говорила – хорошие люди.

– Да ведь с Богом в душе вроде… А так – кто их знал, что поганые хлыстовские обряды сполняют.

– Уйду я от них, – заявила Зина. – Пусть хоть зарежут потом, уйду. Не могу больше.

– И верно. И верно, чего тебе? – закивала Марфа, – От них, слышала я, многие уходят. Суровы шибко. – Марфа помолчала и добавила: – От них уйти можно, а от Бога-то не след. И так он уж не шибко милосерден к тебе.

Зина вздохнула глубоко, прерывисто, как ребенок, которого сильно и несправедливо обидели, а теперь вот он немного успокоился и пытается не сильным еще своим умом понять – за что же?

– Скажи, бабушка, ну вот ты… Ты счастливая, довольная жизнью. Благоденствие на тебе какое-то. Как это все… пришло к тебе? – спросила задумчиво Зина. – Как его, милосердие-то, заслужить?

Старуха, кажется, не ждала этого вопроса. И тем более обрадовалась, расцвела даже.

– И-и, касатушка ты моя! – воскликнула она. – Да кака ты еще молоденька!

– Что же, мне до старости, что ли, не понять ничего?

– Поймешь, поймешь, родимая, – заторопилась старуха. – Всякие обряды тяжелые – это тьфу, Богу-то они и не нужны вовсе. Христос свой крест отнес на Голгофу, своими страданиями заплатил за все грехи человеческие. Черным по белому это в святом писании объяснено все. А они, хлысты эти всякие, исусовцы… тьфу! – еще раз плюнула Марфа, – вроде и не понимают этого, все заставляют грехи людские страданием замаливать. А Богом надо проникнуться просто, понять его душой. Понять и принять единожды и навсегда.

– Да как, ка-ак? – взмолилась Зина. – Они – Гликерия с Евдокией… Григорий этот – тоже ведь все говорят: проникнуться надо. А как?

Марфа помолчала, будто прикидывая что-то в уме.

– А давай-ка вот что, перепелушка моя, исделаем. Я сведу тебя завтра в одну семью. Обрядов всяких они не совершают, молитв не поют. Они Библию только изучают. Они и приютят на время. А там видно будет…

… Так Зина попала в семью озерского иеговиста Митрофана Селиванова.

Семья состояла всего из двух человек – самого Митрофана да его жены, толстой, неповоротливой, но очень доброй женщины, Екатерины Сидоровны. Впрочем, и сам Митрофан, длинный, как жердь, рябоватый мужчина, был хотя и молчалив, но добродушен и прост.

– Ну-к что, милости просим к нам, – сказал он, поглядев на Зину, когда Марфа объяснила, в чем дело. – Мы завсегда рады помочь человеку в беде. Накорми-ка людей, Екатерина Сидоровна, чем Бог послал, – и засобирался на работу. Работал он где-то в промкомбинате. – А что сынок у тебя, это ничего. Это хорошо даже, сынок-то. Пока он неразумный, мы его в ясельки, в ясельки пристроим. У меня дальняя сродственница няней там работает, она поможет устроить.

На новой квартире Зине было хорошо. Хозяева дали постель (ее матрас, подушка да одеялишко с простынями так и остались у Евдокии с Гликерией, и она махнула на все рукой – пусть пропадет лучше, чем идти к старухам), раскладушку, отвели угол. Они ни о чем не расспрашивали, с первых же дней стали относиться так, будто Зина век жила с ними.

Мальчика Селиванов действительно устроил в ясли.

По вечерам, придя с работы, Митрофан доставал Библию, подолгу сидел с ней, шевеля губами. Видимо, грамоты он был небольшой.

А частенько говорил, прежде чем сесть за свои занятия:

– Ну-ка, мать…

И жена выходила из комнаты, возвращалась, запирала двери на крючок. И только тогда подавала мужу, вынув из-за пазухи, толстую, исписанную четким почерком тетрадь. И снова Митрофан читал, шевеля губами.

Однажды он протянул тетрадь Зине:

– На-ко, почитай.

В тетрадке были переписаны какие-то статьи. Зина остановила взгляд на одной из них. Статья называлась: «Религия в политике означает войну против Бога».

– Что это? – спросила Зина.

– Да ты читай, читай…

Зина стала читать. В статье рассказывалось, как в 607 году до рождества Христова иудеи подверглись нападению и жестокой расправе со стороны Навуходоносора, царя вавилонского. Навуходоносору помогал какой-то бог Иегова, и не только помогал, но и руководил всеми его действиями. Потом же разгневался и жестоко покарал самого Навуходоносора. Таким образом, великий бог Иегова использовал Вавилон, чтобы привести в исполнение суд над своим мятежным народом.

Затем неведомый автор статьи принимался толковать, что во время второй мировой войны коммунисты служили целям демократии, помогая свергнуть Гитлера, но все же это не делает их сторонниками демократии и не исключает того, что демократы когда-либо будут бороться против коммунистов, ибо коммунисты оказывают враждебность христианству. Вот бог Иегова использовал же в своих целях идолопоклонников, а потом уничтожил их…

– Да что это? – снова спросила Зина, ничего не поняв из статьи. – Кто это такой – Иегова? При чем тут… коммунисты?

– Э-э, дочка, – протянул Селиванов, взял у нее тетрадь. – Начнем-ка мы с тобой все сначала… Спрячь ка, мать, журнал.

– Зачем его прятать? – поинтересовалась Зина.

– Видишь ли… Истина – она всегда кровью омывается, – как-то непонятно проговорил Селиванов. – А это ведь не простая тетрадка. Это журнал наш – «Башня стражи». Увидит если его кто…

… Вскоре Зина узнала, что, оказывается, никакой не Иисус Христос, а великий Иегова «один всемогущий бог, вечно живущий и царь вечности», что этот самый Иегова «не рожден, но был создан, следовательно, не имеет начала». А Иисус Христос вовсе не равен Иегове, но является высшим его духовным созданием.

Узнала также Зина, что Сатана когда-то захотел сместить Бога на его небесном троне, за что и низвергнут был с небес. Но Сатана все равно поставил под сомнение всемогущество Иеговы и поклялся отвратить от Бога людей. Но Иегова изложил в Библии главные этапы, на протяжении которых люди убедятся в его всемогуществе и в бессилии Сатаны.

– И вот, – беспрестанно повторял и повторял Селиванов, – всяк, кто понял душевно эту главную идею Библии, будет на прямом и верном пути к своему спасению, а Сатана, как ни бесновался бы, бессилен будет. И придет Христос, и настанет великий день Иеговы, и разразится армагеддон, и будет, как сказал апостол Матфей, та скорбь, какой не было от начала мира доныне и не будет.

Что такое армагеддон, Зина поняла, пожалуй, раньше всего. Оказывается, произойдет рано или поздно в Палестине, близ горы Гар-Магеддон, великая битва между воинами Христа и Сатаны. Христос поразит Сатану и его темные силы, ввергнет их в бездну на тысячи лет, а затем уничтожит окончательно.

Тотчас после победы над Сатаной Христос начнет вершить праведный суд над людьми, тотчас будут уничтожены все, кто не верил в Иегову. Одновременно будут воскрешены все, кто жил праведно, верил и ждал при жизни второго пришествия Христа, хотя бы умерли они и тысячу и больше лет назад. И сотрутся все границы на земле, и будет одно справедливое теократическое государство, и будет управлять им сам Иисус Христос, сын Божий…

– Это как же – на земле? – спросила однажды Зина. – А разве не возьмет нас Христос к себе на небо?

– В том и сущность и величие нашего учения, Зинаида, – сказал Селиванов. – Именно на земле будет царство Божие. А небесный рай и ад – это все глупые сказки всяких иных, поганых религий. Вот, читай это место в «Башне стражи». Видишь, что им за эти сказки будет. «… Иисус Христос… вынесет свой приговор и совершит суд над всеми ложными формами богопоклонения, все ложные богопоклонения будут уничтожены. Нераскаявшийся и необратившийся старый мир идет к своей гибели…» Счастье твое, Зинаида, что успела ты к нам прийти…