Я не должен, конечно, настаивать на том, что справедливость как честность является единственной доктриной, которая естественным образом может истолковать чувство справедливости. Как замечает Сиджвик, утилитарист никогда не считает, что действует исключительно ради некоего безличностного закона, но всегда ради благополучия какого-то существа или существ, к которым он испытывает некоторое чувство товарищества13. Утилитаристская позиция, а также, без сомнения, и перфекционизм, отвечают условию, что при характеристике чувства справедливости оно становится психологически понятным. Лучше всего, когда теория представляет описание идеально справедливого состояния дел, некоторую концепцию вполне упорядоченного общества, такую, что надежды на реализацию этого положения дел и его поддержание отвечают нашему благу и согласуются с нашими естественными чувствами. Совершенно справедливое общество должно быть частью идеала, который могли бы желать рациональные человеческие существа более, чем что-либо другое, имей они полное знание и опыт того, что из себя представляет такое общество14.

Содержание принципов справедливости, способ, каким они выводятся, и стадии морального развития показывают, каким образом справедливость как честность делает возможной такую интерпретацию.

Представляется, что доктрина чисто добросовестного действия иррациональна. Эта доктрина утверждает, во-первых, что высшим моральным мотивом является желание делать то, что и правильно, и справедливо просто потому, что это правильно и справедливо, не допуская никакого другого описания мотива. Во-вторых, хотя другие мотивы определенно имеют моральную ценность, например желание делать то, что правильно, поскольку при этом увеличивается человеческое счастье, или потому, что это ведет к равенству, эти желания морально менее ценны по сравнению с желанием поступать правильно, обязанным лишь правильности поступка. Росс утверждает, что чувство правильности состоит в том, чтобы желать особый (неанализируемый) объект, так как наши обязанности есть некоторые действия, которые характеризуются специфическими (и неанализируемыми) свойствами. Другие морально ценные желания, хотя действительно являются желаниями того, что необходимо связано с правильным, не представляют собой желание правильности как таковой15.

Однако при этой интерпретации чувство правильности не имеет явного основания; оно напоминает предпочтение чая, а не кофе. Хотя такое предпочтение может существовать, делать его регулятивом базисной структуры общества было бы просто прихотью, несмотря на то, что его выгодно маскирует необходимая связь с разумными основаниями суждений о правильности.

Однако для того, кто понимает и принимает договорную доктрину, чувство справедливости не отличается от желания действовать в соответствии с принципами, на которые согласились бы рациональные индивиды в исходном положении, в котором каждый равно представлен как моральная личность. Не отличается оно и от желания действовать в соответствии с принципами, которые выражают природу человека как свободного и равного рационального существа. Принцип справедливости отвечает этим описаниям, и этот факт позволяет нам дать приемлемую интерпретацию чувству справедливости. В свете теории справедливости мы понимаем, как моральные чувства могут быть регулятивами нашей жизни и иметь ту роль, которая приписывается им формальными условиями на моральные принципы. Руководствоваться этим принципами означает, что мы хотим жить с другими на условиях, которые каждый признал бы честными с точки зрения, которую все могли бы принять как разумную. Идеал людей, сотрудничающих на этой основе, обладает для нас естественной притягательностью.

Наконец, мы можем заметить, что мораль принципов принимает две формы, одна из которых соответствует чувству правильности и справедливости, а другая — человеческой любви и самообладания. Как уже говорилось, последняя выходит за пределы долга, а первая — нет. В обычной форме правильности и справедливости мораль принципов включает добродетели авторитарной морали и морали ассоциации. Она определяет последнюю стадию, на которой все подчиненные идеалы полностью поняты и организованы в согласованную систему подходящими общими принципами. Добродетели других типов морали получают объяснение и оправдание в рамках более широкой схемы; и их соответствующие требования разрешены приоритетами в рамках более широкой концепции. Мораль поступков, выходящих за пределы долга, имеет два аспекта, зависящих от направления, в котором требования морали принципов намеренно обходятся. С одной стороны, человеческая любовь проявляется в способствовании общему благу способами, которые далеко выходят за рамки наших естественных обязанностей и обязательств. Эта мораль не для обычных людей, и ее особые добродетели — это доброжелательство, повышенная чувствительность к чувствам и желаниям других и пренебрежение собой. Мораль самообладания, с другой стороны, в ее простейшей форме проявляется в легком и непринужденном выполнении требований правильности и справедливости. Она становится поистине выходящей за пределы долга, когда индивид демонстрирует характерные для нее добродетели смелости, великодушия и самообладания в действиях, предполагающих большую дисциплину и тренировку. И это он может делать либо посредством свободного использования должности и положения, которые требует этих добродетелей для выполнения соответствующих задач, либо через поиск высших целей способом, совместимым со справедливостью, но не превосходящим требований обязанностей и обязательств. Таким образом, мораль действий, выходящих за пределы долга, нравственность святых и героев не противоречат нормам правильности и справедливости; эта мораль отмечена добровольным принятием целей, согласованных с этими принципами, но простирающихся за пределы того, что они предписывают16.

В следующих разделах я буду обсуждать несколько аспектов трех стадий морали более детально. Понятие морального чувства, природа трех психологических законов и процесс, благодаря которому они выполняются, требуют дальнейших комментариев. Обращаясь к первому из этих вопросов, я должен объяснить, что буду использовать старый термин «чувство» (sentiment) для обозначения постоянных упорядоченных семейств управляющих диспозиций, таких как чувство справедливости и человеческая любовь (§ 30), а также постоянной привязанности к конкретным индивидам или ассоциациям, которая занимает центральное место в жизни человека. Итак, у нас есть моральные и естественные чувства. Термин «установка» (attitude) я использую более широко. Как и чувства, установки представляют собой упорядоченные семейства диспозиций, моральных или естественных, но они не имеют устойчивого или регулятивного характера. Наконец, я буду использовать обороты «моральное чувство» и «моральная эмоция» для обозначения чувств и эмоций, которые мы испытываем по конкретным поводам. Я хочу прояснить связь между моральными чувствами, установками, с одной стороны, и соответствующими моральными принципами — с другой.

Главные черты моральных чувств могут быть, вероятно, наилучшим образом прояснены посредством рассмотрения разных вопросов, которые возникают при попытке охарактеризовать их, и различных переживаний, в которых они проявляются17. Стоит рассмотреть их отличие как друг от друга, так и от тех естественных установок и чувств, с которыми их можно спутать. Так, прежде всего, возникают следующие вопросы, (а) Каковы те лингвистические выражения, которые используются для выражения конкретного морального чувства, и каковы существенные вариации, если таковые имеются, этих выражений? (б) Каковы характерные поведенческие признаки данного чувства и каковы способы, которыми человек обычно показывает, что он чувствует? (в) Каковы характерные ощущения и кинестетические чувства, если таковые имеются, которые связаны с моральными эмоциями? Когда человек сердится, он, например, ощущает жар; он может дрожать и испытывать спазмы живота. Он может быть не в состоянии говорить без дрожи в голосе; и, возможно, он не может воздержаться от жестикуляции. Если имеются такого рода характерные ощущения и поведенческие проявления морального чувства, они не составляют чувства вины, стыда, возмущения и т. п. Эти характерные ощущения и проявления не являются ни необходимыми, ни достаточными в конкретных случаях чувства вины у какого-то человека, стыда или возмущения. Это не значит отрицания того, что некоторые характерные ощущения и поведенческие проявления волнения могут быть необходимыми, если человек переполнен чувством вины, стыда или возмущения. Но для наличия этих чувств часто достаточно того, что человек искренне говорит, что он чувствует вину, стыд или возмущение и что он готов дать подходящее объяснение того, почему он чувствует это (в предположении, конечно, что он принимает это объяснение как правильное).