— Я думала, вы тогда…

— Врал? — резко оборвал её Натан. — В доверие втирался?

Мгновение повисела тишина, в которую поручик глубоко вздохнул, справляясь со злостью, и продолжил спокойным, холодным тоном, ровно как на службе:

— Людмила Владимировна, я очень благодарен вам за такую чудесную и необыкновенную дочь, но прошу впредь воздержаться от попыток без её просьбы вмешиваться в её жизнь, вы уже довольно позабавили уголовный сыск своими инспекциями и интригами. Я полагал и по-прежнему придерживаюсь мнения, что ссориться с родителями — последнее дело, но если вы продолжите в подобном духе обижать Аэлиту, игнорируя её собственное мнение и желания, я целиком и полностью займу её сторону и больше не стану уговаривать примириться с вами.

Вновь повисла тишина — напряжённая, звонкая.

— А я-то, дура, порадовалась, что дочь отдаю хорошему, надёжному человеку, — дрогнувшим голосом проговорила госпожа Брамс, явно обиженная отповедью.

— Людушка, ну полноте, успокойся, — неожиданно уверенно, хоть и мягко по своему обыкновению, вмешался, опередив Титова, отец семейства. — Отчего же дура? Человек ведь и впрямь надёжный, вон как за неё стоит. Важно же, чтобы Алечка счастлива была, а не идеальной домохозяйкой сделалась, разве не так?

— И ты туда же! — недовольно всплеснула руками женщина. — Вечно ты её балуешь, попустительствуешь глупостям!

— Зато вон какой результат замечательный вырос, — улыбнулся Лев Селиванович, неожиданно проказливо подмигнув молодёжи. — Хватит ругаться, давайте уже чай пить, самовар стынет.

И Натан с облегчением подумал, что по крайней мере с отцом невесты общий язык уже вполне найден, и не столь Брамс-старший оказался рассеянный, как это виделось поначалу. А там, глядишь, и мать со временем услышит, поймёт свою дочь и угомонится.

Во всяком случае, вечер закончился спокойным прощанием, а не скандалом, и это давало надежду на лучшее.

Εсли бы Михельсон вправду взялась заключать тогда пари, она бы непременно его выиграла: свадьбу действительно справили по осени. Правда, уже в ноябре — несмотря на все усилия, раньше управиться со строительством не удалось.

Соблазн плюнуть и обвенчаться раньше был велик, но Титов с этими мыслями стоически боролся, ответственно подходя к началу новой, семейной жизни. Гораздо сложнее было выстоять против иного искушения, подзуживающего позволить себе с невестой чего-нибудь лишнего, но чрезвычайно приятного, тем более та и не возражала совсем: влюблённым наедине нередко случалось слишком увлекаться поцелуями. Однако и здесь живник проявил выдержку и терпение, невзирая на подначки служащих уголовного сыска.

Дом вышел ладный, не стыдно гостей позвать. Небольшой, пока достаточно скудно обставленный, но зато каменный и со всеми удобствами — и с водопроводом, и с просторной ванной, и даже с новеньким веще-электрическим нагревателем.

Дом был новый, однако располагался по известному адресу — на том самом углу, где прежде стояла заколоченная хибара покойного историка. Поручик — а, вернее, к моменту женитьбы уже штабс-капитан (после поимки топителя и, главное, устранения шпиона его восстановили в звании) — рассудил, что общаться с навьями придётся много, зачастую в подземельях, а здесь место было со всех сторон подходящее. За лето Натан с помощью всё той же мелкой нечисти уже разведал часть катакомб, расположенную под городом, неплохо в ней ориентировался и знал массу выходов, что оказалось отличным подспорьем в полицейской службе.

Ценный свидетель шишок, конечно, тоже перебрался в новое жильё, не только весьма довольный переездом, но еще исключительно гордый своей принадлежностью к дому середника. Он сделался куда опрятней и солидней: аккуратно подстригал шерсть, достал где-то крохотные лапотки на свою ногу, и вообще первое время расхаживал гоголем. Но потом неожиданно ретиво взялся за обязанности домового, нашёл себе где-то помощника — вернее, как узнали хозяева после, помощницу — и оказалось, что поддерживать порядок в доме с такими необыкновенными подселенцами очень просто. Пыль нигде не задерживалась, продукты не портились, одежда не мялась, даже капризный нагреватель работал на удивление ровно.

За прошедшее с поимки Горбача время Натан сумел оценить справедливость слов полицмейстера о спокойствии города С***: кончив то шумное и нервное дело, Титов с наслаждением погрузился в рутину, обнаружив, что жизнь уголовного сыска за пределами подобных грандиозных расследований действительно достаточно размеренная. Удивительное дело, вроде бы постоянно что-то происходило, что требовало внимания, но всё это совершалось без суеты и той нервозности, которая царила в столице. Дел хватало, но следователи могли позволить себе не распыляться и не вести по десятку сразу, а сосредоточенно и основательно заниматься чем-то одним. Это лично поручику по прибытии так «повезло». Можно сказать, проверка нового жителя на вшивость, только не со стороны коллег и своеобразного начальника Охранки, но самого города. Яви его или Нави — тут Титов даже гадать не брался.

А впрочем, может быть, и впрямь повезло, без кавычек? Иначе когда бы он еще так сблизился с Аэлитой? Εщё, чего доброго, упустил бы девушку, не сумев вовремя оценить по достоинству…

Волшебные «соседи» добавляли хлопот, но немного. Натан быстро привык к основному принципу их жизни «ты мне, я — тебе» и находил его не самым худшим. Просто потому, что был прост и соблюдался неукоснительно почти всеми навьями, а тех, например, кто отвечал злом на добро, быстро призывали к порядку свои же. Даже Валентинов, на удивление, присмирел и неукоснительно соблюдал договор питаться за пределами отдела.

Привыкнуть к этим чудесам оказалось нетрудно, но Титову достаточно долго искренне дивился, как умудрялся прежде не замечать существования навьев: их было много, да и людей, осведомлённых об их существовании, тоже хватало.

Аэлита же, в отличие от Титова, ничему особенно не удивлялась. Гораздо быстрее и легче своего «напарника» принимала всё новое, с интересом изучала разновидности обитающих поблизости навьев, украдкой мечтая написать по ним когда-нибудь монографию. Но пока, конечно, было не до того: Брамс готовилась к получению на следующий год докторской степени и не могла позволить себе распыляться сразу на многие темы, а свободное время она и так тратила на свою теорию сосуществования двух миров, которая была ещё занимательней.

А ещё, конечно, пылко обсуждала с Натаном дела уголовного сыска, многочисленные, совсем уж не связанные со службой вопросы и чувствовала себя совершенно счастливой.

К слову, когда Аэлита получила полное право участвовать в расследованиях в роли эксперта-вещевика, её пыл несколько поугас. Нет, всё это по-прежнему казалось интересным и уходить из сыска она не собиралась; просто служба следователей лишилась львиной доли своей загадочности и очарования, обзавелась массой скучных рутинных обязанностей, и теперь Аэлита воспринимала её куда спокойней, без романтического флёра.

Последний как-то плавно и очень приятно перекочевал в повседневную жизнь. Нельзя сказать, что у влюблённых вдруг появилось очень много свободного времени или что Натан особенно активно ухаживал за невестой с помолвки до свадьбы, но приятные совместные вечера сами собой вошли в традицию. И даже если за вечер было обронено не больше десятка слов — Титов возился с бумагами, а Аэлита напряжённо вела какие-то подсчёты, — одно только присутствие рядом дорогого человека уже доставляло огромное удовольствие.

И каждый холостяк, имевший удовольствие понаблюдать немного за этой парой, вскоре волей-неволей задумывался о том, что семья — это, наверное, неплохая штука, а человек семейный испытывал настойчивое желание вернуться сегодня домой, к родным, пораньше. Даже у Шерепы шуточки на эту тему выходили уже без огонька, и сам он нет-нет да и задумывался о брачных узах. Вздрагивал и с испугом отгонял предательские мысли, но вода, как говорят, камень точит.