— Женой? — севшим голосом переспросила она. — А… это обязательно?

— Я же не могу тебя заставить, — кривовато усмехнулся Натан, смешавшись от такого поведения девушки. Выглядела она так, словно предложили ей… жабу погладить. И уж конечно, видеть подобный отклик было неприятно. — Если ты откажешься, я пойму и не стану больше досаждать.

— Нет! Да! Не знаю… — жалобно протянула она. Нервически крепко, до побелевших пальцев, вцепилась в его рубашку и, спрятав лицо, шумно, прерывисто вздохнула.

— Не знаешь чего? — осторожно уточнил поручик. Сквозь не успевшие толком родиться разочарование и обиду просочилась здравая мысль о том, что, кажется, поведение девушки он истолковал не совсем правильно. Потом Натан запоздало напомнил себе, что имеет дело с особой исключительно необычной и поспешные выводы в разговоре с ней строго противопоказаны, для начала стоит досконально разобраться.

— А мы не можем поступить как-нибудь иначе? — пробормотала Аэлита, не поднимая головы. — То есть… зачем вот прямо так сразу женой? Ну вот так целоваться, и мороженое есть, и гулять, но как-нибудь… без жены. Я совсем не хочу замуж. То есть совсем никогда.

— Почему, позволь спросить? — ошарашенно уточнил Титов.

— Ну… я… а как же я без службы? И без Федорки? — дрогнувшим голосом спросила она.

— Погоди, а как это связанно? — изумился поручик.

— Ну как же? Матушка вот вечно говорит, что выйду замуж и не до глупостей этих станет — хозяйство, дети, и вообще муж никогда не позволит, чтобы жена там куда-то шлёндала…

— Ну и затейливые глупости попадаются порой у тебя в голове! — Натан рассмеялся от облегчения.

— То есть как — глупости? А что, разве не так? — Аэлита насторожённо глянула на него из-под нахмуренных бровей.

— И так и не так — да как угодно! Ты что, в самом деле думаешь, что я только и мечтаю, как дома тебя запереть? — продолжая улыбаться, он ласково провёл пальцами по её чумазой щеке.

— А зачем тебе тогда вообще жена? — искренне удивилась Брамс.

Титов мысленно ругнул свою будущую тёщу, которая вместо интриг за спиной дочери могла бы хоть немного поговорить с ней по душам, по-женски. Но потом постарался всё-таки собраться с мыслями и ответить, да так, чтобы и не наврать, и не испортить всё.

— Когда люди любят, им свойственно желать быть рядом с предметом привязанности. И даром не сдалась бы мне какая-то там жена — что она, лошадь, что ли, которую в хозяйство приобретают по надобности? Мне ты нужна.

Аэлита несколько секунд напряжённо хмурилась, молча глядя скорее сквозь Натана, чем на него: кажется, пыталась осмыслить сказанное, и мужчина многое бы отдал, чтобы проследить ход мыслей вещевички и успеть разъяснить какие-то непонятные вещи до того, как Брамс придумает новую глупость.

И хорошо, что возможности такой он не имел, потому что результат бы его вряд ли обрадовал: Аэлита, которая и прежде не особенно задумывалась, с какой целью люди вступают в брак, не поняла этого и сейчас, и даже еще сильнее запуталась.

Когда мама рассуждала о ведении хозяйства и утверждала, что это первейшая женская обязанность, всё было более-менее ясно: мужчина женится, чтобы в доме был порядок, а женщина — чтобы мужчина обеспечивал ей спокойную жизнь. Ещё, конечно, были дети, но о них Титов ничего не говорил и, по всей видимости, не думал. А вот зачем ещё нужно жениться, Брамс так и не сообразила: любить ведь можно и без свадьбы!

Любовь как явление в её голове существовала совершенно отдельно и никакой связи с замужеством не имела.

— Я правда смогу заниматься своей работой в Федорке и мне не придётся уходить со службы в сыске? — наконец задала девушка самый важный вопрос.

— Слово офицера, я никак не собираюсь препятствовать твоим увлечениям и службе, — рассмеялся Натан. — Так что уйдёшь, если только сама вдруг передумаешь.

— Тогда согласна! — уверенно кивнула Брамс, окончательно успокоившись на сей счёт и мудро рассудив, что вреда подобное решение не принесёт.

Во-первых, Титов ей по-настоящему нравился, во всём, и Аэлита была только рада разделить его желание быть вместе. Во-вторых, если поручику действительно этого хочется и это надо, то вещевичке совсем не сложно сделать ему приятно: велика трудность — свадьба! Ну а в-третьих, Аэлита вдруг сообразила, что в случае замужества матушка совершенно точно перестанет донимать её этим вопросом и уж всяко никаким образом не сумеет помешать её службе.

Что ответила верно, она поняла сразу. Сначала Натан улыбнулся ей — светло, счастливо, — и Аэлите самой от взгляда на него стало тепло и радостно на сердце, а потом еще и поцеловал так же сладко и нежно, как давеча в подземелье. И всяческие сомнения окончательно выветрились из головы.

— Ну что, невеста, пойдём убийцу ловить? — со смешком предложил Титов некоторое время спустя, прервав поцелуй и вновь бережно погладив девушку по щеке.

Брамс не возражала и закивала с куда большей рьяностью, чем только что соглашалась на замужество. Конечно, ещё больше она бы порадовалась новому поцелую, но и расследование вещевичку вполне устраивало.

Но это рвение Аэлиты мужчина уже воспринял с весельем, а не с обидой: понимал же, с кем свою жизнь связать собирается, глупо ждать, что она вдруг переменится. Да полноте, разве надо вообще что-то в ней менять? Он ведь и влюбился потому, что она вот такая, какая есть — прямая, искренняя и ни на кого не похожая!

Зато с ней скучно не будет, за это можно поручиться.

Желающего отвезти чумазых погорельцев, несмотря на полицейский мундир и наличие звонкой монеты, удалось отыскать далеко не сразу. Только через четверть пути, которую Брамс с Титовым покрыли пешком, попался синий от пьянства тип на разбитом скрипучем экипаже, запряжённом полудохлой лошадёнкой, который решил, что сидений ему не жалко, особенно если господин добавит сверху. Добавил, куда было деваться.

У дома Меджаджева встретилось подкрепление, вот только совсем не то, которого ожидал Титов. Дом караулили не служащие уголовного сыска с городовыми, которых в окрестностях не наблюдалось вовсе, а Бобров собственной неуловимой персоной с несколькими служащими Охранки при мундирах, и это был повод не то что для насторожённости, но для настоящей тревоги. Михаил Павлович задумчиво бродил по двору, разглядывая местность, и, кажется, попросту дышал свежим воздухом. У калитки внутри стоял часовой, ещё один — у двери дома.

— А вот и пропажа, — со смешком проговорил Бобров, подходя к остановленным привратником сыскарям. — Оставь, это свои. Здравствуйте, Аэлита Львовна, Натан Ильич. Рад видеть в добром здравии. Где это вы этак разукрасились?

— Встречный вопрос, а как вы вообще здесь оказались и для чего? — не стал торопиться с откровениями Титов.

— Тут в двух словах не объяснишь. Пройдёмте в дом, там будет удобнее.

Спорить не стали: присесть в спокойной обстановке было кстати. Опять же, в дом зовут, не в камеру.

Прежде всего сыскари старательно умыли руки и лицо, а после устроились вместе с начальником Охранки в кухне, у люка в подпол. С одной стороны, ближе к предмету интереса, а с другой — не хотелось всё же портить мебель в доме, а здесь стояли обыкновенные деревянные стулья без обивки, достаточно обшарпанные.

— Я, если позволите, начну издалека, — заговорил Бобров. Вынул платок, снял свои круглые очки и стал их аккуратно протирать, почему-то ощупью, прикрыв глаза. — Вы что-нибудь слышали о таком фольклорном персонаже, как Баба-Яга?

Сыскари переглянулись с одинаковой растерянностью на лицах, но кивнули.

— Сказки всем в детстве рассказывали, — осторожно добавил поручик, сообразив, что этого жеста собеседник не видел.

— Что ж, в таком случае всё будет немного проще. — Бобров водрузил очки обратно на нос и только после этого взглянул на собеседников — холодно, пронзительно, даже будто бы хищно, совсем по-совиному. — Скептические исследователи народных сказок пришли к остроумному итогу, что облик этой особы и сама её суть сводятся к посредничеству между миром живых и миром мёртвых — Явью и Навью. Вот эти все детали про костяную ногу, про черепа на заборе… Ну, не суть. На деле всё обстоит несколько иначе.