Да и поведение Брамс заставляло его ощущать неуверенность. Умом Титов понимал, что иначе эта необычная девушка отреагировать и не могла, и это был ещё не самый худший вариант из возможных. Но сердце было не на месте, и постоянно поручику чудилось, что Аэлита скажет, что она или пошутила, или имела в виду совсем иное. Знал, что эти подозрения необоснованны, но — продолжал тревожиться. Наверное, это всё происходило потому, что для Титова состоявшееся объяснение было еще большей неожиданностью, чем для вещевички. Он не сожалел о сказанном и испытывал к Брамс чувства, о которых говорил, но… слишком всё внезапно, чёрт побери!

Однако надобность в посещении ювелирной лавки отпала сама собой, совершенно случайно.

Доставая из шкафа свежее бельё, Натан смахнул шкатулку с орденами и прочими ценностями. Как умудрился — и сам не понял, вроде бы лежала та в стороне. Упав, она не разбилась, но открылась, рассыпав содержимое. Хорошо хоть доски на полу были пригнаны друг к другу довольно тщательно, а большая часть сокровищ и вовсе оказалась на половике!

Титов чертыхнулся и, опустившись на корточки, принялся осторожно собирать безделушки, и почти сразу ему под пальцы попался перстенёк — маленький, явно женский. На ложе из золотых листиков, усыпанных бриллиантами и, вероятно, рубинами настолько мелкими, что уместнее было бы назвать их пылью, — каплевидная жемчужина необычного, нежно-розового цвета. Может быть, невесть какой ценности украшение, поручик в подобных вопросах разбирался плохо, но выглядела вещица, на его вкус, великолепно: нежная, лёгкая, изумительно тонкой работы. Искал бы — а более уместного не нашёл.

Натан нахмурился, разглядывая находку и пытаясь припомнить, как она вообще к нему попала, и через несколько мгновений наконец сообразил: мама, это было её кольцо. Вернее, то самое, которое отец подарил ей на помолвку, и до того, кажется, оно какое-то время «жило» в семье. Титов предполагал, что досталось оно Илье Титову от его родителей — бабушку и дедушку Натан в живых не застал, отец его женился в достаточно солидном возрасте, а они умерли рано.

Подивившись своевременности находки и искренне порадовавшись, что колечко раньше где-то пряталось и не далось в руки в прежнюю его попытку обзавестись женой, поручик решил, что это хороший знак. Улучив момент, когда они с девушкой остались вдвоём, вручил перстенёк и даже не удивился, что пришёлся тот совершенно впору.

Брамс приняла подарок благосклонно. Смешно растопырила пальцы, позволяя мужчине надеть кольцо, потом с искренним, скорее детским, чем девичьим любопытством его разглядывала и чуть только не пробовала на зуб: у Натана было твёрдое ощущение, что она собиралась, но потом всё же передумала. Или отложила на потом?

— Забавное чувство, — хихикнула она в конце концов, несколько раз сжав и разжав руку. — Никогда колечек не носила…

— Постой, но ты же говорила, что был жених? — растерялся Титов.

— Был, и даже колечко было, но в шкатулке лежало. Очень большое, неудобное, да и не нравилось оно мне.

— А это нравится? — спросил Натан, чувствуя, как сердце замирает от беспокойства. Ответ вполне читался по лицу девушки, но всё равно услышать его казалось важным.

— Это нравится, — легко согласилась Брамс. — Надо присмотреться получше, но я уже сейчас уверена, что это не просто кольцо, а вещь. Довольно старая и очень хорошая, причём не только в смысле исполнения, а ещё и по назначению, характеру если угодно. Ну и красиво, конечно, — улыбнулась она.

Заходить в двадцать третью комнату не стали, сразу двинулись в подвал для разговора с Меджаджевым. Тому, на взгляд Титова, пребывание в камере шло только на пользу: вещевик сделался как будто спокойнее, уравновешенней, из взгляда ушёл тот лёгкий оттенок диковатости, который заставлял ждать от Меджаджева нападения.

— Хорошо выглядите, — не сумел промолчать Титов.

Но собеседник неожиданно совершенно не обиделся и ответил с иронией:

— Можете не верить, но и чувствую себя неплохо. Кормёжка, конечно, дрянь, но сытная, света не хватает, но я уж и не припомню, когда последний раз так славно высыпался, как здесь. Есть что-то новое? Для чего вы меня вызвали?

— Пара вопросов, — кивнул Натан. — В прошлый раз вы так и не ответили на этот вопрос, но сейчас придётся вспомнить. Кто знал о подвале под вашим домом?

— Как — кто? — растерялся тот. — Да каждая собака! Что это за дом без подпола?

— Нет, я не про то. Кто в нём бывал? Или, может, вы рассказывали кому-нибудь историю его обнаружения?

— Да чёрт побери, этому дому уже два с половиной десятка лет, мало ли кто там бывал! — развёл руками Меджаджев.

— И всё же постарайтесь вспомнить, это в ваших же интересах. Вы ведь говорили, что не пользовались им с момента смерти отца? Значит, наверное, и осведомлённых не должно быть много.

— Чего вы вообще так к этому подвалу прицепились? — проворчал вещевик.

— Там есть потайной ход, — прямо ответил Титов. Что бы ни говорила Охранка, а хозяин имел полное право знать, что в его дом при желании можно проникнуть и не через дверь.

— Потайной ход? — переспросил ошарашенно Меджаджев. — Это что же, получается, оттуда в любой момент какая-нибудь сволочь вылезти могла?!

— Ну, не совсем в любой и не совсем любая, — хмыкнул Натан. — Вряд ли он впервые проник в ваш дом именно так, пробираясь через подвал. Скорее всего, сначала он побывал там с вашего дозволения, и только потом отыскал иной путь. Или как минимум злодей слышал от вас историю обнаружения этого подвала и с ваших же слов знал, что туда никто теперь не спускается. Ну так что?

— Да никто из них не может быть в этом замешан, вздор! — непримиримо фыркнул арестант. — Я за каждого готов поручиться!

— Вы, Меджаджев, то ли дурак, то ли издеваетесь, то ли уж я не знаю что, — проговорил Натан, в задумчивости склонив голову к плечу. — Вы понимаете, что вас пытаются подвести под виселицу? Цинично, расчётливо, очень старательно, и делает это кто-то близкий, хорошо знакомый. Тот, кто знает историю тридцатилетней давности о дурачке, пытавшемся сплавить по реке свою сестру, кто вхож в ваш дом, знает распорядок вашей работы. Вы не случайный козёл отпущения, а объект чьей-то искренней и сознательной ненависти! Или же убийца.

— Да не знаю я, кто это может быть! — буквально взвыл Меджаджев, хлопнув ладонями по столу, отчего Брамс дёрнулась, едва ли не подпрыгнув на месте. — Вот режьте — не знаю! А впрочем… Чёрт с вами, пишите, что я убийца, и кончим с этим.

— Прекрасно. Мне попросить принести верёвку? — обводя злого вещевика спокойным взглядом, предложил Титов.

— Что, прямо сейчас вздёрнешь? — едко откликнулся тот.

— Нет, зачем? Вы просто продемонстрируете, как вязали руки трупам. На мне, на Брамс, на ком-нибудь из охраны, неважно.

Несколько мгновений они мерились взглядами, потом Меджаджев сгорбился и отвернулся.

— Не хочу.

— Не хотите чего? Жить?

— Да что ты вообще знаешь о моей жизни! — взревел мужчина. — На кой мне эта жизнь далась после такого?! Служба, служба, служба… да будь она проклята, эта служба!

— То есть вы желаете, чтобы убийство трёх человек, включая вашу любимую женщину, сошло этой сволочи с рук? Четырёх, если считать вашего нерождённого ребёнка, — говорил Титов ровно, холодно. Бил по самому больному, и в этот раз — совершенно сознательно, старательно даже.

Состояние Меджаджева было понятно, объяснимо, но никоим образом поручика не устраивало. Не из жалости, хотя потере вещевика он искренне сочувствовал, а из суровой практичности. Титову требовалось содействие, нужны были сведения и имена, а не тихая томная истерика с позывами к самоубийству. При желании никогда не поздно умереть, но глупо не попытаться сделать это хотя бы с пользой!

— Вы вправду желаете взять эту кровь на себя? — он поднялся, прошёлся туда-сюда как бы в задумчивости и остановился у стола, нависая над вещевиком. Подвинул табурет, словно собирался на него сесть, но в последний момент передумал. — Так уверены, что этот мерзавец подобного заслуживает? У меня уже складывается впечатление, что вы знаете убийцу и сознательно его покрываете. А может, вы тут мне лапшу вешаете на уши, а на деле никакую Кулю не любили? Или любили, но такой вот странной любовью, что не пожалели ни её, ни нерождённое дитя…