— Пойдём хлопотать о свидетельстве психиатра, пусть этого буйного осмотрит, насколько он в себе, а там решим. Ты как, не очень испугалась? — спросил он виновато. — Прости, я как-то не подумал, что всё так обернётся, а то оставил бы тебя снаружи.

— Вот ещё! — непримиримо фыркнула Аэлита. — Ты обещал, что не будешь мне мешать!

— Так то мешать! Разговор бы ты в любом случае слышала, есть там специальная комнатка рядом, — мягко возразил Титов и спросил с иронией: — Или тебе непременно надо жизнью рисковать в первой шеренге?

— Не знаю, — слегка надулась девушка. Потом вздохнула и признала нехотя: — Хотя, конечно, вот сейчас и впрямь было страшно, можно было и со стороны послушать. Правда, я уже потом испугалась, поначалу не поняла ничего.

Забота поручика была Аэлите приятна и совсем не вызывала протеста. Мечты о приключениях хоть и остались, но всё же слегка потускнели и сделались осторожнее: то падение вместе с «Буцефалом», когда их с Титовым чуть не убили, может, не заставило Брамс вовсе отказаться от идеи службы в сыске, но заставило более здраво взглянуть на саму себя и окружающий мир. Можно сказать, Аэлита признала, что ей не быть решительной и воинственной героиней, однако своевременно подвернувшаяся мысль о том, что даже в приключенческих романах попадаются герои совсем иного типа, помогла избежать разочарования. Ну в самом деле, приключения есть? Она в них участвует? И прекрасно!

А геройство можно оставить поручику, у него весьма недурственно получается, да и на роль эту он вообще-то подходит куда лучше. Поняла это Брамс давно, еще в момент их знакомства, но теперь перестала переживать по этому поводу и ревновать поручика к приключениям, вполне удовлетворившись амплуа его помощницы. Это девушку немного озадачивало, сама от себя она подобного не ожидала, но протеста не вызвало.

Вообще, уступать поручику оказалось как-то удивительно легко и не обидно. Безупречно-накрахмаленный петроградец с прямой спиной на поверку вышел не совершенством, которое только и остаётся взгромоздить на пьедестал да водить экскурсии, а обыкновенным человеком со своими слабостями, недостатками и ошибками. Рядом с ним Аэлита уже не чувствовала прежней неловкости и неуверенности: осознание чужого несовершенства позволяло выше оценивать чужие достоинства и одновременно — не переживать о собственных недостатках.

А еще вещевичку, привыкшую постоянно кому-то что-то доказывать и с кем-то за что-то бороться, подкупало искреннее уважение мужчины к её талантам. Это в Федорке она в конце концов добилась серьёзного к себе отношения и ей не приходилось ежеминутно отстаивать своё мнение и право на него, а в Департаменте поручик оказался первым и, похоже, единственным, кто не нянчился с ней из чувства долга, а смотрел как на опытного и талантливого вещевика. Одного этого бы уже хватило, чтобы Титов купил её с потрохами и заслужил глубокую симпатию!

Но ведь этим отношение поручика не исчерпывалось. Уважение к способностям девушки сочеталось с мягкой, ненавязчивой опекой: не оттого, что мужчина не доверял ей, а потому, что не доверял её окружающему миру, и эта разница, пусть не выраженная словами, чувствовалась девушкой особенно остро. А ещё была улыбка, и тёплый взгляд, и уютные объятья, и…

В общем, возьмись Брамс раскладывать своё отношение к поручику по полочкам и займись перечислением достоинств, это всё здорово затянулось бы, но склонности к самокопанию по пустякам Аэлита не имела. Зачем, если всё хорошо?

Конечно, немного странно было думать о замужестве: Брамс совершенно не представляла, как это будет происходить и зачем это нужно, если и так всё замечательно. Но Натану она полностью доверяла, с ним было хорошо — и просто разговаривать, и вести расследование, и идти вот так под руку, и уж тем более целоваться, — так что особенного беспокойства будущие жизненные изменения не вызывали.

А колечко ей и правда очень понравилось. Аэлита обыкновенно была равнодушна к драгоценностям, особенно к кольцам и браслетам — уж слишком они мешались в работе, отвлекали на себя внимание, беспокоили и досаждали. Этот же тоненький, почти незаметный ободок так уютно обхватил палец, словно был там всю жизнь, и совершенно не ощущался: девушка то и дело бросала на него взгляды, думая, не потерялось ли. Похоже, такая вот незаметность была одним из особых свойств этой ладно сработанной вещи. Не терпелось осмотреть его внимательнее, понять, что там еще есть интересное, но эту мысль пришлось отложить на потом.

В мирном, уютном молчании Брамс с Титовым поднялись из подвала и дошли до кабинета полицмейстера. Чиркова на месте не оказалось, и просьбу свою поручик рассказал секретарю. Тот обещал выполнить всё в лучшем виде и сообщить через Михельсон, когда и кто приедет из диспансера для беседы с арестованным.

Покинув же кабинет полицмейстера, Натан замер в задумчивости.

— Куда теперь? — бодро и уже привычно поинтересовалась Брамс, и мужчина не удержался от улыбки.

— Думаю вот. Давай-ка мы с тобой пообедаем и обсудим этот вопрос, как-то у нас всё неясно и смутно, больше основано на предчувствиях и ощущениях, нежели на фактах.

Конечно, коротким обсуждением ограничиться не удалось, и в буфете они обосновались накрепко, причём Титов даже достал бумагу и ручку, чтобы вести записи: хотелось как-то собрать воедино всё, что у них было.

Странностей накопилось уже изрядно.

Во-первых, разница судьбы первой жертвы и двух следующих. С самим фактом оглушения и утопления всё было ясно: это Навалову получилось заманить в такое место, где удалось убить её без дополнительных ухищрений, а с двумя прочими провернуть подобное было куда труднее. Гораздо больше вопросов вызывала другая деталь: следы умбры на теле проститутки стёрли уже на реке или совсем незадолго до этого, перед спуском на воду. А вот две других, которых предварительно оглушили, какое-то время после стирания находились рядом с некой вещью. После смерти или до?

— Скажи, а в чём разница, если стирать умбру с мёртвого или живого человека? Как это может отразиться на картине?

— Да никак, — пожала плечами Аэлита. — Картина будет совершенно одинаковая, просто следы собственной умбры пропадут ещё быстрее.

— То есть выходит, что с них могли стереть умбру, а потом уже отвезти на реку?

— Да, конечно, — подтвердила Брамс. — Понимаешь, ну не закрепляется умбра человека ни на каких предметах, а уж тем более на собственном теле. След вещей сохраняется, а человеческий — нет. Если бы это было не так, можно было легко определить умбру человека, который находился рядом с убитыми в последний момент, но — увы.

— Выходит, действительно, стёрли и только после этого куда-то увезли. Интересно, почему… А стирают умбру тоже с помощью звуков?

— По-разному, здесь вот использовали ультразвук. Но нужен еще умброметр, потому что без прибора почувствовать умбру так точно, как необходимо для стирания, невозможно, а он как раз управляется звуком.

— Ясно. Значит, вполне вероятно, что никакого иного объяснения этой странности нет: стирал умбру в другом месте, чтобы не привлекать внимания. Если первый раз его ещё могли не заметить, то после обнаружения трупа любые странные звуки в окрестностях вызовут множество подозрений, — подытожил поручик. — Интересно, а перевозили их уже привязанными или нет? В любом случае, должна быть машина. У Меджаджева её нет, у Горбача как будто тоже, да и вообще довольно неумно — использовать для такого дела собственный автомобиль. Значит, нам бы неплохо осмотреть транспорт «Взлёта» и узнать, кто имеет к нему доступ, а также проверить окружение подозрительных лиц: может, кто-нибудь одалживал мотор у соседа. И, кстати, выяснить, кто из фигурантов вообще водить умеет.

— А если был сообщник? — полюбопытствовала Брамс.

— Вот тут уже совсем всё сложно, — вздохнул Натан. — Но складывается впечатление, что — да, орудовал наш злодей не один. Причём, похоже, помогал ему кто-то из навьев, как бы странно это ни звучало. Во всяком случае, убить нас пытался, очевидно, не тот вещевик. Но по порядку. Дальше в череде странностей идёт дом, непонятно как и чем взорванный, который отчего-то не взорвался в присутствии мальчишек. Зачем его уничтожили… Положим, ответ на этот вопрос напрашивается: хотели замаскировать лаз и замести следы. Не попади мы туда с лёгкой руки буки и дивьи через тайный ход, мы бы не подумали разгребать завал и лезть в подвал: люка-то в руинах никто не заметил. А потом злодей, например, мог вообще эту землю выкупить, и тем более никто уже не раскрыл его главной тайны. Отсюда следует ещё одна странность: поведение Наваловой. Даже если она передавала кому-то сведения о некоем своём клиенте, я не понимаю, зачем было обставлять всё подобным образом. И самое главное, как её уговорили каждый раз лазать в этот подвал, да еще ни разу не проколовшись со своей конспирацией? И почему они не боялись, что она проболтается кому-нибудь про эти коридоры или полезет исследовать их самостоятельно? В любом случае, нужно наведаться туда ещё раз. Место во всех смыслах странное, мне каждый визит туда настойчиво чудилась некая чертовщина. Вот и попробуем призвать её к сотрудничеству.