Петровичу я позвонил, когда уже подходил к лицею. На мой вопрос – как быстро он сможет изготовить мне одну-две сотни деревянных стрел, он сообщил, что заготовок полно, наконечники для таких стрел не нужны, поэтому всё ограничивается только производительностью станка и две сотни стрел будут готовы уже к вечеру.

Владимир. Лицей.

– Поединок деревянными стрелами? А почему не деревянными ножами? Или деревянными автоматами – встанем напротив друг друга с деревянными калашами и так «тра-та-та, тра-та-та»? Или деревянными саблями на деревянных конях? Это будет поединок века! – Эдуард Полуэктин, в класс которого я пришёл, чтобы ответить на его вызов и назвать оружие для дуэли, откровенно куражился. Стоявшие рядом с ним пацаны ржали в голос и крутили пальцем у виска.

Впрочем, на иной результат я и не рассчитывал. И такая реакция мне была даже выгодна – чем легкомысленнее он отнесётся к подготовке, тем легче мне будет с ним сражаться. Так что дождавшись окончания его тирады я просто сказал, что жду его предложение по дате и времени поединка.

– Я тянуть не буду. А после того, как твои стрелочки закончатся, и урон нанесён не будет, в соответствии с дуэльным кодексом уже я буду выбирать оружие. И это будут не деревянные сабли.

Развернувшись, я пошёл к выходу, и пока за мной не закрылась дверь в класс, слышал, как друзья Полуэктина, перебирая варианты, уже добрались до деревянных танков, самолётов и деревянной атомной бомбы.

***

В пятницу окончание первого факультатива я ждал с нетерпением – на это время Полуэктин предложил время для дуэли. Я согласился, и ближе к концу факультатива начал немного ёрзать, поглядывая на рюкзак со смартфоном – Василий Перлов вызвался привезти для меня снаряжение и стрелы, Борис набился ему в помощники, и я ждал от них смски, что всё в порядке. «Мы на поле» – звякнул смарт и я выдохнул. Можно и мне выдвигаться.

На стадионе всё было уже готово. Я предлагал Полуэктину расстояние для стрельбы в пятьдесят метров, но он настоял на тридцати, так что ровно на таком расстоянии были натянуты две ленты, за которые мы заходить не могли. Около моей ленты суетились браться Перловы, расставляя узкие длинные корзины со стрелами. Когда на поле стадиона появился Полуэктин, я уже закончил надевать снаряжение, разминался и рядами втыкал стрелы в грунт. В отличие от меня, Эдуард надел только кевларовый шлем с мощным прозрачным забралом и перчатки. Его красный спортивный костюм с белыми вставками ярко выделялся на пожухлой осенней траве стадиона. На такое легкомыслие я не рассчитывал. То ли традиционное для дворянства пренебрежительное отношение к стрельбе из лука, типа – занятие для простолюдинов – сыграло свою роль? Или же Полуэктин считал себя настолько непревзойдённым поединщиком, что рассчитывал на свою реакцию и надеялся, что я быстро расстреляю стрелы? Или в самом деле не верил, что деревянной тупой стрелой можно нанести серьёзный урон?

Зря не верил. Тупая стрела – это сила. Как говорил наш монастырский кузнец Виктор: – Не нужно недооценивать силу тупизны.

Появление на стадионе Полуэктина вызвало овацию – обычно на дуэли приходили только близкие друзья, но сегодня ситуация была иной: и Эдуард был знаменитым дуэлянтом, да и у меня с начала обучения в лицее набралось двенадцать дуэлей, которые я все выиграл. Предстояла тринадцатая – число считалось несчастливым, но заикнувшихся об этом Плетневых я одёрнул – суеверий только нам не хватало!

***

Мою подготовку к поединку Эдуард оценил своей знаменитой ухмылкой. Выйдя на поле, он помахал рукой трибунам, вызвав громкие крики и аплодисменты у сторонников. Я занял место возле ленточки, приготовившись к стрельбе. Примерно на метр передо мной в несколько рядов были воткнуты стрелы.

Дождавшись поднятия наших рук, сигнализировавших о готовности к поединку, секундант махнул рукой, и первая стрела сорвалась с моего лука.

Полуэктин, до этого лениво посматривавший по сторонам, подобрался, немного отклонился и резким движением поймал мою стрелу. Стадион зашёлся в овациях.

От второй стрелы он уклонился, от третьей – тоже, а вот четвертая его уже задела.

Я видел, что он обеспокоенно посмотрел на меня и потянулся к своему колчану, чтобы достать стрелу.

После первых пристрелочных выстрелов я разогнал стрельбу до максимального темпа: наложить, натянуть, выстрелить. Наложить, натянуть, выстрелить. Наложить, натянуть, выстрелить. На каждый выстрел – меньше секунды. Уклоняться от такой очереди сложно, а на тридцати метрах – ещё сложнее.

Моя стрела бьёт Полуэктина по пальцам, вытягивающим стрелу из колчана. Он разжимает пальцы, и стрела возвращается в колчан. В эту же руку прилетает ещё две моих стрелы, больно ударяя его по костяшкам пальцев. Он поворачивается ко мне боком, прикрываясь луком, и с тридцати метров я вижу, что он растерян: на такой ход поединка он явно не рассчитывал. Мои стрелы начинают лететь ему в коленную чашечку. Гримасу боли на его лице, прикрытом шлемом, я увидеть не могу, но уверен, что он терпит, сцепив зубы. Ещё несколько выстрелов в пальцы левой руки, сжимающей лук.

Первые два ряда стрел сделали своё дело – теперь Эдуард, даже если захочет, не сможет по мне прицельно стрелять – разбитые пальцы не позволят хорошо выстрелить. Над стадионом повисла тишина, сопровождаемая не сильным шелестом ещё не до конца облетевших осенних листьев; думаю, его болельщики, ожидавшие весёлого приключения, оказались не готовы к такому неожиданному повороту, когда их кумир терпит поражение «от каких-то нанайских стрел».

У меня оставалось ещё полсотни стрел, воткнутых в два ряда перед ленточкой и нужно было постараться завершить поединок, не используя стрелы из корзин, которые пришлось бы вынимать, а это неизбежно приведёт к падению темпа стрельбы. Так что очередную стрелу я посылаю Полуэктину в шею, вижу, как он дергается, и представляю, насколько ему сейчас больно. Туда же летит вторая стрела, за нею третья. Мне нужно сорвать тупым наконечником хотя бы небольшой лоскут его кожи, чтобы пошла кровь, и тогда поединок будет считаться оконченным. Второй вариант – признание поражения с его стороны я не рассматриваю: слишком много в нём гонора, слишком много поклонников на стадионе – и дожидаться, пока он пройдёт через все стадии осознания реальности: отрицание – гнев – торг… времени нет…

А дальше он мне сам помог. Точнее, захотел уберечь шею и сорвал шлем, используя его как щит для прикрытия от моих стрел. Часть стрел он отбивал, от каких-то уклонялся, но всё равно большая часть достигала цели. Я собирался несколькими выстрелами сорвать у него на шее или голове небольшой кусок кожи, но обратил внимание, что у него такие довольно приличного размера уши. Не сказать, что он лопоухий, но они явно больше среднего. Странно, до этого, даже при разговорах с ним, я это не замечал. Первая же стрела, летящая в ухо, попадает. Полуэктин дёргается. Но туда же бьёт вторая, и вроде даже отрывает фрагмент кожи. Ещё удачнее попадает третья стрела, которая бьёт по уху перпендикулярно, а не вскользь, как две предыдущие. Я вижу, как секундант вскидывает белый флажок, быстро подходит к Эдуарду, и осмотрев его ещё раз, поднимает флажок, подтверждая своё решение: значит, кровь пролилась.

Владимир. Дом Перловых.

Ворота нашего двора были распахнуты и представительский автомобиль, на котором сам Геннадий Алексеевич никогда не ездил, плавно вкатился по узкой дорожке.

Мы с Оксаной Евгеньевной встречали гостя на улице. Открыв дверцу авто, Геннадий Алексеевич помог выйти учителю и обратился к нам: – Екатерина, Василий, Андрей, Борис, Юлия, поздоровайтесь с учителем Ван Фэном.

Мы склонились в глубоком поклоне.