– Андрейка я, Первозванов. Но никому про лечение рассказывать нельзя. А то мне влетит.

Офицер внимательно посмотрел на меня и слегка кивнул головой: – Честью клянусь.

Пока мы разговаривали, концентрация у меня упала. К тому же, в палату вошли Юрий Васильевич и Татьяна и стали мне делать непонятные знаки руками. Я встал и отправился на выход.

Ещё несколько дней я приезжал в госпиталь, пока врач не сказал, что лечение офицера-морпеха успешно завершено, работа спинного мозга полностью восстановилась, операции на позвоночнике тоже завершены и прошли с положительным результатом, Иван Михайлович идёт на поправку, и котлеты мечет чуть ли не десятками.

Я порадовался выздоровлению офицера – батюшка Игнатий всегда говорил, что надо по мере сил помогать тем, кто сражается в пограничных конфликтах, ведь они за нас воюют. Я ещё не вырос, и в солдаты меня пока не возьмут, но вот хотя бы так, полечив героя, я что-то сделал для нашей армии.

***

– Иван Михайлович, можно к Вам? – Евич, главный врач госпиталя, в принципе, не нуждался в разрешении, чтобы заходить в палаты к больным, но правил вежливости придерживался сам и настойчиво внедрял среди подчинённых.

– Да, заходите, Юрий Васильевич, рад Вас видеть, – раненый офицер отложил в сторону книгу.

– А я очень рад хорошему прогрессу в Вашем лечении. Я Вам свежие снимки спины принёс. Посмотрите на позвоночник, – Евич протянул одну из рентгеновских фотографий: – он как новый. Точнее реально новый. Мелкие осколки позвоночника, которые раздробило при ранении, соединены новым костным материалом – собственным материалом Вашего организма, который пока не полностью затвердел, но в течении месяца станет прочным. Пока придётся немного походить в корсете, чтобы уменьшить нагрузки. Это же касается и спинного мозга, который в местах разрыва воссоздан из новой ткани. Старые снимки, я думаю, Вы видели и помните, как это всё выглядело.

– Юрий Васильевич, в Вашем госпитале мне вернули возможность полноценно жить, Вы можете не сомневаться, моя семья состоятельная; как госпиталю, так и Андрею я готов оказать значительную помощь.

– Иван Михайлович, у меня и у Андрея к Вам просьба противоположного плана: мне нужно, чтобы Вы не только забыли о «методике лечения», – Евич при этом показал пальцами кавычки, – но и распорядились об уничтожении всех документов, касающихся Вашего лечения у нас. И никаких следов, в том числе и финансовых, остаться не должно. Вы в своём требовании об уничтожении медицинских данных можете просто сослаться на тайну рода, это будет достаточным основанием. Я пообещал, и крест целовал, что сохраню тайну Андрея: если где-то всплывёт информация об уникальных возможностях ребёнка, он на всю оставшуюся жизнь превратится в подопытного кролика. Ему и так в жизни не повезло – он в приюте воспитывается, а там, как бы ни старались, семейного уюта и тепла не получится. Пусть вырастет, и уже во взрослом состоянии сам принимает решение – что делать со своим даром.

– Понимаю, Юрий Васильевич. Обещаю всё исполнить. Сегодня же позвоню семейному нотариусу и он выправит все бумаги и через два-три дня документы за моей подписью будут у Вас.

По дороге на Куликово поле.

Очередная неделя началась с подготовки к поездке на Куликово поле. Так как год был «юбилейный», телевидение планировало сделать большой фильм про сражение и показать его к праздничной дате, поэтому фестиваль с осени перенесли на лето, сражение готовилось масштабным и участники мероприятий съезжались заранее для тренировки с телевизионщиками. Добирались мы на микроавтобусе, куда вместе с дядей Толей загрузились Сергей и ещё трое приютских реконструкторов примерно его возраста и я, а в заднюю часть машины закинули палатки и снаряжение. Степан в этот раз с нами не поехал – у него осенью начиналась учёба в выпускном классе, и он уже начал готовиться к экзаменам. Машина, которую вёл дядя Толя, легко наматывала километры, в Москву мы не заезжали, а проехав по МКАДу-Два, повернули в сторону Коломны.

– Поедем тем же маршрутом, как шли русские войска на битву, – пояснил Анатолий Дмитриевич.

По дороге мы сверялись с историческими картами движения русских войск на Куликово поле и зачитывали отрывки из «Слова о Донском побоище», так что поездка была увлекательной.

После Коломны дядя Толя повернул направо, а добравшись до Ступина, машина уверенно свернула на юг. Дороги не были загружены и добрались до Дона мы быстро.

Там все мы смогли оценить масштаб предстоящего мероприятия – лагерь фестиваля растянулся почти на километр! Проехав вдоль всего лагеря и выбрав с помощью распорядителей место для палаток, мы сгрузили вещи, а дядя Толя отогнал машину на стоянку и вернулся уже пешком. Пока он отсутствовал, мы отгородили вешками и лентами свою зону, установили палатки и приготовили место для костра. При готовке обеда мне, как всегда, досталось чистить картошку, а кашеварили в этот раз Евгений и Виталий. Получилось съедобно, дядя Толя их похвалил и разрешил нам осмотреть окрестности и сходить в музей – он работает и участникам фестиваля там будут рады.

На поле Куликовом.

Я выскочил за наши палатки и быстрым шагом пошёл в сторону музейного комплекса. Солнце уже давно перевалило за полдень, но было не жарко, хотя на небе не было ни облачка. От реки немного тянуло ветерком и это бодрило. Наслушавшись «Слова» я на ходу цитировал наиболее понравившиеся моменты и представлял, как проходила битва русских с монголами. Ещё не пройдя половину лагеря, я задумался – не потребуются ли мне деньги на билет в музей? Мысль вернуться и взять сумку, где у меня был мешочек с деньгами – специальный, чтобы был похож на средневековый, я быстро откинул – если не смогу сегодня попасть в музей, просто погуляю в округе, а в музей схожу завтра. Размышляя, я немного отвлёкся, и когда вновь поднял голову, чтобы оглядеться по сторонам, впал в ступор: толпа монголов, весело переговариваясь на незнакомом мне гортанном языке, примеряла кольчуги и шлемы, навешивала на себя сабли и луки с колчанами… Ещё несколько монголов вышли из-за разноцветных юрт, навьюченные сёдлами и конской сбруей. Переход от цитат из «Слова» и битвы, разыгравшейся в моём воображении, к настоящим монголам был настолько стремительным, что я немного опешил. Я растерянно огляделся по сторонам, прикидывая, в какую сторону лучше идти, чтобы побыстрее выйти с территории, где расположились монгольские реконструкторы.

Меня заметили, и один из рослых монголов обратился к другому, что меня удивило не меньше неожиданной встречи – на чистом русском языке: – Галсан, у нас гости!

Монгол, названный Галсаном, развернулся в мою сторону, улыбнулся и спросил: – Ты из чьей дружины будешь, отрок? Слово «отрок» он произнёс, немного растягивая первую «о», что напомнило мне северные говоры, и я улыбнулся.

– Владимирские мы, – ответил я неуверенно, постепенно приходя к осознанию, что монголы, приехавшие на фестиваль, скорее всего русские подданные, раз они так отлично говорят по-русски. Следующей фразой Галсан мне это подтвердил: – А мы буряты, за монголов играть будем во время съёмок. Нашего князя очень телевизионщики просили большой отряд прислать, чтобы картинка была натуральной и эпичной. Вот, готовимся к завтрашней тренировке, – обвёл он рукой, – ты подходи, не робей.

– И ничё я не робею, – проговорил я негромко и подошёл к Галсану.

– А язык у вас какой? Я такого не слышал.

– Так монгольский и есть, ну, один из диалектов, – бурятский. Интересно?

Я согласно кивнул и Галсан произнёс: – А зэг эрдэмэй дээжэ, аяга cай эдеэнэй дээжэ. По-русски это: «А» – начало знаний, чай – начало трапезы». Пойдём в юрту, чаем напою.

Я робко, всё ещё опасаясь, но разрываемый на куски любопытством, пошёл за ним следом. Открыв дверь в юрту, Галсан вошёл в неё, и, развернувшись ко мне, показал рукой вниз: – На порог наступать нельзя.