Владимир. Дом Перловых.

Супруги Перловы очень любили этот «чайный час», когда дом уже успокаивался, звуки на улице становились всё тише, дела были переделаны, и у них появлялась возможность посидеть на кухне и поговорить об уходящем дне.

– И что сегодня поведал Ухтомский?

– Ну, надо отдать ему должное, когда он мне звонил, то сразу предупредил, чтобы я не волновалась, сообщив, что ничего не случилось, и речь пойдёт об одном предложении для Андрея.

– Это очень мудро с его стороны – заранее предупредить. Хотя он тогда бы мог сразу и тему разговора назвать, чтобы мы не гадали.

– Он, видимо, и сам не до конца всё знал, или не очень понял. По сути, он был посредником между нами и бароном Аланкиным. Так вот, Владимир Николаевич прибыл вместе с сыном Владиславом и при посредничестве директора лицея предложил Андрею место в сборной лицея по военно-прикладным видам спорта.

– Помнится, что туда не младше тринадцати лет берут? Раньше, во всяком случае, так было.

– Да, с тринадцати. Но барон просмотрел поединки Андрея и готов сделать исключение.

– Здорово, для любого лицеиста участие в сборной – мечта. Тем более что Аланкин команду полностью содержит – одевает и вооружает, а на дальние расстояния даже даёт свой самолёт, чтобы время экономить. Повезло Андрею, что его Аланкин заметил.

– Ну, Андрей-то так не считает: он заявил, что у него времени свободного нет – ему учиться и тренироваться надо, всё, что он мог включить в график, там уже есть, и мотаться по стране, чтобы кому-то доказывать собственную крутизну, он не собирается. После этих слов у Ухтомского и обоих Аланкиных челюсти отвисли и глаза из орбит вылезли, а я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, глядя на эту немую сцену.

– Так он отказался?

– Поначалу – да. Когда ему стали рассказывать о грандиозных возможностях, перспективах и чуть ли не гарантиях поступления в военное училище, он послушал-послушал и ответил, что готов войти в команду, но только вдвоём с напарником.

– Он Гефта решил с собой подтянуть?

– Нет?

– И кого же?

– Нашего Васю. Тот же после каждых соревнований у нас за столом только об этом и рассказывает, восхищаясь лицейской командой. Васе футбол не нужен – дай поединки посмотреть и другие выступления. Вот Андрей и решил ему помочь.

– А что Ухтомский и Аланкины?

– Помялись, но согласились. С условием, что наш Василий в команде готовится, а допуск к выступлениям на каждом из соревнований получит при условии, что будет среди сильнейших. Ну, это у них стандартное правило: они всегда перед выездом отбирают лучших и те и едут.

– Ну, Андрей! Каков пострел! Жжёт не по-детски, как дуговая сварка! От него точно толк будет – что в торговле, что в другом бизнесе. Может, летом его куда на стажировку отправим, чтобы осваивал реальные торговые процессы и производство? Такой талант развивать надо!

Владимир.

Очередное возвращение с субботней экскурсии по городу подходило к концу. Как обычно, я погулял по центру Владимира, купил себе новые перчатки, зашёл в собор, а на обратном пути несколько километров прошёл пешком, петляя по городу. После случая с Плетневым я привык изредка мониторить обстановку, чтобы не попасть в какие-нибудь неожиданные ситуации, да и навыки работы с э-взглядом это развивало. На двигавшуюся мне навстречу небольшую группу о чём-то громко разговаривавших пацанов я внимания не обратил: по ним было видно, что они местные, из простых и шли они не спеша и не напрягаясь.

Однако когда он поравнялась со мной, я услышал: – Слышь, дворянчик, притормози. В нашем районе прогулки платные. Мы этот район держим, конкурентов сюда не пускаем, за порядком следим. Всё это не бесплатно.

Я остановился удивлённо-обрадованный: вообще, ещё по прошлой жизни в монастыре я неоднократно сталкивался с гопниками, да и в школе их училось немало. Ну, как училось? Посещали школу с большей или меньшей периодичностью. Вели они себя всегда развязно и нагло, но приютских особенно не задирали – нас было много, старшие всегда прикрывали, в случае чего, младших, и связываться с нами было себе дороже. Но все равно – периодически пересекались. И здесь такой ностальгией повеяло, по прошлой жизни и учёбе, что я даже заулыбался.

– Чё ты ржёшь? С тебя пятихатка. Нам на курево, чтобы патрулировать было не так холодно и не скучно.

Осматриваю толпу. Ну, как толпу – четверо, старшему лет четырнадцать-пятнадцать, а может и больше; но нездоровый цвет обветренного лица не даёт возможности точно определить возраст. Трое других явно младше. Отвечаю: – Вам бы, с вашими бледными лицами и рахитичными фигурами лучше молоко пить, а не никотином баловаться.

– С тебя уже штука – мы время на тебя тратим. А ещё что-то скажешь – то будет две.

– Я дворянин, – касаюсь пальцем, показывая на шеврон на куртке: – Денег я вам точно не дам. Вы их отнимать будете? Это же нападение на дворянина. По Уложению – однозначная уголовка. Ты, хоть и хилый, но четырнадцать, думаю, есть, а за такое правонарушение – колония для несовершеннолетних гарантирована.

– Все вы так поначалу поёте. А потом дома рассказываете, что, типа поскользнулся: какой дворянчик признается, что его простолюдины нахлобучили. Честь, все дела…

– Ну что, нападайте.

– Да на тебя и нападать – то…

Вожак не спеша замахнулся. Даже не спеша, а расслабленно-вальяжно и со скучающей улыбочкой. Тем удивлённее он выглядел, когда через секунду очутился сидящим на заднице в сугробе. В полёте он успел ещё и шапку потерять. А нефиг мордой щёлкать. Когда его рука стала отходить для замаха, я подобрался для удара и заехал ему по лицу левой. Не в полную силу, но чувствительно. Сразу же ногой пробиваю второму, поворачиваюсь, сделав пару шагов, и снова левой рукой пробиваю в живот третьему. Какие же они медлительные! Ни один среагировать не успел!

Остался самый мелкий – вроде старше меня, но худощавый и ростом даже чуть ниже, чем я. Ну куда такого бить? Но видя, что я его не собираюсь трогать, он сам попросил: – Меня тоже ударь, а то мне западло – пацаны пострадали, а я – нет.

Толкаю его в плечо открытой ладонью, он радостно кулем падает в снег.

Ну, полдела сделано. Теперь эту четвёрку отважных, но туповатых, действовавших под лозунгом «слабоумие и отвага», надо доставить в отделение. Вожак ещё не поднялся, но взгляд уже осмысленный. Несильно толкаю его, чтобы он занял горизонтальное положение, из-под короткой куртки вижу ремень на джинсах. Вспоминаю уроки дяди Толи, быстро выдергиваю ремень, переворачиваю главного гопника, и заламываю ему руки. Всё время приходится осматриваться, чтобы контролировать троих соучастников. Завязываю руки, продев ремень на самозатягивание. Теперь самому ему не освободиться.

Встаю. Самому мелкому показываю кулак: – Лежи!

Он послушно кивает. Какой паинька!

Подхожу ко второму, отгребшему ногой, прижимаю его к земле, так же выдёргиваю ремень и связываю руки за спиной. У третьего ремня не нашлось, в спортивном костюме ходит, пришлось использовать шнурки от его утеплённых кроссовок. Его руки пропускаю через ремень вожака и теперь они в одной связке – в таком виде не убежишь. Второго связываю с «мелким». Ну всё, груз упакован и к транспортированию готов.

Заставляю всех подняться. На отказ двигаться к отделению обещаю вызвать наряд; действует. Горе-грабители медленно шаркают ногами в нужном направлении.

До отделения мы тащились минут пятнадцать. По дороге я успел позвонить Геннадию Алексеевичу и сообщить об очередном приключении. Но сказал, что по всем прикидкам, к ужину успеваю – я уже в своём районе и до дома меньше получаса хода.

Однако в отделении полиции, куда я завёл подконвойных, дела застопорились и в целом дежурный лейтенант тупил. Мне даже показалось, что он активировал программу «Я у мамы дурочка», настолько классно у него получалось демонстрировать отсутствие логики, пренебрежение правом и отрицать очевидные вещи.