– Понимаю, – кивнул Александр: – Не род для человека, а человек для рода. Не империя для императора, а император для империи. Но так… хочется иногда – цесаревич неопределённо покрутил рукой в воздухе.

Император потрепал внука по голове: – Иногда можно, если хочешь, на зимних каникулах слетаешь в Крым, отдохнёшь и заодно посмотришь, как тебе особняк строят. А чтобы скучно не было, своих лицейских друзей, немного, четверых-пятерых, тоже можешь пригласить.

***

Убедившись, что цесаревич и сопровождающая его свита отошла от павильона, продавец схватила смартфон: – Семён Павлович, добрый день. Прошу прощения, что в неурочное время. Но только что павильон посещал его императорское высочество цесаревич Александр Владимирович Романов. Приобрел целую коробку сливочного мороженого «Молоково». Да, коробку. Сейчас он детей угощает неподалёку от павильона. Да, поклон в виде книксена, как и учили, сделала глубокий, всё строго в соответствии с этикетом. Да, приветливая, но не широкая улыбка была всё время. Нет, там целая колонна машин. Вроде бы император и наследник там же, но мне плохо видно в ту сторону, да и стекло бликует. Нет, не выходила, боюсь. Да, камеры всё писали. Жду, подъезжайте.

Отключившись от директора, продавец тут же нажала на следующую кнопку быстрого вызова: – Маринка, ты сейчас умрёшь. Стою я, вся такая, в павильоне, в платье с красной вставкой треугольником и в гарнитуре с гранатами, знаешь, где ещё веточка для волос как красная смородина; так вот, и вижу: рядом колонна машин начинает притормаживать, проехали все павильоны, а около моего останавливаются, а императорские флажки на автомобилях так и полощутся…

Владимир. Монастырь.

Отец Игнатий неторопливо расхаживал по своему кабинету: восемь шагов к двери, восемь шагов к окну. Именно такое хождение маятником помогало ему сосредоточиться на нужных мыслях, не давало взгляду зацепиться за что-то и сбить с мыслей. А подумать было над чем: он-то уже было думал, что проблему Андрея удалось решить – что потеря сознания и клиническая смерть ребёнка в начале лета были разовым явлением, а теперь он выздоровел, научился бороться со своим недугом, получил какие-то непонятные способности, оказавшиеся очень нужными, да ещё и в семью пристроен. Игнатий рассчитывал, что приступов больше не будет, и тренировки которые он проводил с Андреем, ему не пригодятся. И вот, заслушав подробный рассказ Татьяны, отец Игнатий откровенно расстроился: после второго случая получалось, что неожиданная остановка сердца – это система в его организме и хорошо, что обстоятельства сложились так, что ребёнок оказался готов. А если бы во сне? И когда будет следующий раз? И каким он будет? Расхаживая, отец Игнатий размышлял над тем, что ещё нужно сделать, чтобы подготовить Андрея к подобным неожиданностям и какими могут быть эти неожиданности.

Остановившись, он вновь задумался. И обратил внимание на мелькнувшее на плазме лицо патриарха Филарета, проводившего церковную службу, которую транслировали по телевидению. Оказалось, что служба – это только часть большого сюжета об участии императора, его сына и внука в празднике в Преображенском полку в связи с годовщиной вручения Георгиевского полкового знамени. Диктор уверенным, хорошо поставленным голосом, а с другим голосом августейшие визиты не комментируют, вещал: – Но неожиданно главным событием стал переход юного наследника престола, цесаревича, его императорского высочества Александра Владимировича Романова на третий уровень магической силы. Казалось бы, совсем недавно, в начале лета, на Троицу, цесаревич был инициирован, показав уверенный второй уровень силы. И вот сегодня, в конце лета, в день Успения Пресвятой Богородицы, юный Александр вышел на третий уровень. Так что дружное «Ура!» от преображенцев он получил заслуженно.

Сюжет заканчивался как раз этим троекратным «Ура», и отец Игнатий подумал, что с пафосом диктор всё-таки перебрал, но он одобрительно покачал головой – увеличение силы второго наследника престола поможет военным, и Игнатий был рад, что цесаревич поднялся в силе.

– Да и какой он «юный цесаревич», ребёнку всего-то двенадцать лет, – подумал Игнатий.

Вглядываясь в экран, он увидел, что цесаревичу переход дался нелегко – застывшее лицо, стиснутые губы, – всё говорило о напряжении и может быть, даже о боли, которую испытывал ребенок. И чем больше вглядывался отец Игнатий в экран, тем сильнее билась в его голове мысль: – Инициация на Троицу, третий уровень сегодня.

Взяв пульт телевизора, он направил его на экран, отмотал программу новостей, и, поймав изображение цесаревича, поставил его на стоп-кадр.

Несколько секунд он стоял, разглядывая на экране чужое, но вместе и тем неожиданно такое знакомое лицо, находя и сходства, и различия, и медленно покадрово сдвигая «картинку», чтобы видеть ребёнка с разных ракурсов.

Отшатнувшись к иконам, он истово перекрестился: «Господи, спаси и сохрани! Помилуй нас, грешных!». Пальцы продолжали дрожать, сердце учащённо билось, и отец Игнатий не мог его успокоить. С икон на него взирали задумчивые и скорбные, наполненные вселенской мудростью и печалью, глаза, и, вспомнив сегодняшнюю службу, отец Игнатий начал шёпотом читать: – Живый в помощи вышнего…».

Немного успокоившись, он взял смартфон и нажал кнопку вызова сестры Татьяны и попросил её сделать хронометраж событий про оба случая клинической смерти Андрея.

Сам же сел за компьютер и набил в поисковой строке: Инициация его императорского высочества, наследника престола, цесаревича Александра Владимировича Романова.

***

Когда мы отъезжали от монастыря, тётя Оксана шикнула на расшумевшихся детей и поинтересовалась моим самочувствием.

– Может отдохнёшь сегодня, не будешь заниматься с Дитерихсом?

– Лучше бы не отменять – и Михаил Генрихович готовился и уже через два часа подъехать должен, да и мне всего три дня осталось до лицея. Нужно к началу учёбы хотя бы по-скорому «О чести, долге и праве дворянском» и «Дуэльные правила» закончить. Да и не устал я, а около храма, так мелочь, прошло всё.

Я реально чувствовал себя нормально: происшествие около собора Покрова на Нерли не оставило в организме последствий, после дневной слабости я чувствовал себя на удивление хорошо. В монастыре я повидался и поговорил со всеми, с кем мне хотелось увидеться, а теперь я возвращался к себе домой, и настроение было хорошим. Думая о прошедшем дне, я поймал себя на мысли, что впервые дом семьи Перловых я в мыслях назвал своим «домом». Видя, как успокоившиеся Василий и Борис стали подрёмывать, а Юля вообще раскинулась в автомобильном кресле и улыбалась во сне, я тоже хотел немного поспать, но решил, что нужно немного подготовиться к приезду Дитерихса, достал карманные карточки с выборками из кодексов и стал их перечитывать.

Москва. Расположение Преображенского полка.

Вечером, уже накормив солдат ужином и приведя полк в «исходное состояние», генерал Раевский собрал всех офицеров в Собрании, чтобы кратко подвести итоги высочайшего визита. Подробно разбирая весь день, он кого-то отмечал за проявленное усердие, кого-то распекал за упущения, параллельно разъясняя, как необходимо было действовать.

– Комбат-один майор Касаткин, – генерал провёл глазами по залу, выискивая невысокого майора.

– Я, – откликнулся комбат, вытянувшись по стойке смирно.

– Если император сказал «три», значит «три». Что это за вопросы: – Может быть, можно ещё одного? Откуда в вашей речи взялось это нелепое словосочетание, недопустимое для офицера: «Может быть»? Вы что, девушка или дипломат, для которых уместны подобные фразы? Товарищи офицеры, вы же все знаете, что если девушка говорит: – «Нет», то это значит: – «Может быть». Если девушка говорит: – «Может быть», то это значит: – «Да». Если девушка говорит: – «Да», то какая она нахрен девушка? Если дипломат говорит: – «Да», то это значит: – «Может быть». Если дипломат говорит: – «Может быть», то это значит: – «Нет». Если дипломат говорит: – «Нет», то какой он нахрен дипломат? А вот если офицер говорит: – «Нет», то это значит: – «Нет». Если офицер говорит: – «Да», то это значит: – «Да». Если офицер говорит: – «Может быть», то какой он нахрен офицер?