«Но, так как Вас вызвал генерал Краснов, — произнес он, — я на свой страх и риск Вас пропускаю. А если Вас спросят, скажите, что меня и патруля не видели».

Это был мой последний разговор с генералом Красновым. Я оставил ему свой доклад с некоторыми документами. Решили, что при создавшейся обстановке и взаимоотношениях с Домановым, лучше мне уехать.

Я глубоко уверен, что генерал П. Н. Краснов понял, что роль его окончена и здесь он только почетный пленник. Он посещал казаков лишь в сопровождении Доманова, и каждый его шаг контролировался, а доступ к нему был закрыт. Охранял его Конвойный полк генерала Доманова.

Кто же был Доманов, я не могу сказать, так как мои прогнозы могут быть глубоко ошибочными. Но имя его войдет в историю жуткого периода жизни казаков во время Второй мировой войны. О нем пишут и еще будут писать.

М. М. Ротов

Двадцать седьмого мая 1944 года я, временно исполняя, вместо заболевшего генерала П. Н. Краснова, должность начальника ГУКВ, выехал из Берлина в Новогрудок (Белоруссия), в районе которого тогда сосредотачивались казаки и их семейства группы Походного атамана Павлова.

Поехал я туда с одобрения генерала Краснова для ознакомления с положением этой крупной группы казаков. Там я оставался до 2 июля.

В этот период времени в указанный район подтягивались казачьи группы, отставшие по пути движения. Эшелоны казаков и их семейств с их скарбом прибывали поездами до станции Лесная, близ Барановичей, а дальше шли походным порядком.

Штаб Походного атамана и некоторые учреждения его были расположены в самом городе Новогрудке, а беженцы и полки заняли ближайшие к городу деревни. Местность в районе Новогрудка лесистая, удобная для дей ствий партизан. Последние не отличались большой активностью, но все же иногда осмеливались подходить к деревням, занятым казаками, и их обстреливать, а также закладывали мины на дорогах.

Охрану района, занятого семействами, несли только что сформированные казачьи полки. Походному атаману приходилось иногда организовывать небольшие экспедиции для очищения прилегающей лесистой местности от партизан.

Представителем германской власти в Новогрудке являлся начальник округа (гебитскомиссар) доктор Гилле (артиллерийский подполковник). Кроме него, в Новогрудке находился германский майор Мюллер, состоявший при штабе Южной германской группы представителем Восточного министерства. На него в декабре 1943 года (в бытность указанного штаба в городе Виннице) была возложена задача ведать всеми казаками, отступавшими с германскими войсками.

Как доктор Гилле, так и майор Мюллер хорошо разбирались в обстановке и весьма доброжелательно относились к казакам. Они оказывали всемерное содействие Походному атаману и заботились о казаках, но не вмешивались во внутренние казачьи дела. Павлов в своих действиях был совершенно свободен, и от него лишь требовалось, чтобы он держал в курсе дела указанных лиц.

В распоряжении гебитскомиссара были небольшие полицейские отряды, немецкие и белорусские, под начальством немцев. В задачу их входило и обеспечение района от нападения партизан. Доктор Гилле просил Походного атамана обязательно ставить его в известность о передвижении казачьих частей, чтобы, во избежание могущих быть недоразумений, он мог об этом сообщать своим подчиненным.

Походный атаман Павлов, получив донесение о выступлении 17 июня утром одного из эшелонов из Лесны, решил выехать навстречу ему в большое село Городище, отстоявшее от Новогрудка (по прямой линии) в 35-ти километрах и лежащее юго-восточнее его. Накануне его отъезда мы с ним и его начальником штаба, войсковым старшиной Домановым, долго обсуждали детали завтрашнего движения. На мой вопрос, уведомлен ли доктор Гилле о предстоящем движении, Павлов ответил утвердительно.

Рано утром 17 июня он вместе с войсковым старшиной Домановым, полковником Силкиным, войсковым старшиной Лукьяненко и своим адъютантом подъесаулом Богачевым, с конвойной сотней выступил из Новогрудка и, делая крюк, направился через район деревень, занятых казаками, к юго-западу от города. По пути он взял с собой одну сотню.

Шли по большой дороге. Павлов с сопровождавшими его лицами был в голове колонны. Вперед выслан головной дозор из трех казаков под начальством донского хорунжего Крысина. Когда голова колонны около восьми часов вечера прошла селение Омневичи, лежащее в восьми километрах к западу от Городища, и поднялась на небольшой перевал, восточнее этого селения, впереди были брошены белые ракеты и почти вслед за этим был открыт огонь.

Павлов, крикнув, чтобы дали ракетницу для бросания ответной ракеты, осадил коня назад. Ракетницы не оказалось. Она была у вестового Богачева, который шел в хвосте колонны, только что втягивавшемся в Омневичи.

Несколько казаков спешились и бросились к перевалу, но Павлов приказал им отойти. Он, с ним вестовой и подъесаул Богачев, оставались на лошадях, сойдя вправо с дороги, по которой пришли. Между тем, как только открылась стрельба, Доманов повернул голову колонны налево кругом и направился к деревне, которую только что прошли. На околице он остановился.

Стрельба продолжалась. Павлов, по-видимому, желая соединиться с колонной, направился рысью к ней вдоль небольшой возвышенности, из-за которой, справа, продолжался редкий огонь. Между тем Доманов и другие бывшие при нем офицеры по огню определили, что ведут его не партизаны, а обученная часть и послали разведчика с флюгаркой выяснить, кто стреляет, и если свои, то сказать, что идут казаки.

Наблюдавшие за движением атамана, заметили, что примерно в 150 метрах от деревни и места их нахождения, тело его начало склоняться, а затем он упал с коня. Подскочившие к нему люди застали его умирающим. На левой скуле его было видно небольшое пулевое отверстие, а за правым ухом большее (выходное). Было восемь часов вечера. Почти вслед за смертельным ранением Павлова стрельба прекратилась, и вернувшийся разведчик сообщил, что стреляли белорусские полицейские.

Здесь же выяснилось, что несколько дней назад партизаны наступали на село Городище и были отбиты, потеряв несколько человек убитыми. Отступая, они грозили, что скоро вновь вернутся и разделаются с селом.

В ожидании нового наступления бандитов были приняты соответствующие меры и в числе их, для обеспечения направления со стороны Обневичей, восточнее этой деревеньки, за небольшим возвышением, по обеим сторонам дороги, на невысоких бугорках, были сделаны окопы и заняты белорусскими заставами с пулеметами. Окопы были расположены так, что брали под перекрестный огонь тот небольшой перевал, на котором показалась голова колонны казаков.

Когда хорунжий Крысин со своим дозором перевалил через возвышенность, с белорусских застав были брошены опознавательные белые ракеты. На них ответа не последовало. Белоруссы открыли огонь. Крысин со своими казаками бросился в атаку на левую заставу и был смертельно ранен.

Как раз в это время показался на перевале Павлов и ближайшие к нему люди.

Чуть ли не с момента смерти Павлова начала распространяться молва, что убит он своими, причем основанием для этого послужило то обстоятельство, что при его движении огонь был справа, а убит он пулей, попавшей в левую сторону его лица.

На следующий день после смерти Походного атамана, доктор Гилле лично выехал на место трагедии. Мною было поручено полковнику Головко произвести подробное расследование. Лично я опросил ряд непосредственных свидетелей гибели полковника Павлова.

Установлено, что основной и главной причиной смерти Походного атамана было то, что он не поставил в известность о своем выступлении гебитскомиссара.

Почему он этого, несмотря на напоминание, не сделал — неизвестно. Не зная о его движении, доктор Гилле не мог предупредить своих подчиненных.

Белорусские заставы, не ожидая появления казаков и ожидая партизан, все же, для большей вероятности, бросили опознавательные ракеты. Ответа на них не получили и открыли огонь.