Прибыли в барак. В нем никого нет. Все перевернуто. Из соседнего барака отозвалась старушка и сказала, что все ушли на площадь, на богомолье.

Я объяснил солдату, что хочу найти свою семью. Он меня отпустил, и я пошел на площадь. Там стояла на коленях и молилась Богу тысячная толпа. Подойдя к знакомой женщине, я спросил ее о своей семье. Она мне ответила, что видела, как жену мою и дочку солдаты тащили к машине, но точно не знает, увезли их или нет. Пробираясь через толпу дальше, я встретил одну свою станичницу, которая душераздирающе плакала. Она мне ответила, что мои чудом спаслись, что они были вместе, их схватили, но мои крепко держались друг за друга. Их дотащили до машины и бросили там. Потом подбежали к семье этой моей станичницы, оглушили ее мужа ударом по голове и забрали его и дочку в машину, и теперь она осталась одна. Она мне сказала, что моя семья находится позади духовенства, где я ее и нашел. Жена моя и дочка с ужасом говорили, что теперь их заберут в советы, но как раз в это время подошла к толпе легковая машина и оттуда в рупор сказали, что казаки храбрые люди, но чтобы завтра к девяти часам все были готовы к погрузке.

Услышав это, я сказал семье, что лучше погибнем здесь, а к Советам не пойдем.

Машина ушла. Молящиеся стали расходиться по баракам. Я поднял жену и дочь с колен и сказал, что пойдем в лагерь готовиться в горы.

В бараке я составил именной список для получения продуктов, получил их, раздал и стал готовиться к походу. Предварительно договорившись с хорунжим Л. (во время Лиенцского побоища на площади лагеря Пеггец дочь хорунжего Л., сжатая толпой, разрешилась преждевременно от бремени двумя мальчиками. Один из них тогда же умер, другой, Анатолий, благополучно здравствует) выйти вместе, мы в три часа ночи ушли из лагеря. Соблюдали полную тишину, так как у подножия гор стояли английские посты. В горах мы просидели 20 суток. Оттуда я наблюдал, как машинами вывозили людей из станиц и грузили в поезда. После 20-дневного пребывания в горах я с женой и дочкой спустился с гор и пробрался в расположение Белого корпуса. Таким образом, по милости Божией, я и моя семья избежали страшной выдачи большевикам.

Теперь я хочу сказать о том, как были вывезены донские полки и батареи. О трагической выдаче 2-го полка рассказал мне мой станичник вахмистр И.

Когда я спустился с гор, то некоторое время жил в болгарском лагере в Лиенце. В городе находился большой лазарет, в котором было много раненых немцев и русских. Я собирал малину и носил туда для обмена на папиросы.

Однажды я подошел к госпиталю. Смотрю, стоит человек с забинтованными головой и руками и держит папиросы. Я спросил его, не желает ли он малины. Он головой сделал знак согласия. Я сделал кулек из газеты, отсыпал малины и протягиваю ему, а он, беря ее, спрашивает:

— А Вы меня не узнаете?

Как же я мог его узнать, когда у него вся голова, кроме глаз и рта, была в бинтах.

Он напомнил мне, как я, будучи станичным атаманом, формировал полк, и назвал мою фамилию.

Я не мог удержаться от восклицания:

— Николай Иванович! Да неужели это Вы? Что с Вами?

— Да. Вот остался в живых вечным калекою. Лучше бы убили, чем теперь мучиться.

Пригласил он меня к себе в палату и рассказал о судьбе донских полков и батареи.

Третьего или четвертого июня был подан к лагерю 2-го полка большой поездной состав. Командующий полком вахмистр (тот самый, который 28 мая не хотел отпустить нас, девятерых офицеров, за которыми прибыл грузовик, чтобы отвезти на «конференцию») приказал полку ни в коем случае не соглашаться на погрузку. Насильно не возьмут.

Из поездного состава вышел большой конвой солдат, вооруженных до зубов, и 2-му полку велено было грузиться. Командующий полком заявил, что полк грузиться не будет и к советам не поедет.

Конвоем немедленно был открыт по казакам пулеметный огонь, причем было убито и ранено больше ста человек. Между убитыми был и командовавший полком вахмистр.

Рассказывавший мне все это мой станичник Н. И. И. был ранен пятью пулями: двумя была раздроблена нижняя челюсть, а обе руки перебиты — одна двумя пулями, а другая одной.

После нескольких очередей из пулеметов огонь был прекращен. Сопротивление было сломлено, и уцелевшие казаки стали грузиться в вагоны. Одновременно был подан поездной состав и для 1-го Донского полка. Там, как будто, сопротивления оказано не было. Батарею на машинах подвезли к 1-му полку и погрузили вместе с ним. Всех раненых англичане собрали и отвезли в госпиталь в Лиенц.

Благодарю Господа Бога за то, что он спас меня и мою семью!

… Мой друг хорунжий Л., с семьей эвакуировался в Аргентину. По пути его постигло большое горе — ему пришлось похоронить в океане свою жену…

Казак Донского Войска М. Титов Февраль 1956 года. США.

<…> В июне 1942 года, одержав победу под Харьковом, немцы очистили территорию Донской и Кубанской областей и тем самым дали возможность уцелевшим кое-где казакам и их семьям возвратиться в свои родные края. Повыползали из «мышиных норок» и уцелевшие священники, скрывавшиеся до того, кто как умел.

Начались по станицам и богослужения. Но немецкое отступление понудило и казаков и их духовных пастырей идти на Запад, в неведомую даль, с надеждой, что хуже, чем в Советской Союзе, нигде быть не может. Отступление из названных областей началось в январе 1943 года.

Шли в одиночку и семьями, вначале малоорганизованным порядком, а потом, по мере удаления от родных краев, стали группироваться и, достигнув Белоруссии, около города Новогрудки, был организован Казачий Стан под командованием Походного атамана полковника С. В. Павлова. Казаки и их семьи были сгруппированы по станицам. Бывшие налицо священники влились в свои станицы. Начались службы.

Здесь выдвинулся в первые ряды о. Василий Григорьев (донец). Он вошел в контакт с епископом Новогрудским Афанасием, организовали из казачьих станиц Казачью епархию, и о. Василий Григорьев был назначен епископом Афанасием уполномоченным по управлению Казачьей епархией.

Пишущий эти строки, не успел доехать до Новогрудок, а влился в 6-ю отдельную сотню, бывшую под командой сотника М. М. А. и находившуюся в городке Дворец. И это было в тот момент, когда Казачий Стан должен был отступать из Белоруссии в Польшу. На этом пути 6-я отдельная сотня влилась в 8-й полк, а затем 8-й полк соединился с 9-м и таким образом составилась бригада.

Длительная остановка была в Польше, три месяца (июль — сентябрь) около городка Здунска Воля. Здесь было собрание всего духовенства и о. Василий Григорьев давал назначения священникам, назначил благочинных, словом, организовал епархию. Организатор о. Василий был хороший.

В сентябре 1944 года из Здунской Воли Казачий Стан был направлен в Северную Италию, в район Джемоны. На всех остановках тяжелого и многострадального пути духовенство совершало богослужения под открытым небом. У кого были святые антиминсы, — совершали литургии, у кого таковых не было, — служили обедницы и молебны.

В районе Джемоны пробыли несколько недель на своих подводах. Здесь, около города Озопо, был убит священник о. Дмитрий Войников (кубанский казак) осколком бомбы. Из Джемоны весь Казачий Стан переселили в район Алессо и Толмеццо. Расселение Казачьего Стана здесь было строго распределено не только по областям, но даже по округам и станицам. Все станицы были размещены по селениям итальянцев. В каждую станицу или округ был назначен священник. Службы совершались в католических костелах.

Так прожили до конца апреля 1945 года. А затем последовал приказ о переселении всего Стана в Восточный Тироль (Австрия). Этот переезд был многотрудный: пришлось брать перевал Альпийского хребта зигзагами 18 километров.

Среди итальянцев нашлись злостные провокаторы. Они говорили, что тяжело гружеными подводами его не взять и, что если до 12 часов ночи кто не перевалит рубикон, то тот будет объявлен военнопленным Италии. Многие этому верили и сбрасывали часть своего, и без того скудного, имущества. А около селения Амара итальянцы совсем загородили горную дорогу и потребовали сдачи всего транспорта и оружия. Казаки, конечно, не согласились. Со стороны итальянцев переговоры (требования) вел молодой ксендз. Он держался дерзко, чем особенно озлобил казаков.