Это был первый проект Лиенцевского памятного знака.

В. Г. Науменко — В. В. Мухину. 8 сентября 1951 года

<…> Вы писали о желательности установления нагрудного знака для тех, кто пережил трагедию Лиенца…

Я полагаю, что было бы целесообразнее, если бы нагрудный знак был установлен не только мною, но и представителями Донцов и Терцев. Я полагаю, что самым лучшим было бы, если бы сделали это: я, и. д. Донского Атамана генерал Поляков и, за отсутствием Атамана у Терцев, самым достойным казаком этого Войска — полковником Рогожиным. По этому вопросу я написал ему и ожидаю ответа.

Значок должен соответствовать событию, в память которого он устанавливается и над этим надо серьезно подумать. По этому вопросу я просил подумать и Рогожина. Прошу о том же и Вас.

<…> Полагаю, что одним из отделов выставки могли бы быть материалы о дивизии Паннвица. Хотя это непосредственного отношения к трагедии не имеет, но казаки эти жили одною думою с остальными и пережили такую же трагедию, но только не в Лиенце.

В. В. Мухин — В. Г. Науменко. 14 сентября 1951 года Ваше Превосходительство, господин Войсковой Атаман. <…> Я бы хотел иметь [предложить] значок следующей формы: в терно- вом венце крест, подобный Георгиевскому, с надписью «Лиенц 19 1/VI 45». Значок должен быть среднего размера, на траурной ленте. Безусловно, кто-либо может предложить более совершенную его форму.

В. Г. Науменко — В. В. Мухину. 10 октября 1954 года <…> Вчера получил от В. П. Косиновой флаг русский, который был в лагере Пеггец. Он имеет полосы из «подручного» материала. Белая и красная, как и полагается, а вместо синей, серая. Использую его для выставки.

Ввиду того, что до 10-й годовщины казачьей трагедии осталось всего семь с половиной месяцев и кое-что уже для выставки собрано,… я полагаю, что в ноябре мы можем собраться…

Тогда же можно поговорить о нагрудном знаке в память трагедии.» Этот вопрос сложный: только ли Лиенцской, или всей, в ее совокупности, то есть полков Стана и частей Паннвица?

Вопрос можно разрешить, как был [он] разрешен после эвакуации из Крыма. Знак был один, а подписи разные: «Галлиполи», «Лемнос», «Чаталджа» и для Штаба Врангеля и тех, кто был в Константинополе, — без всякой надписи. Над этим надо подумать. <…>

Генерал-майор И. А. Поляков — один из Донских Войсковых Атаманов в период «двуатаманства» после Второй мировой войны (признанный лишь малой частью донских казаков). В 1959 году выпустил брошюру «Краснов — Власов», к 1961-му опубликовал в газете «Россия» воспоминания, в которых выразил «свое» отношение к Казачеству во второй войне, «охарактеризовав» всех — от генерала Краснова до рядовых казаков 15-го ККК, Казачьего Стана и РОА

Возмутились многие. Опровергнул его измышления войсковой старшина Н. Г. Назаренко, поместив «Открытое письмо генералу Полякову» в журнале «Казак». Отсутствие текста противной стороны, нам кажется, не затруднит читателя и не поставит его в ложное положение, так как ответы Н. Назаренко даются с упоминанием сути «обвинения». В редакцию журнала написал и доктор Н. А. Гимпель.

Ваше Превосходительство!

До ознакомления с Вашими воспоминаниями «Краснов — Власов»… я относился к Вам так, как у нас принято относится к старику и генералу.

Бывая нередко целью клеветы и провокаций… я не доверял тому, что говорилось или писалось о Вас, сочувствовал Вам и был готов вступиться за Вас.

Скрепя сердце по поводу сомнительности Вашего права именовать себя Атаманом Всевеликого Войска Донского, я, с грехом пополам, старался считать Вас таковым.

Однако Вы сами так показали себя в своих «воспоминаниях», что теперь даже самому Глазкову незачем трудиться далее над Вашим портретом.

Вы оскорбили нас, бывших фронтовиков, как господ офицеров, так и рядовых казаков всех казачьих Войск. Вы задели память доблестного командира нашего 15-го Казачьего Кавалерийского Корпуса. Вы оклеветали лично мне известных лиц. Мало того, Вы бросили грязную тень на казачью старшину и на все казачество в целом.

Вы обнародовали эти воспоминания на страницах газеты, издали их отдельным трудом и вооружили, таким образом, провокаторов, клеветников и врагов всего Казачества…

На этом основании я вправе и обязан опровергнуть хотя бы наиболее злостную часть Ваших измышлений.

В № 1 [газеты] Вы, говоря о Начальнике Главного Управления Казачьих Войск генерале Краснове, заявляете, что «ему подчинялись все казачьи части»…

На самом деле, у генерала Краснова не было в подчинении никаких казачьих частей.

… В № 2 Вы заявляете, что возглавлявшееся генералом Красновым ГУКВ «подчинялось высшей немецкой инстанции по линии СС».

Это заявление также является ложью, которой Вы, прямо от своего имени цепляете эсэсовский ярлык на шею генерала Краснова и всех его сотрудников по работе.

В действительности же ГУКВ никогда и никаким образом не подчинялось какой бы то ни было «инстанции по линии СС» потому, что согласно Положения об оккупированных территориях, находилось в ведении Военного Командования и Министерства Востока.

Именно поэтому они объявили 10 ноября 1943 года о признании и сохранении всех прав Казачества, которое было освобождено от положения «Ост», а затем генерал Вермахта Кестринг своим приказом от 31 марта 1944 года подтвердил учреждение ГУКВ для защиты этих прав.

Привожу дословное содержание его приказа:

От генерала Добровольческих войск. Учреждено Главное Управление Казачьих Войск. ГУКВ является Представительством перед Германским Командованием для защиты казачьих прав и состоит из следующих лиц:

Генерал Краснов, начальник. Генерал Науменко, полковник Павлов, полковник Кулаков. 31 марта 1944 года. Подпись: Кестринг, генерал от кавалерии.

Благодаря признанию всех казачьих прав, каждое Войско оставалось независимым, и казаки подчинялись, по казачьей части, только своим Войсковым Атаманам. Так что должность генерала Краснова ограничивалась предназначением ГУКВ для защиты этих прав. Ни одна казачья группа или часть не была ему подчинена ни в каком отношении, и он не имел права вмешиваться в Войсковые дела сотрудничавших с ним по работе Войсковых Атаманов.

Поэтому, Донской Войсковой Атаман генерал Татаркин не мог бояться гнева генерала Краснова за свое посещение казачьих частей и вызывать Вас из Вены в Берлин для своей защиты от его гнева!?

В № 2, 3 и 11 Вы, унижая и обезличивая штаб ГУКВ, изображаете его вотчиной «немца, д-ра X.». Последнего Вы представляете «его первым и главным распорядителем»… (Письмо Н. А. Гимпеля в редакцию журнала «Казак» по поводу «воспоминаний» И. А. Полякова см. ниже. — П. С.)

Он ничем не распоряжался и не был причастен к существовавшим между генералами взаимоотношениям. Он безкорыстно и горячо помогал работе на благо казачьих сирот, вдов, инвалидов, военнопленных и стариков. В этом заключалась его работа.

… Затем, Вы оскорбляете казаков, вступивших в РОА, называя их дезертирами. При первой же встрече с генералом Трухиным Вы убеждали его в том, что между ними «могут оказаться и такие, которые путем поступления в РОА стремятся лишь избежать заслуженной ими кары».

Интересно, что думали о Вас генерал Трухин, а затем и генерал Власов, когда Вы, являясь казачьим генералом, который сам нигде не служил, хулил перед ними служивших в РОА своих братьев-казаков…

В№ 13,14 и 15 Вы принимаетесь за генерала П. (Полозова. — П. С) и объявляете его авантюристом,… дезертиром и клеветником. Все это Вы обосновали, если Вам верить, на словах покойного генерала Штейфона, который, конечно, не может отрицать с «того света». По Вашим же словам, Ваше знание генерала П. сведено к тому, что Вы видели его только один раз в жизни…

Генерала П. я знаю не по чужим, бездоказательным словам, а лично. В отличие от Вас, он не заботился о своем личном благоустройстве, не боялся надеть военную форму, не увертывался от службы, а, наоборот, стремился участвовать в борьбе против коммунистов, не страшась близившейся катастрофы.