На следующий день начали прибывать и также направляться на север казачьи части. Арьергардом прибыл Походный атаман Доманов со своим штабом и расположился тоже в гостинице «Бангоф». Петр Николаевич выразил желание приветствовать проходившие казачьи полки. Он никогда не имел случая осмотреть их на местах расположения вокруг станиц в Италии и лишь теперь увидел, что полки эти не представляли войско в смысле требования нашего времени, Это был табор в разных формах одежды, частью в гражданской; на повозках везлась рухлядь, тут же были свиньи и овцы.
Я, как сейчас, вижу: Петр Николаевич махнул рукой и вернулся в свою скромную комнату в гостинице, совершенно разочарованным. Он много не говорил, только сказал мне, что его представление о войсковых частях Дома-нова было иное.
Петр Николаевич понял, что война окончена. Он тут же видел, как немецкие воинские чины, в группах и в одиночку, двигались через Маутен на север с таким же безнадежным видом, как и казаки.
Происходили неприятные сцены: казаки нападали на немецких солдат и грабили их. Это были одиночные случаи, но они очень возмущали Петра Николаевича. Впервые я видел его несдержанно злым, когда находившийся тут же представитель генерала Власова, казачий полковник Б., принимавший участие в грабежах, явился к Петру Николаевичу.
— Немцы наши союзники; лежачего не бьют. Вы позорите русское имя. Вон с моих глаз! — крикнул он.
Пятого или шестого мая Доманов отправил делегацию с белым флагом навстречу англичанам через Плекен-Пасс. Делегация вернулась с радостной вестью: бригадный генерал сказал, что пока неизвестно, что с казаками сделают, но ни в коем случае выдача их советам не состоится.
В штабе Доманова эту весть праздновали вечером с шампанским. Петр Николаевич на эту вечеринку из своей комнаты не спускался. 7 мая по дороге от Плекен-Пасс вниз, в Кетчах-Маутен, потянулась длинная вереница английских танкеток, и оба села были быстро и в полном порядке заняты. Связь штаба Доманова с англичанами быстро была установлена.
Когда 8 мая англичанами было приказано освободить Маутен, по крайней мере гостиницу «Бангоф», и перебраться в Лиенц, Петр Николаевич хотел остаться на месте. Я обратился к адъютанту английского коменданта и попросил исполнить просьбу Петра Николаевича. Мне было отказано, и 9 мая Петр Николаевич и Лидия Федоровна уехали на легковой машине английского штаба. По желанию Доманова, я не поехал с Петром Николаевичем.
Вскоре после генерала П. Н. Краснова весь штаб Доманова и сам он переехали в Лиенц. Этим прервалась моя связь с казаками, за исключением тех немногих, оставшихся втихомолку в Кетчах-Маутене. Почта не шла. Всякое движение из одной местности в другую было воспрещено англичанами. По вечерам нельзя было выходить на улицу. Бывали одиночные случаи, когда англичане давали пропуски или один-другой казак без разрешения пробирался; но в Кетчах-Маутен достоверных известий из Казачьего Стана не было.
Ужасы выдачи казаков только постепенно доходили до нас и прошли недели, пока весь кошмар стал детально известен в Кетчах-Маутен.
Н. Г.
Район выдачи казаков в Австрии
Многие ясно не представляют, где происходила выдача, и все, связанное с ней, именуют Лиенцской или Лиенцевской трагедей. Выдача происходила в южной Австрии, в провинции Кернтен (Коринтия), но в двух районах, отстоящих примерно в 120 километрах один от другого.
Группа, возглавляемая Походным атаманом Домановым, именуемая Казачьим Станом, вышла перед концом войны из Италии и по указанию английского командования расположилась на реке Драве между городами Лиенцем и Обердраубургом. Здесь же, у последнего пункта, были и горцы.
Лиенц являлся военно-административным пунктом этого района. В нем помещалась английская комендатура и штаб Походного атамана. Вблизи этого города находился лагерь Пеггец, в котором 1 июня разыгрались кровавые события, связанные с насильственной выдачей казаков и их семейств. Восточнее Лиенца, по обоим берегам Дравы, стали казачьи станицы и воинские части, которые и были вывезены для выдачи из мест их расположения. Из самого города Лиенца были вывезены 1 июня офицеры и чиновники, во главе с генералом П. Н. Красновым, а также штаб Походного атамана и чины команд, стоявших в городе.
Район расположения Казачьего Стана находился примерно в 30 километрах западнее города Шпиталя; километров семьдесят чуть северо-восточнее его, в районе села Альттофен, находились части Казачьего корпуса (расстояние указано по прямой). Отсюда до Клагенфурта, лежащего южнее, было около 25 километров.
Из этого района был выдан командир корпуса, немецкий генерал фон Паннвиц, его штаб, казаки и офицеры частей корпуса.
Выдача происходила по заранее выработанному английским командованием плану. Офицеры Казачьего Стана горцев и Казачьего корпуса были отделены от казаков и вывезены для передачи большевикам в один день — 28 мая 1945 года.
В последующие дни происходил насильственный вывоз казаков и их семейств Казачьего Стана и казаков Казачьего корпуса. Ко времени выдач, между обеими казачьими группами не было никакой связи, они не знали о месте нахождения друг друга и что у кого происходит.
В. Г. Науменко
«Лучше смерть здесь…»
Под свободные знамена
Добровольческих полков
С Терека, Кубани, Дона
Шли отряды казаков.
За поруганную церковь,
За растрелянных отцов,
За погибших в тридцать третьем
Всех Кубанцев и Донцов.
За казачий край спаленный,
За станицы, хутора
И за ссылку в край холодный
Отомстить пришла пора.
Для последней, смертной брани
Собрались в отряды мы —
Дона, Терека, Кубани Православные сыны.
Из доклада на собрании, посвященном памяти жертв Лиенца, в русском лагере Келлерберг 31 мая 1949 года:
<…> В 11 часов утра 28 мая было получено распоряжение всем офицерам собраться в канцелярии Казачьего штаба к 13 часам, где им будет объявлено какое-то распоряжение британских властей.
К 13 часам к зданию штаба были поданы грузовики и большой автобус. Прибыл майор Дэвис и через переводчика попросил офицеров занять места в машинах для поездки «на конференцию».
Генерал Соламахин, как начальник казачьего штаба, скомандовал офицерам: «По машинам!» Появившиеся вначале несколько английских солдат с автоматами куда-то исчезли. Офицеры спокойно погрузились. Прибыл больной старик генерал П. Н. Краснов. По знаку майора Дэвиса колонна помчалась по улицам Лиенца на восток, по направлению Обердраубурга.
Семьи провожали своих родных: мужей, отцов и братьев. Томило каким-то страшным предчувствием, сжималось не одно женское сердце…
Майор Дэвис, оставшись в толпе женщин, был ласково любезен и на тревожные вопросы, куда и зачем увезли родных, уверял, что они вернутся, что они поехали в ближайшее село и к 4–5 часам вечера все вернутся, а потому не о чем беспокоиться, а следует возвращаться домой и ждать своих к вечернему чаю.
В томительном ожидании заканчивался день. Казаки, хотя и безоружные, по-прежнему охраняли штаб.
Но вот поползли тревожные слухи и предположения. Спускались сумерки. Многие женщины бросились к Дэвису узнать правду. Он, как и всегда, был любезен и ласков и, глядя в упор в глаза каждой казачке своими слегка насмешливыми глазами, старался их успокоить.
Утром 29 мая майор Дэвис объявил, что офицеры в Лиенц не вернутся, но что они находятся в очень хорошем месте, а где именно — военная тайна (как раз в это время офицеров вывозили из лагеря Шпиталь, где они ночевали, и в тот же день передали большевикам). Посылать им из провизии ничего не надо, так как они сыты, но, если кто хочет послать вещи, он отошлет их с английской машиной.
К вечеру поползли слухи о передаче всех офицеров советам. Майор Дэвис категорически это отрицал, оставаясь по-прежнему ласковым. Но когда скрыть истину было уже невозможно, он со слезами на глазах стал уверять, что сам был обманут своим начальством, что ему очень тяжело быть в роли лжеца перед оставшимися казаками и казачками, которых он уже успел полюбить, но вступать в пререкания он не посмел, так как… его тогда послали бы на японский фронт.