Обожаю, когда Валент говорит: «Нет!». Он так выдыхает это слово, будто отдается мне прямо сейчас. Меня это заводит так, что это «Нет» хочется слушать и слушать, хочется покорить его и, повалив прямо тут, навязать и утвердить свою волю. Мой! Хочу знать, что он никуда не денется.

Иногда мне кажется, что Валент, этот хитрющий лис, делает это нарочно, пробуждая во мне все охотничьи инстинкты, и тогда хочется поймать и владеть им, и владеть не только телом, мне нужна его душа. Непокорная, мятущаяся, заблудившаяся и одинокая.

Ох, Валент, теперь, когда в золотом сиянии я увидел, какой может быть твоя душа, я никогда не отпущу тебя. Никуда ему от меня не деться.

Я в жизни еще не видел создания более нелогичного, чем Валент! Он причиняет боль самому себе, он запрещает сам себе простые радости жизни, и это я даже не про секс говорю.

Словно он враг себе. Враг злой и жестокий. Мне кажется, что он просто боится жить, боится хоть что-то чувствовать, привязываться к кому-то. Это так хорошо знакомо.

Он и здесь заставляет меня охотиться, охотиться на крохи его эмоций, по капле выискивая их у него. И это замечательно, безумно до одурения, заставлять и заставлять его делать шаг навстречу.

Мой! Валент еще не знает, насколько он уже мой. Но я вижу, как блестят его глаза, когда я вынуждаю его открываться, как растеряно и беззащитно он пускает меня в свою душу и как, собравшись с силами, отталкивает меня, чтобы воевать вновь и вновь. Но он и сам не ведает, что уже зависит от меня, как ему самому уже нужно снова и снова подпускать меня все ближе, открываясь и открываясь. А мне? Мне нужно отогреть этого строптивого, невозможного, упрямого, глупого, родного, беззащитного человека. И я буду вновь и вновь понемногу открывать створки его раковины, по крохам отогревая его душу, и я надеюсь, настанет тот момент, когда душа его отогреется совсем, и ледяные створки растают, выпуская его на волю.

- Отвяжись от меня!

- Ммм... плохо я, видно, тебя целую, строптивое сиятельство, что-то ты у меня вольный больно стал, - не выдержав, хохотнул я.

Валент не выносит, когда я над ним подшучиваю, даст Тьма, он вырвется и встанет. Мне нужно вытащить его из гостиной, комната, конечно, хорошая, но для секса совершенно не подходит. А он завел меня своими ерзаниями будь здоров как.

- У тебя? Да что ты себе позволяешь! Паразит рогатый! А ну, пусти!

Вскочил и гордо пошел к двери. Да! Идет, а сам прислушивается, не рванул ли я следом.

Иди, иди, лис лопоухий, сезон охоты уже открыт. Теперь только загнать тебя в спальню, а там уже все готово для новых приключений.

Успеваю выскочить за Валентом в коридор и отрезать его от библиотеки и кухни. Теперь спасаться можно только в спальнях, в мою, которую мне выделили и в которой я и ночи не спал, он точно не пойдет, к Лину и Арту бесполезно – занято уже, остается только собственная, вот и иди туда, прячься, лисенок, в свою норку, там-то я тебя в угол и зажму.

Пошел! Попался...

Я подергал ручку. Закрылся. Наивный мой. Меня по-тихому разбирает смех. Ведь он наверняка стоит с той стороны двери, прислушивается. Интересно, он огорчится, если я сейчас уйду, или нет? Постояв немного, я гулко топаю по коридору и тихо возвращаюсь на носочках. А любопытный лис, открывая дверь, выглядывает в коридор! Попался! И я ловлю его в объятия.

Попался на такую детскую шутку. Ты ж мой маленький, неужели с тобой в детстве никто так не играл? Или действительно не играл? Интересно. Как же ты жил, колючка моя?

Какая детская обида, какое непонимание в твоих глазах, и я не могу удержаться и целую эти глаза, пока они еще не загорелись непримиримым огнем. Все будет впереди: и огонь, и ругань, и брыкаться ты будешь, и драться, но дай мне передышку. Маленькую, совсем чуть-чуть, я так устал от злобы, она высосала из меня все тепло, почти ничего не осталось, почти, и только ты даришь мне его иногда, по крохам. Я не выбирал для себя ту жизнь, которой жил, я не хотел ее, но что я мог сделать? Только смириться или умереть, но и жить с чужой ненавистью было невыносимо, из года в год, среди холодных заводных кукол, а когда Повелитель забрал меня к себе, стало еще невыносимей, он словно вымораживал меня изнутри, забирая жизнь. А с тобой, с тобой началась весна. Нет, не та, когда кругом солнце, цветы и трава, в моей весне пока лужи, грязи по колено и затяжные дожди. Но я знаю, что, отогрев тебя, отогрею и себя.

А сейчас хочется постоять, просто держа тебя в кольце рук, прижимая к себе, просто чувствуя тебя всем телом, согреваясь. Дай мне это, хотя бы на пять минут, а потом можешь брыкаться опять.

И я стою, обнимая Валента тихо и нежно, а он почему-то не вырывается и вдруг сам кладет голову мне на плечо. Так мы и стоим, боясь вспугнуть друг друга.

- Не устал стенку подпирать? Может, тебя на входе поставить? Будешь гостей отпугивать.

- Ааа, - протянул я, - Валент! Колючка моя. А я уже начинал переживать, думая, что что-то случилось, - не удержался я от хохота, - а оказывается, все в порядке, ты просто задумался.

Валент нехотя выбирается из моих рук.

- Не хочу тебя, - твердо заявляет он.

- Почему?

- Твои поцелуи - сладкий яд, я привыкну к ним, и потом будет очень больно расставаться, - вдруг как-то тихо и безнадежно признался Валент.

- Валент, я не собираюсь лишать тебя своих поцелуев. Я здесь надолго!

- Надолго? Вы все так говорите! Убирайся отсюда!

И Валент, отталкивая меня, захлопывает дверь.

Тааак! Вот честно, сил никаких с ним нет, перепады его настроения меня уже доконали. Ну, было бы, допустим, все плохо, я бы решил, что действительно ему не нужен и ушел. А это… Люди все-таки странные.

Я стою, раздумывая, ломать дверь или пойти в сад и влезть в заранее приоткрытое окно, и уже почти схожусь раздумьями на окне, как дверь, тихо поскрипывая, приоткрывается и слышится осторожный шелест удаляющихся шагов. Для человека шаги абсолютно не слышны, но я-то не человек. Ох, Валент, отшлепаю я тебя за твои выкрутасы.

Я тихо вхожу, Валент стоит у спинки кровати и перебирает черные, шелковые ленты, которые я туда повесил.

- Что это? – не оборачиваясь, спрашивает он.

Вот так, словно и не было его вспышки, словно не он хлопал дверью перед моим носом…

- Это? – тихо спрашиваю я, - это для того, чтобы я смог завязать тебе глаза, - я подхожу почти вплотную, - потом я сниму с тебя брюки, и ты останешься только в одной темно-синей, шелковой, короткой рубашке, которая совсем не прикрывает твоих бедер. Они будут развратно белеть на ее фоне и мне будет это ужасно нравиться, поэтому рубашку с тебя я снимать не буду, - я осторожно обнимаю обернувшегося Валента и медленно глажу руками его ягодицы. - Потом я положу тебя на кровать, прямо на спину, а чтобы ты не брыкался, возьму другие ленты и, согнув твою ногу в колене, привяжу твою щиколотку к бедру, при этом я буду целовать твое колено, постепенно переходя на внутреннюю сторону бедра, у тебя там такая нежная кожа. - Валент уже дышит какими-то рывками, бедра его под моими руками начинают подаваться вперед, а я продолжаю тихо шептать ему на ушко, - нацеловавшись, я возьмусь за другую твою ногу, Валент, и так же свяжу ее, ты будешь абсолютно беззащитен и не сможешь убежать, но ты и не захочешь, потому что я буду целовать тебя, Валент, долго, и поцелуи мои - сладкий яд для тебя, Валент! Черные ленты на твоих белых бедрах будут смотреться изумительно красиво, и я буду любоваться ими. А потом я сам разденусь для тебя, Валент, и теплой кожей прикоснусь к твоему телу, устроившись между твоих разведенных бедер. Ты не будешь ничего видеть, только чувствовать, но чувствовать ты будешь так отчаянно, что будет заходиться твое сердце, Валент. Я зажму в ладонях два твоих запястья и подниму их вверх, там я привяжу их еще одной лентой к изголовью. Ты будешь абсолютно беспомощный, Валент, абсолютно мой! А потом я расстегну на тебе рубашку и долго буду губами ласкать твои уже твердые соски, сначала согревая их ртом, а потом легонько дуя на них, и, замерзнув, они станут еще тверже, Валент, еще чувствительнее…