Азирафаэль передёрнулся. И, сглотнув, перевёл взгляд на стену, которая уже вновь казалась монолитной. Азирафаэль был всего лишь принципалитом. Он был создан, чтобы наставлять сильных мира сего, а не чтобы творить. И всё-таки его знаний было достаточно, чтобы понимать, что создание новых измерений, пусть даже в потенциально бесконечном пространстве — задача, непосильная простому демону. Пожалуй, будь он не таким измученным и не тревожься так сильно за до сих пор ознобно дрожащего, даже на вид смертельно уставшего Кроули, он мог бы даже озвучить эту мысль. И, возможно, даже озаботиться подбором пары-тройки старинных книг, доходчиво объясняющих его правоту. Но сейчас ему было не до загадок. И уж тем более не до споров с и так едва живым Кроули, который каким-то чудом всё ещё ухитрялся сохранять им жизнь в этом королевстве мрака. А самому Кроули, должно быть, забыли объяснить, что есть вещи, которые он не способен делать по определению. Впрочем, когда это он следовал установленным правилам?..

Вряд ли кто-нибудь из них смог бы потом ответить, сколько времени они провели так. Азирафаэль боялся шевельнуться, чтобы не потревожить едва живого демона. Кроули… Кроули, в общем-то, шевельнуться боялся тоже, но по другим причинам. Пожалуй, если бы кто-нибудь потребовал от него максимально чёткого ответа на вопрос «почему ты ещё не сдох», он смог бы привести лишь один (но достаточно веский, на его взгляд) аргумент: если он сдохнет, альков схлопнется. Логично же? Возможно, после небольшого умственного напряжения он даже мог бы вспомнить ещё один: они на Четвёртом Круге. На Четвёртом, не на Третьем.

…Впрочем, вряд ли сейчас он задумывался над подобными вопросами. Вряд ли он задумывался хоть над чем-то. Он просто изо всех сил пытался остаться в сознании. То, что он достаточно удобно лежал на руках у Азирафаэля, помогало слабо (на самом деле, это скорее мешало, потому что спать так было удобнее, чем сидя у холодной стены, тем более что мучающийся от жалости и иррационального чувства вины ангел прилагал все усилия, чтобы сделать положение измученного друга более комфортным). Время в Аду — понятие почти такое же растяжимое, как и пространство, так что с равной вероятностью Наверху могли пройти и минуты, и дни. Хотя Азирафаэль, пожалуй, мог бы сказать, что прошло не менее пятнадцати минут. И в целом — намного больше того срока, который озвучивал Кроули для их вынужденного заточения. Увы, принять решение о том, можно ли выходить наружу и начинать двигаться к спасительным порталам, пока что было некому. И Азирафаэль, если бы его кто-нибудь об этом спросил, скорее согласился бы ещё раз пережить общение с Хастуровым мечом, чем потревожить Кроули сейчас, когда он, казалось, вот-вот рассыплется пеплом от изнеможения.

Спустя несколько минут (или часов) Кроули, по-прежнему не пытающийся принять независимую позу, зашевелился. Можно сказать, что он в очередной раз выиграл жестокий бой с неумолимым сном. Голова его, удобно лежащая частично на груди, частично на плече не протестующего против роли подушки ангела, то и дело начинала клониться вперёд, и тогда он вздрагивал, и через силу открывал глаза, и часто моргал, досадливо морщась и со свистом вздыхая сквозь стиснутые зубы. На этот раз он почти заснул, и лишь голос испуганно окликнувшего его Азирафаэля заставил его вынырнуть из терпеливо поджидающего бездонного омута.

— Прости, дорогой… — виновато пробормотал ангел, сочувственно поглаживая его по плечу. — Тебе нельзя сейчас спать, помнишь?

Демон заторможенно повёл головой, пытаясь прийти в себя. Досадливо зашипел. Испуганно сжался, метнувшись плывущим взглядам по стенам алькова.

— Тогда перессстань меня укачивать, — неосознанно ощетиниваясь, прошипел он, морщась от боли и пытаясь вывернуться из бережно поддерживающих его рук. — Сссата… Госп… А-а-а, кто-нибудь побери эти дурацкие пр… правила! Ненавижу пересссменку!

— Я тебя не укачи!.. — возмущённо вскинулся ангел. Осёкся, задохнувшись от жалости. — Кроули, прекрати! Ты ведёшь себя глупо.

— А ты ведёшшшь себя как курица-нассседка… — ядовито прошипел в ответ демон. На этот раз он дёрнулся чуть сильнее, сдавленно вскрикнул от боли, добившись, тем не менее, того, что взволнованно ахнувший Азирафаэль разжал руки и вместо этого поспешно подхватил его под локоть, не давая ему бессильно завалиться назад.

— Пусть так! Кроули, я пытаюсь помочь!

Демон, тихо скуля от боли, смог наконец выпрямиться. Сел прямо, опираясь руками о пол; тут же пошатнулся и чуть не упал. С бессильной досадой покосился на дёрнувшегося было на помощь Азирафаэля, заставив его с тяжёлым вздохом опустить руки.

— Сссо мной всссё в порядке, — хмуро прошипел он в ответ на беспомощный взгляд друга. Тот только тяжело вздохнул в ответ. Нет, с Кроули не всё было в порядке. С ним ничего не было в порядке. Но сейчас даже целая ванна святой воды не заставила бы его признать это. Слишком высоки были ставки — и оба, понимая это, упрямо храбрились, изо всех сил делая вид, что чувствуют себя лучше, чем выглядят.

…Как ни странно, в какой-то мере это приносило свои плоды. Медленно замерзающий в ледяном дыхании Ада Азирафаэль всё ещё держался на ногах, сам не отдавая себе отчёта, насколько мало осталось у него сил, чтобы ходить, говорить и просто дышать. Вычерпавший себя до дна и глубже Кроули всё ещё ухитрялся удерживать приютившую их субреальность, заменяя злой уверенностью в своём праве творить знания и власть, которых у него не могло быть по определению. И они — что самое удивительное — всё ещё были живы. Вопреки всем стараниям Ада и садистским усилиям одного конкретного демона.

Неловкое молчание, полное бессильного укора и отчаянной молчаливой решимости, затягивалось. Кроули сам был не рад, что невовремя вспомнил о собственной независимости. Но переигрывать было… не поздно, нет, Азирафаэль только рад был бы, прекрати он играть в неуязвимость. Скорее, досадно.

…И страшно. Есть вещи, которые намного проще сказать лучшему другу, сидя от него на безопасном расстоянии (хотя бы длиной в одну вытянутую руку), чем лежа на этих самых руках и слыша не ушами даже, а скорее всем телом стук его сердца. Кроули чрезмерно смелым себя никогда не считал. И начинать учиться подобным подвигам сейчас тем более был не намерен.

Поэтому он всё-таки опёрся обеими ладонями о пол, предотвращая любой повод для ангела вновь попытаться взять его на руки, как беспомощного младенца. И сел ровнее, через силу выпрямляя ноющую от усталости и боли в сломанных крыльях спину. И…

И отвернулся.

— Просссти, ангел, — глухо бросил он, избегая глядеть в глаза Азирафаэлю. И потому не увидел, как вздрогнул, закусывая губу и зажмуриваясь, словно он острой боли, Азирафаэль.

— За что, дорогой мой?.. — безрезультатно пытаясь заставить звучать твёрже срывающийся от слёз голос, тихо откликнулся тот. Кроули прерывисто вздохнул. Передёрнулся, против воли обхватывая себя руками за плечи — и тут же, предсказуемо, со сдавленным шипением заваливаясь назад.

— Сссс… Отпусссти, ангел! — с отчаянием выдохнул он, восстановив дыхание. Азирафаэль стиснул зубы. Судорожно дёрнулся кадык на его горле. Поколебавшись, он убрал руки и откинулся назад, к стене, давая демону иллюзию свободы и независимости. Вряд ли он понял, что вдруг нашло на всегда, в общем-то, колючего, но обычно не уклоняющегося от тактильных контактов демона. На самом деле, гораздо чаще уходил на расстояние «официального общения» он сам, боясь в равной мере и кары Небес за дружбу с демоном, и собственного, недопустимого для посланника Света доверия к этому самому демону. Как бы то ни было, Азирафаэль нечасто замечал за Кроули стремление к настоящей, не показной независимости. И сейчас, не понимая причины, привычно делал то, что делать за шесть тысячелетий привык: отступал на шаг, прячась за безопасной «приятельской» дистанцией и давая больше-не-традиционному-врагу возможность самому сделать первый ход.

Возможно, будь на его месте обычный человек, он мог бы сказать, что это — плохая стратегия, когда вы сидите в месте, что вот-вот может исчезнуть и погрести вас под собой, а от смерти вас отделяют, быть может, какие-то минуты. Возможно, этот обычный человек мог бы даже предложить что-нибудь глупое и ненужное потенциально бессмертным созданиям: например, поговорить по душам. Или проститься друг с другом, как следует.