«А еретиком?..» — ехидно подсказала упрямая совесть.

«И еретиком — нет», — упрямо сказал он себе. — «Я ангел, как я могу неверно понимать Бога?»

Он тихо застонал. Рука бессильно шарила по стене — горячей, липкой, чудовищно гладкой стене. Он мог неверно понимать Бога. Он пошёл против Её плана. Он предал своих собратьев. Если он и не еретик, то… кто?

Стоять, не шевелясь, становилось всё труднее.

«Кроули, ради всего святого, где ты?..»

Стена над ним была гладкой. Азирафаэль в отчаянии уткнулся лицом прямо в горячий камень. Зажмурился, чувствуя, как жгут глаза против воли текущие слёзы. Конец? Что будет, когда он сорвётся?

Он слабо вздрогнул, осознав оговорку: «когда», не «если».

И вдруг с ужасом понял, что сорвётся прямо сейчас. Человек, наверное, упал бы уже давно; ангельское тело всё-таки было покрепче, мышечные спазмы и физическая усталость были скорее данью форме, чем незыблемым аспектом существования. Но и у него уже невыносимо ныли и дрожали от слабости пальцы.

…О горящих, как в огне, ступнях он старался просто не думать.

— Кроули… — измученно прошептал он почти без звука. — Если ты ещё ищешь меня, пожалуйста, поторопись…

Наверное, надо было спуститься вниз и попытаться найти другую траекторию. Наверняка есть место, где опора будет на всём пути вверх.

Ангел осторожно скосил глаза вниз. Ноги невыносимо жгло, но, быть может…

Судорожно вздохнул и, вздрогнув всем телом, ещё крепче вцепился в свою ненадёжную опору. Пол… ну, он ещё был. Но, кажется, уже не совсем твёрдый. Или где-то близко к этому. Он опасно светился тёмно-вишнёвым, и жар, идущий снизу, был уже таким, что даже здесь, в двух метрах выше, Азирафаэль с трудом сдерживал крик. Если он упадёт…

Азирафаэль тихо всхлипнул. На миг мелькнула мысль: что будет, если плеснуть вниз святой воды? Остынет или взорвётся? Он зацепился за эту мысль, чувствуя, что его колотит, как в ознобе. Зацепился — и миг спустя отбросил. Даже если это шанс — он просто не сможет достать флягу. Не сейчас, когда висит на стене, боясь вздохнуть лишний раз.

— Господи, пожалуйста… — с отчаянием прошептал ангел, сам не зная, о чём он просит Всевышнюю. — Пожалуйста…

Он стиснул зубы. И, запрокинув голову, до рези в глазах уставился наверх. Кажется, чуть выше есть что-то, похожее на выступ. Если он сможет дотянуться…

…Если. Если он сможет прыгнуть на полтора метра вверх, как блоха. И попасть на эту крошечную каменную соринку. И не сорваться при этом. И…

Азирафаэль глубоко вздохнул, решаясь, и осторожно, внутренне готовясь к мучениям, высвободил в зримый план крылья. Ахнул, зажмуриваясь. Нет, боль сама по себе была не сильной. А вот жар, поднимающийся снизу, ударил в едва залеченные срезы костей, словно волна крутого кипятка. Ангел беззвучно затрясся, чувствуя, как непроизвольно текут по щекам горячие слёзы. И, до крови закусив губу, чудовищным усилием толкнул своё неприятно материальное тело вверх, распахивая покалеченные обломки крыльев.

И успел ещё ощутить, как зацепились за заветный выступ кончики пальцев.

А миг спустя крылья вспыхнули, словно в огне. Ударила между лопатками, выламывая плечи, ослепительная вспышка боли. Крылья судорожно дёрнулись, содрогнулись в мучительном спазме, раскалённый укол прошил позвоночник — насквозь, до самых висков…

И мир закувыркался перед его глазами.

Потом был удар о камни, оборвавший дыхание.

И мир стал пламенем.

-----------------------

[1] Шестой круг Ада, согласно Данте, составляют стены города Дит, где в открытых раскалённых могилах мучаются еретики и лжеучителя.

Кроули знал, что не должен кричать. Слишком хорошо понимая, насколько невероятно повезло им, что на них до сих пор никто не наткнулся, он чувствовал, осознавал с полной отчётливостью зверя, уходящего от загонщиков: нужно молчать.

Беда в том, что сейчас ему было плевать на доводы разума. Азирафаэля не было полчаса. Тридцать чёртовых минут он не мог найти своего ангела, тридцать чёртовых минут Азирафаэль был где-то совсем один, среди чёртовых горящих могил, в которых еретики могли мучиться тысячелетиями — а ангелу хватит и четверти часа, чтобы превратиться в горстку пепла.

Кроули чувствовал, что его захлёстывает отчаяние. Чёрное, беспросветное, слепое в своей безысходности отчаяние. Он может бродить здесь годы. Столетия. Он может раз за разом проходить в шаге от умирающего Азирафаэля; проходить — и не слышать его криков о помощи. Здесь, в Аду, расстояние было не более чем фикцией: сотня метров с равной вероятностью могла быть и тысячей километров, и микронной долей дюйма. Он шёл всего в двух шагах впереди Азирафаэля; по крайней мере, ровно столько было между ними, когда он в последний раз оглянулся, ища ангела глазами. На сколько тот мог отстать за ту минуту, которая прошла до следующего оклика — оклика, не получившего ответа? Три, пять, хорошо, быть может двадцать шагов. Но это был Ад. Это был чёртов Ад, и то, что для него было двумя шагами, для Азирафаэля могло стать и десятком, и тысячей.

— Азирафаэ-э-эль! — вновь с отчаянием заорал он, мысленно посылая ко всем чертям умоляющий заткнуться и позаботиться о себе инстинкт самосохранения. Замер, прислушиваясь. И, с бессильным стоном выругавшись, вновь сорвался с места. Не то чтобы беготня от одной открытой могилы к другой была особо хорошей идеей… Но другой всё равно не было. Сверху он может не заметить Азирафаэля в одной из этих дырок. Зато его самого сумеет увидеть любой желающий. Тем более что крыльев, наподобие его, в Преисподней раз-два и обчёлся.

Спустя несколько минут он, завершив очередной круг, остановился и без сил рухнул на колени. Бесполезно. Сколько здесь могил? Тысяча? Десять тысяч? Миллиард? Сколько на Земле было еретиков? Вообще тех, кто осмеливался верить не в то, что считалось истиной в их эпоху? За шесть тысяч лет? Во имя Сатаны, да здесь должно быть почти всё население мира! Ну, за исключением богохульников и тех, кто не верил вообще ни во что. Как он должен искать здесь Азирафаэля?!.

Он со стоном окинул взглядом бескрайнюю каменную равнину. Стены… Наивный дурак Данте! Он бы сошёл с ума, если бы понял, что «стены», которые он видел, на самом деле не окружают Дит, а тянутся на сотни тысяч километров, продолжаясь вглубь, внутрь и ещё в десяток измерений, человечеству вовсе незнакомых. Он вполне может обойти все эти измерения — в конце концов, он не самый последний демон в Аду, и объявление его отступником не лишило его сил, только возросших с момента Падения. Он может — но сколько на это понадобится времени? Сколько выдержит на этой раскалённой сковородке Азирафаэль?!.

— Ты-ы-ы!.. — бессильно запрокинув голову к равнодушному каменному небу, со стоном прорычал Кроули. — Тебе это нравится, да?! Мстишь за свой чёртов План? Ненавижу Тебя! Ненави-и-ижу!..

Он захлебнулся бесслёзными рыданиями и, скорчившись, уткнулся лбом в горячий камень.

Несколько часов назад ему казалось, что боль от экзорцизма была сравнима разве что с Падением. Теперь он мог бы посмеяться над собой. Если бы только были ещё силы смеяться. Если бы не хотелось вцепиться себе в грудь, ногтями выцарапать из-за рёбер дурацкое сердце, хоть на миг заглушить невыносимую агонию, раздирающую изнутри…

Он мог искать Азирафаэля до бесконечности. Только вот Азирафаэль не дождётся его. У ангела нет вечности. Есть только несколько минут, пока в непредсказуемом порядке нагревания и остывания могил не выпадет смертельный счёт. И, возможно, они уже истекли. Бессмысленный, обречённый на неудачу поиск. Кроули понимал это — понимал так же хорошо, как и то, что ему самому не оставит ни малейшего шанса святая вода. Так же, как не оставит шанса ангелу огонь, предназначенный для пытки лжеучителей и лжепророков.

Несколько минут спустя он со стоном поднял голову. Бесполезно. Если он хочет спастись хотя бы сам — надо уходить. Уходить — и надеяться, что смерть Азирафаэля будет если не лёгкой, то хотя бы — не слишком долгой. Грудь сотрясали мучительные беззвучные рыдания. Глаза оставались сухи: тело демона — выжженный прах и пепел, откуда бы в нём взяться слезам? Если когда-то и были, то давно выкипели и выгорели от Адского огня, который был сущностью последователей Люцифера. Сейчас Кроули по-настоящему жалел, что не может заплакать, как плачут люди. Не может выплеснуть своё отчаяние, надеясь, что после наступит хотя бы временное облегчение. Он вытащил Азирафаэля из темницы, которая почти убила его…