Отпустив горло пленника, он нехотя отводит меч он остатков его крыла и отступает назад, с презрением глядя на рухнувшего на пол и, кажется, потерявшего сознание Азирафаэля.

Распластанное на полу белое крыло слабо вздрагивает, словно предчувствуя приближение своей очереди. А Вельзевул позволяет себе скупо усмехнуться. Готов. Остались последние штрихи. Это не должно быть сложно…

Это не должно было быть сложно. Она продумала всё до мелочей. Когда это всё успело пойти не так?.. Ангел не должен был выдержать вербовку. Часом раньше или часом позже, до потери второго крыла или уже позже — он должен был сломаться. Не он первый, не он последний. Кто-то склоняется перед болью и желанием существовать, хотя бы в каком-то виде. Кого-то сталкивает в Бездну гнев и ненависть к мучителям. Одним хватает одного только страха за свою безопасность, других приходится, без преувеличений, проводить через все круги Ада. Но итог всё равно один. Система не знает сбоев.

…Не знала — до этого дня. Азирафаэль не Пал. Почти лишился разума от боли, растерял всю гордость, утратил волю к жизни — но к краю Бездны не приблизился ни на шаг. Нет, Вельзевул и не рассчитывала, что этот белокрылый кретин пойдёт на предательство. Ей это и не нужно было, в общем-то. Достаточно пробудить в нём ненависть — к палачам ли, к не спешащему на помощь Кроули… Много ли нужно?

Как оказалось, больше, чем у них было.

— Неправильный ответ, ангелочек, — проникновенным полушёпотом произносит Хастур; голос его почти бесстрастен, и лишь недобрая, предвкушающая ухмылка выдаёт его удовольствие от происходящего. Ангел молчит, крепко зажмурившись и прижавшись щекой к мокрому от крови полу. Только тяжело, судорожно хватает воздух ртом.

Хастур медлит ещё несколько секунд, давая тому передумать. Предложение о защите и покровительстве от одного из самых могущественных демонов Преисподней дорогого стоит. Вельзевул не сомневается, что Азирафаэль понимает это. Понимает очень хорошо. Кроули в опале, даже если его помилуют (а его, разумеется, помилуют, если он будет вести себя разумно — но об этом ангелу знать рано), даже если ему сойдёт с рук измена Аду, то всё равно он вряд ли сможет защитить недавно Падшего ангела от мести разозлённых демонов. Небеса от него отказались, на Земле ни одному из отступников не будет ни покоя, ни спасения; лишь Ад — единственное место, которое способно подарить и жизнь, и безопасность, а со временем, возможно — и власть.

Хастур хмурится. Ждёт. На белом в синеву лице ангела — отчаяние и страх. Только вот колебания нет. Обречённое, тоскливое принятие своей судьбы. Вельзевул только мельком встречает измученный взгляд цвета чистейшей, горней вышины — и невольно вздрагивает, отшатываясь.

Бесполезно. Это всё бесполезно. Что-то пошло не так. Осознание приходит мгновенно, ослепительным ударом молнии. Свести с ума они его могут. Собственно, до этого уже недалеко. Заставить совершить хоть что-то, что этот пернатый придурок расценивает как предательство Кроули — нет.

Проклятье. А ведь такой удачный был план…

Молчание затягивается. Настолько, что даже Хастур наконец понимает, что ждать ответа бессмысленно. Удивлённо, с брезгливым недоумением, пинает кусающего губы ангела в бок. Раздосадованно кривит покрытые язвами губы. А потом, холодно усмехнувшись, равнодушным движением придавливает распластанное крыло ботинком к полу.

Азирафаэль дёргается, громко, судорожно вздыхая сквозь зубы. Но заговорить даже не пытается.

Хастур вскидывает меч…

…А план был действительно идеальный. Даже после того, как белокрылый безумец отказался Падать, всё ещё могло сложиться к полному удовлетворению владык Ада. Она всё рассчитала, сбоев быть не могло. Если и могло что-то заставить упрямого Кроули вновь подчиниться Преисподней, сковать его лучше всяких цепей, то это страх за жизнь своего пернатого приятеля. Ну и, конечно, возможность хотя бы изредка выбираться на так полюбившуюся ему Землю. Если у Кроули оставалась хоть капля мозгов, он должен был приползти на коленях, получив первую же из посылок, и униженно молить о прощении и возможности искупить свою вину. В крайнем случае, если бы даже с первого раза урок оказался недостаточно понятен, вторая посылка должна была заставить его бросить все дела — и примчаться, наконец, к её трону, чтобы спасти уже если не крылья, так хотя бы жизнь своего ангелочка.

Так и получилось, в общем-то. Почему же тогда в итоге всё пошло наперекосяк?

Она рассчитала всё. Да. Кроме того, что Кроули посмеет явиться в Ад с полными карманами святой воды. Что ему хватит наглости пуститься в бега, вместо чтобы смиренно молить об аудиенции и думать, что у него есть такого, чем он может купить свою и своего приятеля жизнь. Недооценила. Кроули слишком отуземился. Заразился самоуверенностью смертных и глупым человеческим самопожертвованием.

И — победил.

На этот раз.

Что ж, больше щадить глупца она не будет. Она могла бы простить Кроули многое, но только не повторное предательство. Если только сам Повелитель не потребует его себе…

…Но он не потребует. Вельзевул не была даже уверена, что Люцифер услышал её слова об истинной сущности того, кого она до Армагеддона и той дерзкой остановки времени считала погибшим вместе с другими восставшими. Последнее время у неё всё четче зрело подозрение, что после отречения Антихриста Лучезарный полностью потерял и интерес к давнему соперничеству, и волю к борьбе. Что ж, за последнего своего брата, который до сих пор был рядом с ней, она тоже расплатится с предателем. Возмездие будет жестоким и справедливым.

Хотя она предпочла бы, чтобы её, некогда любимейший, брат по-прежнему был рядом с ней.

Уильям изо всех сил старался не торопиться. По крайней мере идти не слишком быстро, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Людей в церкви пока было совсем немного, но несколько прихожан стояли возле ворот церкви, не спеша расходиться после службы, а возле одной из могил в глубине кладбища неподвижно сидел пожилой мужчина, тихо рассказывая что-то двум улыбающимся портретам на широком надгробии. Пастор помнил его: несколько лет назад он потерял жену и единственную дочь — кажется, то была автомобильная авария. И с тех пор приходил сюда каждую субботу, к утренней мессе, оставаясь рядом со своей семьёй до полудня или немного дольше. Уильям, если говорить откровенно, сомневался, что несчастному вдовцу есть дела до куда-то спешащего священника. Но рисковать он не хотел.

…В том числе и потому, что не мог предсказать, как поведёт себя демон, если вместе со знакомым ему пастором в их ненадёжное убежище заявится кто-то ещё. И изо всех сил гнал от себя дурные мысли, боясь даже гадать, что могло случиться за прошедшие с его ухода три часа. Заутреня закончилась уже давно, но лишь сейчас он смог освободиться от всех неотложных дел, возложенных на него как на викария этого небольшого прихода. Сейчас он думал, что, возможно, можно было и нарушить устоявшиеся традиции немного. Это было бы более безопасно, чем оставлять двух потусторонних существ в полном одиночестве посреди склепа со сломанными вратами, где их мог застать любой человек, которому не посчастливилось бы забраться так глубоко в заброшенную часть церковного кладбища.

Едва ступив в осквернённый склеп, пастор с облегчением понял, что его страхи были напрасными. Перед ними открылась, поистине, пасторальная картина: светловолосый мужчина, которого прежде он видел только полумёртвым, а после просто крепко спящим, сидел прямо на исчерченной символами фанере, не слишком умело скрестив ноги в слабом подобии позы для медитации, с тоскливым видом разглядывая совершенно пустую стену гробницы. На его руках, обвившись вокруг правого предплечья диковинной лозой, спал уже знакомый Уильяму чёрно-алый змей, и ладонь ангела осторожно гладила его по чешуйчатой спине невесомыми, болезненно-бережными жестами.