К 500 г. до н.э. сложная кастовая система современной Индии оформилась лишь в общих чертах. Ее ростки появились, конечно, значительно раньше, вероятно, еще в период первых контактов между ариями и аборигенами (если предположить, что доарийское общество еще задолго до этого не было разделено на нечто, подобное кастам)[289]. Период между 700-м и 500 г. до н. э., когда роль городов в Индии начинала быстро расти, был, вероятно, критическим для принципов кастовой системы. В городской среде смешались личности самого разного происхождения, и все они, вероятно, были способны менять свой статус куда свободнее, чем в более поздние времена. Возможно, лишь некоторое время спустя, после 500 г. до н. э., принципы касты установились и в городах, но в сельской местности строгие и неукоснительно соблюдаемые кастовые правила действовали, по-видимому, еще со времен Будды[290].

То, что касты (или протокасты) играли огромную роль в структуре индийского общества в целом, имело важные политические последствия. Сравнительная недолговечность на исторических отрезках индийских государств и империй может быть отчасти объяснена тем, что преданность личности территориально определенному государству была неизмеримо слабее по сравнению с преданностью территориально неопределенной касте. Беззаветное служение коллективу, столь явное в территориальном государстве, характерном для европейской истории, было немыслимо в обществе, где приоритетное социальное группирование составляли касты. Ну, а коль скоро глубинное самосознание человека полностью определялось его кастовой принадлежностью, правители и государственные должностные лица могли в лучшем случае рассчитывать на роль неприятных чужаков, а в худшем — на роль угнетателей и тиранов, чьи запросы и действия имели лишь отдаленную связь с жизненно важными отношениями подданных.

При таких обстоятельствах правители и политики имели куда меньшие возможности в Индии, чем на Среднем Востоке или в Европе. Власть государства над мыслями и чаяниями подданных, хотя и не обязательно над ними самими, была значительно слабее. Война и политика поэтому стали сравнительно узкой заботой немногих профессиональных военных, и эти вопросы могли быть опущены в литературе тем более легко, что они были не очень существенны и в повседневной жизни. Такого рода упущения в индийской литературной традиции весьма специфичны и причиняют танталовы муки историкам, ищущим вразумительные политические и хронологические структуры. 

Было бы ошибкой думать, что касты в Индии — абсолютно автономные или изолированные социальные группы. Ежедневный процесс общения членов разных каст требовал взаимной и весьма сложной корректировки. Более того, общность некоторых идей и взглядов на природу вещей объединили касты в некое реально существующее культурное целое. Без такой общности точек зрения путей развития оказалось бы столько, сколько каст, и индийская цивилизация не смогла бы существовать как единое целое. Но индийская цивилизация существует, и единство ей обеспечивает религия. Даже в XX в. святой в Индии может достичь таких вершин власти, о которых ни один древний правитель или завоеватель не мог и мечтать. Однако успех Ганди, достигнутый в недавнем прошлом, возник не сам по себе, а явился результатом неустанных трудов несчетного множества святых, живших до него, тех, кто формировал традиции древней индийской цивилизации. Действия правителей, воинов, торговцев и ремесленников — групп, столь важных в развитии культур Среднего Востока и ведущих в развитии Греции, значили не так уж много на земле Будды и Ганди.

Безусловно, это различие могло быть достаточно иллюзорным, так как почти все, что известно нам о ранней индийской цивилизации, мы знаем из документов, переданных жрецами и монахами. Но и это по-своему показательно, так как указывает на особую роль религии и на то, что стремление к святости играет в жизни Индии огромную роль. Однажды в истории Индии светская литература процветала, о чем, по сути, и свидетельствует «Махабхарата», но светские традиции были либо утрачены, либо забыты, а быть может, попросту поглощены религиозной литературой. Действительно, всепоглощающую мощь индийской религии едва ли можно более убедительно продемонстрировать, чем странной структурой «Махабхараты». Подобно устрице с Малабарского побережья, которая обволакивает жемчугом причиняющую ей беспокойство песчинку, религиозные поэты Древней Индии откликнулись на тщеславие героической войны, обрядив ее исконную жестокость в ризы религиозных наставлений и аллегорий, затенив таким образом центральную для поэмы тему братоубийственной войны.

Как мог дух грубых воинов арийских племен, прославившихся непоколебимостью в сокрушении врагов силой оружия, измениться настолько, что жрецы и святые смогли задавать тон интеллектуальной жизни Индии и предъявили претензии на главенствующее место в обществе? Почему, иными словами, идеалы и мораль ариев развивались в направлении, столь отличном от того, которое преобладало в Европе?

Нельзя не признать, что в этом вопросе остается немало загадочного, но два фактора помогают прояснять специфику направления развития культуры Индии. Первый фактор — это климатические условия. Формирование индийской культуры и самого отношения к жизни происходило главным образом не в Северо-Западной Индии, где климат был сходен с климатом Среднего Востока, а на равнинах Ганга, находившихся круглый год под доминирующим влиянием муссонов. В таком климате открываются совсем иные возможности, чем в более сухом и суровом климате Средиземноморья. Например, большая часть литературы, оказавшая глубинное влияние на культуру Индии, была создана в лесных скитах, где святые жили настолько аскетично, что многие обходились вообще без какой-либо одежды, стремясь лишь к религиозному познанию и достижению озарения. Аскетические крайности, на которые такие люди себя обрекали, неизбежно привели бы к быстрой смерти в более холодном климате, и мудрость, которую они должны были передать пытливым ученикам, не могла быть постигнута в странах, где зимой падал снег или температура опускалась ниже нуля. Во-вторых, доарийское население Индии не могло не иметь своих собственных культурных традиций, хотя их формы и соответствующие институты неизвестны. Многое из того, что обусловило специфику индийской цивилизации, вполне вероятно, возникло в результате трансформации доарийских традиций. Такая трансформация была необходима, чтобы приспособить уже существовавшие традиции к соответствующим учреждениям и склонностям ариев, что привело в результате к возникновению совершенно новой формы культуры[291].

Точные даты в хронологии религии Древней Индии не могут быть указаны вплоть до времени нирваны Будды (датируется ок. 485 г. до н. э.). Расхождение в религиозных взглядах, которое можно увидеть в дошедшей до нас литературе, происходило в разные времена, среди различных социальных групп и во многих регионах Индии. Кроме того, даже и после того, как философские школы обретали некую форму, они не вытесняли старые, доктрины и ритуалы. Напротив, приходил в движение сложный процесс взаимодействия и согласования старых и новых религиозных взглядов. Среди такой неопределенности ученые долго не могли различить четыре «стадии» развития индийской религии. Эта схема приемлема, если только не забывать, что это логическая реконструкция процесса, а не его точное хронологическое описание.

Собрание гимнов, известное как Ригведа, — самый древний пласт дошедших до нас памятников индийской литературы. Боги Ригведы — довольно путанная персонификация сил и явлений природы: солнца, грома, рассвета, огня и священного опьяняющего напитка — сомы. Отправления культа, хотя и разработанные до деталей, были исключительно просты: на расположенном вне жилища и неподалеку от огня алтаре происходило ритуальное заклание жертвенных животных и приношение богам даров, таких как сома и гхи (топленое масло). Хотя людям и было известно, что боги могущественны, а порой капризны, но боги едва ли сильно отличались друг от друга. Многие гимны могут быть поняты отвлеченно как молитва, обращенная к богу, но с тем же успехом допускают конкретное истолкование как призыв, обращенный к физическому объекту, используемому в ритуале. Возможно, отсутствие каких-либо художественных образов этих богов и было одной из причин такой неопределенности. В любом случае, более поздние поколения имели возможность изменять представления о богах без явных отклонений от буквы и духа ведических гимнов. Такая пластичность очевидна в некоторых частях Ригведы, где и был заложен метаморфический плюрализм более поздней индийской религии, свободно объединяющей воедино различных богов пантеона[292].