– Мужайтесь, друг мой! Вы сами сказали, что через несколько часов начнется война открыто, при солнечном свете.

– Дай Бог, чтобы я не ошибся! Эта борьба во мраке налагает ужасные обязанности, исполнение которых слишком тягостно; я чувствую, что у меня недостает духа.

Оба друга возвратились в чингану, в которой все еще танцевали и смеялись; они медленно вышли на улицу. Едва сделали они несколько шагов, как перед ними предстал Валентин Гиллуа.

– Слава Богу, что вы возвратились так кстати! – вскричал дон Тадео.

– Надеюсь, что я аккуратен? – отвечал, смеясь, парижанин.

Дон Тадео пожал ему руку и потащил к своему дому.

Бустаменте приехал в Вальдивию под предлогом возобновления мирного договора между республикой Чили и ароканской конфедерацией. Предлог этот был превосходен в том отношении, что позволял ему сосредоточить значительные силы в провинции и кроме того доставлял ему благоприятный случай принять самых значительных ульменов, которые должны были приехать на церемонию в сопровождении великого множества воинов.

Каждый раз, как только новый президент выбирался в Чили, военный министр от его имени возобновлял договор; но Бустаменте до сих пор не хотел этого сделать, имея на то свои собственные причины. Эта церемония, в которой нарочно выказывается особенная пышность, обыкновенно происходит в большой долине на ароканской земле, в двадцати километрах от Вальдивии.

По странной случайности предлог, выбранный генералом Бустаменте, как нельзя более был выгоден для интересов всех трех партий, разделявших в то время эту несчастную страну. Мрачные Сердца искусно воспользовались этим случаем, чтобы приготовиться к замышляемому ими сопротивлению, а Антинагюэль, притворившись, будто хочет воздать военному министру президента Чилийской республики величайшие почести, собрал в окрестностях места, выбранного для торжества, целую армию отборных воинов.

Вот в каком положении находились дела республики и различные партии на другой день после происшествий, описанных нами в предыдущей главе.

Итак, враги должны были сойтись; было очевидно, что каждый из них, приготовившись заранее, постарается воспользоваться случаем и что, стало быть, столкновение неизбежно; но как оно произойдет? Кто первый начнет его и обнаружит гнев и честолюбие, столь долго сдерживаемые? Этого никто не знал!

Долина, где должна была происходить церемония, была обширна, покрыта высокой травой и окружена горами, покрытыми лесом. Эта долина разделялась надвое причудливой, медленной рекой, по серебристым волнам которой плавали многочисленные стаи лебедей с черными головами.

Солнце величественно всходило на горизонте, когда раздался мелодичный звон колокольчиков, и десять мулов под надзором служителя показались в долине. Эти лошаки были навьючены провизией и тюками с одеждой и бельем. Позади них, шагов на двадцать, ехал довольно многочисленный отряд всадников.

Доехав до берега реки, о которой мы говорили, служитель остановил мулов, и всадники сошли с лошадей. В одну минуту тюки были сняты с животных и старательно расставлены, так что образовали круг, посреди которого развели огонь. Потом в самом центре этого импровизированного стана разбили палатку и спутали лошадей и мулов.

Эти всадники, которых наши читатели, без сомнения, уже узнали, были дон Тадео, его друг, французы, индейские ульмены, донна Розарио и трое слуг.

По странной случайности, в это же самое время, на противоположном берегу реки, как раз напротив наших друзей, другой караван, почти столь же многочисленный, тоже располагался станом. Он принадлежал донне Марии. Как случается почти всегда, судьбе вздумалось и на этот раз свести непримиримых врагов, которых разделяло пространство только метров в пятнадцать. Но случай ли сделал это?

Дон Тадео не подозревал этого опасного соседства, а то, вероятно, он постарался бы избежать его. Бросив мимолетный взор на караван, расположившийся напротив, он тотчас погрузился в мысли гораздо более важные.

Донна Мария, напротив, знала что делала и намеренно выбрала это место.

Между тем число путешественников в долине все более и более увеличивалось, так что к девяти часам утра она в полном смысле слова покрылась палатками. Свободное пространство осталось только возле древней полуразрушенной капеллы, в которой должны были отслужить обедню перед началом церемонии.

Индейцы, спустившиеся в великом множестве со своих гор, провели ночь пируя вокруг своих костров; многие из них теперь спали совершенно пьяные; однако как только возвестили о прибытии министра Чилийской республики, все они шумно встали и начали танцевать с радостными криками.

С одной стороны ехал крупной рысью генерал Бустаменте, окруженный блистательным штабом и сопровождаемый многочисленным отрядом копьеносцев, между тем как со стороны противоположной подъезжали галопом четыре ароканских токи в сопровождении главных ульменов своей нации и великого множества воинов.

Эти два отряда, ехавшие навстречу друг к другу, среди приветственных криков толпы, поднимали густые облака пыли, в которых почти совершенно исчезали. Ароканы, превосходные всадники, предавались верховым упражнениям, о которых одни только арабские эволюции, наделавшие столько шуму, могут дать некоторое отдаленное представление, потому что они ничего не значат в сравнении с невероятными трюками, какие исполняют эти люди, как будто родившиеся затем, чтобы управлять лошадью.

Чилийцы ехали с большой торжественностью, впрочем им несвойственной.

Как только оба отряда подъехали один к другому, вожди сошли с лошадей и встали: ульмены, вооруженные длинными палками с серебряными набалдашниками, позади Антинагюэля, а трое других токи и чилийцы позади генерала Бустаменте. В первый раз Антинагюэль и Бустаменте сошлись лицом к лицу. Два человека, оба хорошие политики, оба лукавые и честолюбивые и с первого взгляда понявшие один другого, рассматривали друг друга с чрезвычайным вниманием.

Обменявшись поклонами, оба отряда отступили на несколько шагов, чтобы пропустить генерального комиссара и четырех капитанов. Эти офицеры служат ароканам переводчиками, агентами в их торговых делах и во всем, что касается их сношений с чилийцами.

Примечательно, что все индейцы хорошо говорят по-испански, но не хотят употреблять этого языка в церемониальных случаях; поэтому переводчики, которые по большей части принадлежат к смешанной расе, очень ими любимы и уважаемы. Они привели с собой двадцать мулов, навьюченных разными товарами, предназначенными президентом республики в подарок главным ульменам. Здесь мы находим нужным заметить, что когда индейцы заключают какой-либо договор с христианами, они не признают его вступившим в силу до тех пор, пока не получат подарков. Подарки служат им доказательством, что их не хотят обмануть; это задаток, которого они требуют, чтобы упрочить договоренность и убедиться в искренности договаривающихся. Чилийцы, давно уже привыкшие к ароканским обычаям, не забыли это важное условие.

В то время как генеральный комиссар раздавал подарки, Бустаменте отправился со своим штабом в капеллу, где священник, специально приехавший из Вальдивии, служил обедню. После обедни министр республики и четыре токи перецеловались, и тотчас же начались речи. Эти речи, продолжавшиеся очень долго, заключались во взаимных уверениях в том, что обе стороны довольны миром, царствовавшим между двумя народами, и что и на этот раз сделают все необходимое, чтобы поддержать его как можно долее.

Мы должны здесь заметить, что ни одна из договаривавшихся сторон не была искренна и думала вовсе не то, что говорила; обе они втайне намеревались изменить своему слову как можно скорее. Однако ж та и другая, казалось, были очень довольны разыгрываемой комедией.

– Теперь, – сказал Бустаменте, – если братья мои, великие вожди, согласятся пойти со мной в капеллу, мы водрузим крест.