Въезд дона Тадео в Вальдивию был решительно триумфальный. Несмотря на сильный дождь, его встретил весь народ с факелами, пламя которых, колеблемое ветром, бросало синеватый блеск, смешивающийся с сиянием молний. Радостные крики жителей и барабанный бой смешивались с громом и свистом бури.

Этот народ представлял великолепное зрелище; несмотря на то, что буря с каждой минутой делалась все неистовее, вальдивийцы оставили свои жилища в половине ночи и прибежали по грязи приветствовать криком надежды человека, пользовавшегося их доверием.

В первом ряду находились Мрачные сердца, спокойные, решительные, сжимавшие в руках оружие, которое уже одержало победу.

Дон Тадео был растроган таким неопровержимым доказательством народной любви. Он понял, что как бы ни были велики частные интересы, они все-таки слишком ничтожны в сравнении с интересами целого народа; что прекрасно ими жертвовать, и что тот, кто умеет мужественно умереть для спасения своих сограждан, выполняет святое и благородное призвание!

Он тотчас решился победить сначала общего врага и оправдать надежду, которую все так простодушно возлагали на него, и потом уже – когда гидра междоусобной войны будет уничтожена – подумать о своей дочери, которая, впрочем, не была оставлена без защитников, потому что два благородных сердца решились спасти ее.

Он глубоко вздохнул и провел рукою по лбу, как бы желая прогнать мысль о своей дочери, беспрестанно преследовавшую его. Этот знак слабости был последним. Он гордо поднял голову и с улыбкой поклонился веселым группам, которые толпились на пути его, рукоплескали ему и кричали:

– Да здравствует Чили!

С этой многолюдной свитой дон Тадео приехал к дворцу. Сойдя с лошади, он поднялся на лестницу и на последней ее ступени остановился, обернувшись к толпе.

Огромная площадь была вся усыпана народом. Из каждого окна выглядывали десятки любопытных; многие влезли даже на крыши, и вся эта толпа испускала оглушительные крики радости.

Дон Тадео понял, что народ ждал от него нескольких слов. Он сделал жест, и в толпе немедленно водворилось глубокое безмолвие.

– Любезные сограждане! – сказал Король Мрака громким ясным и звучным голосом, который был слышен всем. – Сердце мое растрогано более, нежели я сумею выразить, необыкновенным знаком сочувствия, которое вы захотели оказать мне. Я не обману доверия, которое вы возлагаете на меня в первых рядах тех, которые сражаются за вас. Соединимся же все для спасения Чили, и тиран не успеет победить нас!

Эта пылкая речь была сопровождаема аплодисментами и криками:

«Да здравствует Чили!»

Дон Тадео вошел во дворец. Там собрались начальники войск, Мрачные Сердца и алькады. Все они встали, когда вошел дон Тадео, и поклонились ему.

С тех пор, как Король Мрака увидел и понял народный энтузиазм, возбужденный его появлением, он как будто преобразился. Дух его восторжествовал над слабым телом: он не чувствовал уже никакого утомления, мысли его были так ясны, как будто час тому назад он не испытал ужасного припадка. Он вошел в круг, составленный присутствующими, и движением руки пригласил их садиться.

– Кабальеро! – сказал он. – Я рад, что вы собрались во дворце. Минуты драгоценны. Я имею доказательства, что Бустаменте заключил договор с Антинагюэлем, великим токи ароканов, чтобы легче достигнуть власти. Освобожденный ароканами, он укрылся между ними. Скоро мы его увидим во главе этих свирепых воинов; они нападут на наши границы и станут опустошать наши богатые провинции. Повторяю вам, минуты драгоценны! Одна смелость может спасти нас. Но для того, чтобы я отважился на что-либо, так как вы сделали меня вашим вождем, мне необходимо законное полномочие, дарованное сенатом. Без этого полномочия я буду мятежником и сам зажгу ту междоусобную войну, которую хочу остановить и против которой хочу сражаться во главе всех добрых граждан.

Эти слова, справедливость которых признавали все, произвели глубокое впечатление. На серьезное препятствие, представленное доном Тадео, трудно было дать ответ. Никто, казалось, не смел взять на себя опасной ответственности; но вдруг дон Грегорио приблизился к Королю Мрака, держа в руке бумагу.

– Вот, – сказал он, подавая бумагу дону Тадео, – ответ сената Сантьяго на донесение, которое вы послали ему после победы над Бустаменте: сенат предоставляет вам верховную власть. Так как после победы вы передали начальство мне, я сохранил в тайне это повеление; но теперь настала минута обнародовать его. Дон Тадео де Леон! Вы наш вождь; не толпа простых граждан назначает вас, а избранные народом!

При этом неожиданном известии все присутствующие с радостью встали и закричали с энтузиазмом:

– Да здравствует дон Тадео де Леон! Тот взял бумагу и пробежал ее глазами.

– Очень хорошо, – сказал он, возвращая ее дону Грегорио с улыбкой, – теперь я считаю себя вправе действовать как сочту нужным для спасения моего отечества.

Члены собрания заняли свои места и возобновилось глубокое безмолвие.

– Кабальеро! – продолжал дон Тадео. – Я уже вам сказал, что нас может спасти только одна смелость. Мы должны предупредить нашего противника; вы его знаете, знаете, что он обладает всеми качествами, необходимыми для хорошего полководца; он не заснет в ложном спокойствии; союзник его, Антинагюэль, вождь неустрашимый, одаренный безмерным честолюбием; эти два человека, соединенные одними и теми же интересами, могут, если мы не остережемся, нанести нам поражение; поэтому мы должны напасть на них обоих вдруг. Послушайте, так как все мы собрались сюда для совета, то вы должны обсудить план, который я вам представлю; конечно, он может показаться вам ошибочным, поэтому в случае разногласия мнений дело будет решено большинством голосов.

При этих словах внимание присутствующих удвоилось. Дон Тадео продолжал:

– Мы разделим наши силы на две армии: первая должна сделать нападение на Ароко, главное местопребывание наших врагов; цель этой экспедиции – разделить силы наших противников; нам необходимо принудить их послать туда значительное подкрепление. Вторая армия, составленная из всех жителей провинции, которые в состоянии носить оружие, отправится на Биобио, чтобы подать руку помощи войскам провинции Кончепчьйон и таким образом поставить ароканов между двух огней.

– Извините, дон Тадео, – заметил один из генералов, – мне кажется, что в вашем плане, впрочем весьма хорошем, забыто одно обстоятельство, по-моему очень важное.

– Что такое?

– А провинцию Вальдивию? Не подвержена ли она более всякой другой нападению?

– Вы ошибаетесь, генерал, и вот почему: вы связываете происшествия, которые будут происходить в ней, с теми, которые уже происходили.

– Без сомнения.

– В этом то и ошибка: когда дон Панчо Бустаменте провозгласил себя диктатором именно в Вальдивии, а не в другом месте, он имел для этого важную причину. Вальдивия – провинция отдаленная, Бустаменте надеялся сделать из нее свое военную базу, прочно утвердиться в ней с помощью своих союзников – индейцев, и потом выйти из этого города, чтобы завоевать мало-помалу остальные области; план этот был прекрасно задуман и представлял большую возможность на успех, но теперь ситуация совершенно изменилась: Бустаменте уже не опирается на жителей страны, и регулярная война для него невозможна; он должен сделать замышляемый им переворот непременно в столице. Поэтому я нахожу необходимым преградить ему путь в столицу и принудить его к битве на ароканской земле. Провинции Вальдивии ничто не угрожает; но так как в подобных обстоятельствах все-таки потребна большая осторожность, мы оставим в ней милицию из граждан, которые будут защищать свои дома; вот план, который я вам предлагаю.

Во всем собрании раздался один общий крик одобрения: все нашли мнение своего вождя совершенно обоснованным.

– Итак, господа, – продолжал дон Тадео через минуту, – вы одобряете этот план?