Раздался другой залп, потом третий. Земля в минуту была усыпана мертвыми и умирающими.

Мрачные Сердца не рассеялись, а напротив приготовились выдержать начинающуюся борьбу и отвечать выстрелами на выстрелы войска.

– Гм! – печально прошептал генерал. – Я взялся за неприятное поручение.

Однако ж, как солдат по характеру одаренный в высшей степени тем бесстрастным повиновением, которое отличает всех военных, он приготовился или победить, или храбро умереть на своем посту.

Не из боязни, как могут подумать, Бустаменте отлучился из Вальдивии в ту критическую минуту, когда один из его подчиненных с высоты ступеней ратуши так смело провозглашал его протектором перед остолбеневшей толпой. Бустаменте был один из тех искателей приключений, образцы которых часто встречаются в Америке; привыкшие ставить на карту свою жизнь, не боясь ничего на свете, эти люди жертвуют всем для того, чтобы достичь своих целей. Бустаменте надеялся, что с помощью войск, сосредоточенных им в этой отдаленной провинции, жители ее, захваченные врасплох, окажут лишь незначительное сопротивление. Он думал, что после этой первой победы, ему стоит только соединить свои войска с войском Антинагюэля, и тогда он легко овладеет провинцией Кончепчьйон, а оттуда явится в Сантьяго совершенно вовремя, чтобы предупредить всякое волнение со стороны жителей столицы и заставить их признать смену правительства, уже совершенную им в отдаленных провинциях республики.

В плане генерала не было недостатка в смелости и изобретательности; шансы на успех были велики. К несчастью для Бустаменте, Мрачные Сердца, осведомители которых находились всюду, узнали об этом плане и воспрепятствовали его осуществлению, воспользовавшись случаем, который враг их сам доставил им.

Мы видели, как началась борьба в Вальдивии между двумя партиями. Генерал, еще не знавший что случилось, был совершенно уверен в успехе. Оставшись один в своей палатке с Антинагюэлем, он опустил за собой закрывавший ее полог и пригласил токи садиться.

– Садитесь, вождь, – сказал он, – и поговорим.

– Я готов к услугам моего белого отца, – отвечал индеец, кланяясь.

Бустаменте внимательно рассматривал человека, находившегося перед ним, и старался прочесть на его лице различные чувства, волновавшие его; но черты индейца были неподвижны: на них не отражалось ничего.

– Будем говорить откровенно и честно, как друзья, – сказал Бустаменте.

Антинагюэль наклонил голову в знак согласия. Бустаменте продолжал:

– В эту минуту народ Вальдивии провозглашает меня протектором новой конфедерации, составленной из всех штатов.

– Хорошо! – сказал вождь, кротко качая головой. – Отец мой в этом уверен?

– Конечно; чилийцы утомились от постоянных волнений, возмущающих край; они принудили меня взять на себя тяжелую ношу; но я обязан служить моей стране и не обману надежды, которую мои соотечественники возлагают на меня.

Эти слова были произнесены тоном лицемерного самоотвержения, которое нисколько не обмануло индейца. Улыбка скользнула по губам вождя; Бустаменте сделал вид, что не заметил этого.

– Короче, – продолжал он, оставив доверительный тон, которым говорил до сих пор, и принимая тон сухой и отрывистый, – готовы ли вы выполнить ваши обещания?

– Почему бы нет? – отвечал арокан.

– Так вы пойдете со мною и будете содействовать успеху моего предприятия?

– Пусть отец мой приказывает, я буду повиноваться.

Эта сговорчивость вождя не понравилась Бустаменте.

– Кончим, – продолжал он с гневом, – я не имею времени бороться в хитрости с вами и следовать за вами во всех ваших индейских вывертах.

– Я не понимаю моего отца, – бесстрастно отвечал Антинагюэль.

– Мы никогда не кончим, вождь, – сказал Бустаменте, топая ногой, – если вы не будете отвечать мне категорически.

– Я слушаю моего отца, пусть он спрашивает, я буду отвечать.

– Сколько можете вы выставить войска через двадцать четыре часа?

– Десять тысяч, – с гордостью отвечал Антинагюэль.

– Все воины опытные?

– Все до одного.

– Чего вы требуете от меня за эту помощь?

– Отец мой это знает.

– Я принимаю все ваши условия, кроме одного.

– Какого?

– Отдать вам Вальдивию.

– А разве отец мой не получит вместо этой провинции другую?

– Каким образом?

– Не должен ли я помочь моему отцу завоевать Боливию?

– Да.

– Ну вот видите...

– Вы ошибаетесь, вождь, это не одно и то же; я могу увеличивать Чилийскую Область, но честь запрещает мне уменьшать ее.

– Пусть отец мой вспомнит, провинция Вальдивия была прежде ароканским утальманусом.

– Может быть, вождь; но если так, то и весь Чили был ароканским до открытия Америки.

– Отец мой ошибается.

– Я ошибаюсь?

– Сто лет назад, Синхирока завоевал чилийскую землю до Рио-Маулэ.

– Вы, как видно, хорошо знаете историю вашей страны, вождь, – заметил Бустаменте.

– Разве отец мой не знает истории своей страны?

– Не об этом идет дело; отвечайте мне прямо – принимаете ли вы мои предложения, да или нет?

Вождь размышлял с минуту.

– Говорите же, – продолжал Бустаменте, – время не ждет.

– Справедливо; я сейчас соберу совет, составленный из апо-ульменов и ульменов моей нации и передам им слова моего отца.

Бустаменте с трудом обуздал в себе движение гнева.

– Вы, без сомнения, шутите, вождь? – сказал он. – Ваши слова не могут быть серьезны.

– Антинагюэль первый токи своей нации, – отвечал индеец надменно, – он никогда не шутит.

– Но вы должны дать мне ответ сейчас, через несколько минут, – вскричал Бустаменте, – почем знать, может быть, мы принуждены будем выступить через час?

– Моя обязанность, так же, как и отца моего, увеличивать землю моего народа.

Послышался галоп приближавшейся лошади; Бустаменте бросился ко входу в палатку, где уже показался его адъютант. Лицо этого офицера было покрыто потом; на мундире его темнели пятна крови.

– Генерал!.. – сказал он задыхавшимся голосом.

– Молчать! – закричал Бустаменте, указывая ему на вождя, равнодушного по наружности, но следовавшего со вниманием за всеми его движениями. – Вождь, – обратился Бустаменте к Антинагюэлю, – я должен отдать приказания этому офицеру, приказания, не терпящие отлагательства; если вы мне позволите, мы через минуту будем продолжать наш разговор.

– Хорошо, – отвечал вождь, – пусть отец мой не беспокоится, я имею время ждать.

И, поклонившись, он медленно вышел из палатки.

– О! – прошептал Бустаменте. – Демон! Если когда-нибудь ты попадешься мне в руки!..

Но заметив, что гнев увлек его слишком далеко, он закусил губы и обернулся к офицеру, который оставался неподвижен:

– Ну! Диего, какие известия? Мы победители? Офицер покачал головой.

– Нет, – отвечал он, – Мрачные Сердца помешали.

– О! – вскричал Бустаменте. – Неужели я никогда не смогу раздавить их? Как это было?

– Враги построили баррикады, дон Тадео всем распоряжался.

– Дон Тадео! – вскричал Бустаменте.

– Да, тот, кого так неудачно расстреляли.

– О! Это война насмерть.

– Часть войска, увлеченная офицерами, подкупленными Мрачными Сердцами, перешла на их сторону. Теперь дерутся во всех улицах города с неслыханным ожесточением. Я должен был проехать сквозь град пуль, чтобы предупредить вас.

– Мы не можем терять ни минуты. Проклятие! – вскричал Бустаменте. – Я не оставлю камня на камне в этом проклятом городе!

– Да; но сначала нам надо завоевать его, а это дело трудное, генерал, клянусь вам, – отвечал старый солдат, всегда говоривший откровенно.

– Хорошо! Хорошо! – отвечал Бустаменте. – Прикажите бить тревогу. Пусть каждый кавалерист возьмет на лошадь пехотинца.

Дон Панчо Бустаменте был в ярости. Несколько минут он бегал по палатке как лютый зверь в клетке; это неожиданное сопротивление после принятых им мер предосторожности, взъярило его до крайности. Вдруг подняли полог палатки.