Я снова лишь тяжело вздохнула.
Алёна права. Я два месяца бегаю за неуловимым Суржевским. Караулила его у ресторанов, пыталась прорваться в офис, говорила с одним из его инвесторов. Но и он не смог мне помочь.
Суржевский, словно Граф долбанный Дракула, исчезает отовсюду, превращаясь в летучую мышь. Других предположений у меня нет. Однажды я простояла у входа в ресторан, дожидаясь, когда мужчина выйдет. А он так и не вышел. Я до двух ночи там промёрзла! Превратилась в сосульку! Толи он сбежал через задний ход, толи через окно.
И только такой подход не пробовала. Не знаю ничего о его отношениях с женщинами. Может, Игорь Сергеевич вообще гей. Тогда меньшинству повезло — такой экземпляр в их рядах! Но попробовать стоит.
Спать с Суржевским ради интервью я не стану, конечно, но сыграть в эту игру должна. Другие варианты закончились.
Схватив с тумбы свой клатч, сунула туда смартфон, ключи и пару купюр на всякий случай. Чмокнула подругу в щёку и, пробормотав отрешённое «спасибо», направилась к выходу из квартиры.
И уж точно я не ожидала, что в этот вечер всё сложится подобным образом. И сейчас я стою на балконе, сгорая со стыда, и совершенно не понимаю, что делать.
Вот он — Игорь Суржевский, собственной персоной. Стоит прямо передо мной и, слегка склонив голову и заложив руки в карманы брюк, осматривает жёстким взглядом каждый сантиметр моего напряжённого тела.
Суржевский спокоен. Он напоминает сытого волка, лениво оглядывающего уже изрядно потрёпанную жертву.
Именно так я себя и чувствую. Жертвой. Сердце бешено колотится в груди, жар окутывает тело, несмотря на то, что на улице минус шесть.
Я не могу выдавить из себя ни слова. Журналист со стажем… От его взгляда хочется спрятаться, скрыться, убежать. Но ещё больше хочется подойти ближе и глубже вдохнуть тонкий запах, который, перемешиваясь с морозным воздухом, щекочет лёгкие, заставляя кровь быстрее бежать по венам.
Суржевский возвышается надо мной, словно скала. Не думала, что он такой высокий. Или это я маленькая? Рассматривает, ощупывает взглядом, будто я обнажённая перед ним.
— Как зовут, красная шапочка? — произносит тот же хрипловатый бас.
— Алиса, — отвечаю полушёпотом.
— Сколько лет, Алиса?
— Двадцать девять, — вновь безропотно отвечаю на вопрос.
Кто с кем искал встречи? Почему всё наоборот? Разве не я должна задавать вопросы?
— Хм, — мужчина слегка удивился, — с этой мазнёй на лице выглядишь старше. А про сорокалетних мужиков говорила, как будто тебе семнадцать.
И меня отпустило наваждение. Я тряхнула головой и отвела взгляд от его гипнотизирующих глаз. Резко стало холодно и не уютно.
Обхватив себя руками, гордо задрала подбородок и попыталась собраться.
Я должна продолжать разговор. Должна выяснить хоть что-то. А ещё лучше, должна добиться очередной встречи.
Но этот его заносчивый тон и вид..!
— Мазнёй? — уточнила, сделав пару шагов назад.
— Именно, — уверенно подтвердил Суржвеский. — В инстаграмме насмотрелась? Блядская Европа, выглядишь, как шлюха.
От такой наглости я заскрипела зубами. И пусть он прав, и я сама назвала себя точно также каких-то пару часов назад, но всё равно захотелось расцарапать его заносчивую морду!
Теперь понятно, почему он скрывается! Суржевского вообще надо изолировать от общества! Как ему вообще удаётся вести переговоры?
А Игорь Сергеевич, тем временем, продолжал разглядывать меня, как обезьянку в зоопарке, раздражая ещё сильнее.
Я никогда не обладала спокойным нравом — говорят, все рыжие вспыльчивы. Но сейчас изо всех сил пыталась сдержаться. Глубоко дышала, проговаривая про себя: мне необходимо это интервью, Маша хочет на море, статуэтка прекрасно впишется на полку в гостиной…
И не сработало.
— А не пошёл бы ты, мужлан неотесанный!
Я тряхнула головой и сдула локон, упавший на лицо. Затем распрямила плечи, повернулась к Суржевскому спиной, намереваясь выйти, но, вспомнив про интервью, замерла.
Что же мне делать, чёрт? Я должна уйти, но появится ли ещё хоть один шанс, чтобы поговорить с этим человеком?
Пока я раздумывала, бизнесмен заговорил:
— Красивое платье, Алиса. Если бы ты надела чулки, я трахнул бы тебя прямо здесь.
Господи Боже. Как ему удаётся? Парой фраз вызвать острое раздражение, а через секунду другим предложением заставить низ живота болезненно сжаться.
Нет. Дело не в нём. Просто у меня давно не было секса.
— Я скорее трахнулась бы со швейцаром на входе в это расфуфыренное здание, — и, помолчав пару секунд, добавила: — Если бы надела чулки.
Суржевский лишь хмыкнул.
Конечно, дядечке в красной ливрее на вид лет сто пятьдесят. Хотя, я всегда плохо ориентировалась в возрасте. Возможно, ему девяносто.
Так и не обернувшись, вышла с балкона, вмиг окунувшись в духоту и запах шампанского.
ГЛАВА 2
Я схватила бокал с подноса, который ловко передвигался между гостями с помощью умелых рук молодого официанта, и залпом осушила.
Снова провалилась. Интервью не будет. Как и повышения. Премии и статуэтки. И моря не будет. А так хотелось порадовать Машу…
Чёрт!
От бессилия и злости хотелось выть. Как? Ну как так вышло? Почему я позволила Суржевскому заговорить первым? Я же, блин, журналист! Почему не сумела собраться? И он всё испортил своим поганым языком!
Нет. Конечно, это я всё испортила… Стояла и смотрела на него, как бродяжка на торт со взбитыми сливками. Определённо, дело не в том, что на таком близком расстоянии он оказался дьявольски хорош, я просто растерялась из-за того, что любителем прятаться по тёмным углам оказался никто иной, как Игорь Суржевский!
Жизнь подарила мне такой шанс, а я его бездарно просрала!
Зайдя в дамскую комнату, взглянула на себя в зеркало.
Что ж. Блядский вид действительно привлёк внимание неуловимого мстителя. И с меня достаточно.
Кажется, я смирилась с тем, что это конец. Ничего. Я найду другую тему для статьи.
Самое отвратительное во всей этой ситуации то, что после встречи на балконе мои стринги промокли насквозь!
Гад Суржевский! Красивый… А этот поганый рот! Он бы трахнул меня прямо здесь… Господи!
Я открыла кран и подставила ладони под прохладную струю. Плеснув в лицо, ощутила, что остываю. Сейчас бы под холодный душ….
Намылила ладони и стала активно растирать лицо. Никогда не пользуюсь косметикой. Кожу неприятно стягивает, поры забиваются… И сейчас испытывала какое-то извращённое удовольствие, избавляясь от этого груза.
Дольше всего провозилась с губами. Помада никак не хотела смываться. Мыло уже скопилось во рту, усиливая привкус горечи, оставшийся после встречи с Суржевским и выпитого шампанского, а яркий след всё ещё раздражал.
От ресниц отвалилась пара старательно приклеенных Алёной пучков, но кое-что всё же осталось. Тушь под глазами пришлось подтереть бумажным полотенцем, а проблема с губами решилась, когда я мазнула по ним своим любимым прозрачным блеском — поверх бледно-красного напоминания моего позора он смотрелся неплохо.
Правда, губы выглядели слишком пухлыми. У меня они и от природы не маленькие, а сейчас, после того, как я добрых десять минут натирала их пальцами, увеличились вдвое.
Рассмотрев себя в зеркале, убедилась, что это снова я. Бледная кожа, не скрытая тональником и пудрой, никаких румян — они мне не нужны. Ещё один бокал шампанского, и стану розовощёкой. Глаза и без туши выразительные. Изумрудные, как мама говорит. Ресницы пушистые, а с Алёнкиными пучками вообще какие-то космические.
Сейчас всё так, как я привыкла. В свои двадцать девять я выгляжу лет на двадцать. Это генетика. Все всегда думали, что мы с мамой сёстры. Она у меня и сейчас выглядит, как Софи Лорен в лучшие годы. Отец до сих пор ревнует жену к каждому проходящему мимо мужику.
Кивнув собственному отражению, вышла из уборной и направилась в зал, разыскивать ходячий поднос с бокалами…