А если да, это хорошо для меня? Ведь, как известно, самую сильную боль нам причиняют именно те, кто дорог. Если я не безразлична Игорю, он может быть задет сильнее, чем я предполагаю. Может, не станет со мной говорить…

Но это ерунда. Мы слишком мало времени провели вместе. Такие, как Игорь Суржевский, не испытывают сильных привязанностей, тем более за столь короткий промежуток времени.

Значит, он поговорит со мной.

Или наоборот?

Я окончательно запуталась. В промёрзшем мозгу мысли отказывались собираться в кучу и разбегались в разные стороны, загоняя меня в ещё большую депрессию.

Несмотря на то, что двор в центре Москвы традиционно перекрыт шлагбаумом, заблудших пешеходов хватает.

Очень не хотелось бы устраивать из разговора представление, но я готова ко всему. Пусть смотрят, пусть слушают.

Ничто не помешает мне сказать Игорю, что я не врала.

Через час ожидания на промозглом ветру я окончательно задубела. Мороз не был крепким, отнюдь, влажный ветер резал по лицу, словно ножами, мелкий противный дождь вперемешку со снегом превратил мою кожу в нечто, напоминающее половую тряпку, размазав тушь по щекам.

Я пыталась укрыться от непогоды под козырьком подъезда, но и туда непогода то и дело доносила мерзкие капли, словно наказывая меня за то, что всё испортила.

Кроме того, врождённое нетерпение заставляло периодически выходить из неудачного укрытия к въезду во двор, пытаясь разглядеть, не едет ли знакомый внедорожник…

Три часа… Я топталась у подъезда уже три часа. И уже начала думать, что, возможно, придётся объясняться с полицией благодаря бдительным соседям… Наверняка, в каждом доме есть своя бабка-Тося-длинный-язык.

Тем не менее, моя уверенность, подкреплённая решительностью, которую всегда считала своей сильной чертой, оставалась непоколебима.

В темноте было трудно разобрать, что за автомобиль, слепя фарами, въезжает во двор. Но машину Суржевского я узнала сразу. Почувствовала. Сердце забилось быстрее, пытаясь заглушить доводы разума и все подготовленные слова.

Я вытащила руки из карманов пуховика и сильнее вцепилась в ремень сумки.

Развитое воображение подкидывало картины, словно из дешёвого фильма… Как Суржевский выходит из машины, а с пассажирского кресла одним изящным движением выпархивает женщина… Которую Игорь приобнимает за талию и ведёт в свою квартиру мимо меня… вместо меня.

Тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли. Ну и что. Пусть так. Он имеет право спать с кем хочет… По крайней мере до тех пор, пока я ему всё не объясню. Он поймёт. Может, не сразу… Обдумает всё пару дней…

Каково же было моё удивление, когда, одновременно с водительской дверью припаркованного авто распахнулась и пассажирская.

Я не готова. Я не готова видеть его с другой… Сердце замерло, и я перестала дышать.

И шумно выдохнула, когда в темноте московского двора разглядела, что это мужчина. Молодой парень. Высокий. В плечах практически не уступает Игорю, но Суржевский всё равно перетягивает внимание на себя.

Большой, сильный, опасный. Кажется, я даже вижу, как в темноте сверкают его глаза.

Волк… Его не приручить…

Дыхание становится прерывистым, и я пытаюсь успокоиться, переступая с ноги на ногу.

Игорь не видит меня, поэтому пока я могу просто наблюдать, как он, сунув руки в карманы тонких чёрных брюк, дожидается, пока его спутник помогает выбраться с заднего сиденья девушке.

Я не могу разглядеть, но седьмым чувством понимаю, что это — Маша. Дочь Игоря… А молодой мужчина — наверняка её парень.

Они одеты теплее Суржевского — на нём лишь чёрный пиджак, а белая рубашка так ярко выделяется в густой темноте, что слепит глаза. От этого ведь выступили слёзы?

Дверца автомобиля хлопнула, заставив меня дёрнуться, и все трое повернули в сторону подъезда.

В тот момент, когда Игорь, наконец, заметил меня, в груди ощутимо кольнуло.

Мужчина определённо не ожидал моего появления. Он даже замедлил шаг на долю секунды, чем привлёк внимание дочери, которая без умолку о чём-то рассказывала.

Игорь возобновил движение, а Маша посмотрела на меня. Парень, взяв её за руку, потянул к подъезду, и через пару секунд, показавшихся мне вечностью, троица подошла к крыльцу.

Суржевский прожигал взглядом входную дверь и уверенно двигался к ней, полностью игнорируя моё присутствие. Быстро сообразив, что Игорь не планирует вновь обратить на меня своё внимание, одним молниеносным движением перекрыла вход.

Игорь застыл с уже поднятой к домофону рукой.

Он стоял так близко, что я могла чувствовать тепло его тела.

А я продрогла. Едва сдерживалась, чтобы не прижаться к мужчине всем телом, втягивая его аромат. Но сейчас просто стояла и глубоко дышала, пытаясь пропитаться этой близостью насквозь.

Когда он успел стать таким родным? Настолько, что хочется завернуться в его руки, словно в пушистое одеяло, и спрятаться от всего мира. Только вот в руках Игоря не скроешься от него самого…

Из-за широкой мужской спины я не видела Машу и её парня. Мне вообще казалось, что мы одни. На секунду я даже позволила себе забыться и представила, что мы сейчас поднимемся в его квартиру вдвоём, где Суржевский снова сведёт меня сума своим хриплым голосом, диктующим пошлые приказы, и умелыми ласками, заставляющими кричать.

— Ты же не собираешься устраивать шоу?

Леденящий душу голос разом развеял все иллюзии. Игорь так и не взглянул на меня, от чего слёзы снова подступили слишком близко, но я готовилась к этому.

— Я хочу поговорить, — ответила шёпотом.

— Пап? — позади послышался заинтересованный женский голос.

Игорь сделал шаг назад, освобождая обзор, но я продолжала следить лишь за его каменным, ничего не выражающим лицом. Снова его маска…

Молчание затянулась. Кажется, моё появление вызвало чуть больше недоумения, чем можно было предположить.

Суржевский не спешил говорить. Говорить должна я. И я готова, пусть даже при свидетелях.

— Здравствуйте, Маша, — проявила вежливость и бросила быстрый взгляд на девушку.

Тем не менее, успела заметить, что на её лице отразилось удивление.

— Мы, пожалуй, пойдём, — парень потянул Машу за руку, и та, с неохотой, но поддалась.

Суржевский приложил «таблетку» к двери, я отошла в сторону, освобождая проход, и пара скрылась, оставляя нас наедине.

И только сейчас Игорь перевёл на меня взгляд.

Словно в голову выстрелил. Столько ненависти я увидела, что стало больно дышать. Он окутал меня ею с головы до ног, вызывая желание отряхнуться.

Что ж. Он думает, я заслужила…

— Игорь, я не собиралась писать статью. Точнее, собиралась, но как только…

Одним молниеносным движением Суржевский вдавил меня в твёрдую холодную стену. Он обхватил моё лицо крупной ладонью, больно нажимая на щёки и заставляя замолчать.

Перехватило дыхание.

Игорь снова был очень близко, но теперь вызывал лишь животный ужас.

— Что именно из сказанных мной слов ты не поняла? — прошипел Суржевский, обжигая лицо горячим дыханием. — Я выскажусь более доступным языком.

Игорь сильнее надавил на щёки, заставляя с шумом втянуть воздух.

Стало по-настоящему страшно. Перед затуманенным слезами взором всплыло улыбающееся лицо Маши, сквозь которое жуткий образ Суржевского, окутанного гневом, казался ещё страшнее.

— Если я ещё раз увижу тебя, лицемерная дрянь, я сделаю так, что в этом городе для тебя работы больше не найдётся. Так яснее?

— Ты не сможешь, — прошептала, сипя. — Маша… я…

Но во взгляде Игоря, который расплывался перед глазами страшным почерневшим омутом, я не увидела ни капли сострадания. Ни единой эмоции. Лишь всепоглощающая ненависть.

А что если он сможет? Сможет и сделает?

Я ведь его совсем не знаю… Иллюзия. Весь его образ, нарисованный моим воображением, лишь иллюзия. Обман. Я сама придумала себе Игоря Суржевского. Истосковалась, изголодалась… Стоило лишь дать немного ласки — влюбилась в вымысел. В плод собственных фантазий.