Берусь за водолазку и стягиваю через горло. В подарок от матушки в её лучшие годы мне достался третий размер груди. И ещё жопа. Но об этом потом.

Я ожидала, что эта сцена необходима для разжигания сексуального аппетита. Но чувствую, что ошиблась. Его холодное дыхание почти обжигает щёки. Размеренный вздох и медленный выдох.

Моё бельё такое простое и невзрачное, что приходится опустить взгляд, чтобы не видеть его реакции. Серый спортивный лифчик почти распластывал грудь, визуально делая её меньше. Зато удобно и никто не пялится. И я радуюсь, что сегодня именно он на мне.

Надо бы посмотреть ему в глаза. Смело, дерзко. С усмешкой и даже издёвкой. Но я не в состоянии оторвать взгляда от пуговиц на его пальто. Впервые за долгое время я ощущаю себя поверженной. Никогда раньше меня не унижали подобным образом. И я изо всех сил пытаюсь не выдать то, как происходящее для меня омерзительно. Потому что чувствую: это не что иное, как наказание.

Какой же он извращенец, раз решил провести досмотр не в тёплом помещении. Ему тепло. А меня сотрясает озноб. Показывает шавке на её место. Задний двор рядом с крысами.

Трясущимися от холода руками принимаюсь за рваные джинсы. Кожа давно покрылась мурашками, а соски затвердели. Но, когда любопытство перевешивает, ничего похожего на интерес в его глазах не замечаю. Неожиданно это меня задевает. Видимо, я действительно недостаточно хороша для него.

Джинсы падают к ногам, и мне хочется спросить: всё? Но по глазам вижу — не всё. И я снимаю с себя ботинки и даже носки. Нежную кожу стоп царапают попавшие под ноги камешки.

Когда последняя деталь гардероба, помимо нижнего белья, оказывается снятой, мужчина берёт мою руку и изучает карту вен, что пробивается под тонкой бледной кожей. Пальцы в перчатках скользят по телу, осматривая все места, куда может войти игла. Внимательно, не торопясь. Ему некуда спешить. На его плечах кашемировое пальто. Он даже опускается на корточки. Руками разворачивает меня лицом к стене. Грубо, намеренно причиняя боль. Наверняка осматривает места под коленками. Ощущаю, как кожа перчаток скользит по ногам, заворачивая в моём животе воронку тягучего горячего нечто. Ощущений, которых я не понимаю. Не признаю.

Переминаюсь с ноги на ногу, ожидая, когда экзекуция завершится.

Уже догадалась, что Ямадаев знаком с Ветрянским. Не зря на лице последнего был такой яркий испуг.

Знаю, что наркоманы используют все рабочие вены. Или те участки кожи, которые не видны окружающим, коля наркоту даже в подъёмы стоп. Обычно места проколов быстро воспаляются. Да и редко кто ширяется в стерильных условиях. На коже возникают незаживающие язвы. Но моя кожа чиста. И мне даже кажется, что Шамиль испытал разочарование.

Когда осмотр завершился, а моего тела перестали касаться руки в перчатках, я медленно развернулась. Хотелось опуститься к валявшейся на грязной влажной земле одежде, но под его взглядом я замерла. Остановилась, продолжая вжиматься в твердь стены.

— Что ты употребляешь?

Ямадаев какое-то время медлил, ощущала, как в его мозгу работает сложный механизм, шестерёнки крутятся, подгоняя друг друга. Думает. Взвешивает. И выносит очередной вердикт — не верит.

Пригвождает меня голой спиной к стене. Жёстко. Зная, что кожа будет в царапинах. Ладонь, что только что была на плече, перемещается к шее. Сдавливает горло, причиняя боль и заставляя задыхаться. Но мужчина смотрит на меня пустым, лишённым жалости взглядом.

— Ничего, — едва удаётся прохрипеть.

Вдруг понимаю, что мой шеф подошёл ко мне слишком близко. Не знаю почему, но это заставляет меня подавиться вздохом, застрявшим в горле. Ткань его пальто вжимается в голую кожу. Не отходя от меня и не спуская глаз, он снимает с правой руки перчатку. Кладёт её на мою макушку, надавливая. Причиняя странную ласку. Мне почти не холодно от его близости, но я совершенно теряюсь от его действий. Его поступков.

Пальцы поглаживают ёжик моих волос. Изучают череп. Тело обдаёт горячей волной, отчего дышу чаще и глубже. Рвано. Воздуха не хватает, хотя вокруг озон. Но в отражении его глаз я вижу лишь ровную гладь. Будто этот человек начисто лишён человеческих чувств. Слабостей.

— Кожей чую — ты мне врёшь, девочка, — его дыхание касается моего виска, и я неожиданно для себя на мгновение прикрываю глаза.

Меня давно никто не касался. Не обнимал, не делился своим теплом. Я похожа на потерянного котёнка в поисках ласки. Трущегося о ноги случайного прохожего в надежде ощутить мимолётное прикосновение. В этой потребности не было никакого сексуального подтекста, я лишь желала, чтобы сквозящий в душе холод хотя бы немного развеялся. Отступил. А чужие прикосновения согрели. И почему-то именно рука Ямадаева заставляет льдину внутри меня немного оттаять.

— Клянусь, я чистая, — тихо выдыхаю. Поднимаю лицо и заглядываю ему в глаза, пытаясь узнать, каким богом мне требуется поклясться, чтобы он наконец поверил.

Ямадаев отходит, сводит брови. Вау. Хоть какая-то эмоция на его физиономии. Будто до него лишь сейчас дошло, чем он занимался. Фу. Прикасался ко мне без защиты своих кожаных перчаток. Так и заразиться чем-нибудь можно.

— Одевайся. Жду тебя в кабинете.

Наблюдая за его удаляющейся спиной, замечаю Нелли.

Она смотрит на меня с такой горячей ненавистью в глазах, что я невольно задумываюсь, как наша странная близость с её шефом выглядела со стороны. По моим губам ползёт недобрая усмешка. Выкуси, сучка. Только вижу, что выкусить придётся мне. Девушка не забудет, как её драгоценный босс так тесно стоял со мной.

Ямадаев отдаёт ей какое-то распоряжение. Нелли кивает, взирая на него со всей преданностью, на которую может быть способен человек.

Слежу за ними, торопливо натягивая на себя одежду. Удивительно, но я едва ли сейчас ощущаю холод. Короткий диалог с Ямадаевым подействовал на организм странным образом. Кожу пекло и покалывало в тех местах, которых он касался. И этот жар отдавал во всё тело.

Нелли приближается ко мне, возвращая на лицо высокомерное выражение.

— Хозяин приказал проводить тебя, — сквозь зубы чеканит девушка.

Вскидываю голову, всматриваясь в её глаза.

— Хозяин? — переспрашиваю с ухмылкой. Я уже не единожды слышала, как так называют Шамиля, и каждый раз это вызывало у меня недоумение и раздражение. — Разве крепостное право не отменили?

Она выдыхает так, будто мои слова — несусветная глупость, а я ничего в этой жизни не понимаю из-за одной лишней хромосомы. Но мне действительно претило бы кого-либо называть своим хозяином. Бред.

— Если Хозяин захочет, крепостное право вернут обратно специально для тебя, — почти ласково, сладко улыбаясь, произносит Нелли с такой уверенностью, будто на самом деле верит в сказанное.

Не удивлюсь, если дома у неё вместо икон изображения «Хозяина». Даже не хочу знать, в какой позе она ему молится.

Вернувшись через черный ход вновь в «Рай», я киваю вышибалам, и мне подмигивают в ответ. Ловлю себя на мысли, что не имею представления, где находится кабинет Шамиля. Но Нелли ведёт меня по мрачным коридорам куда-то вглубь. Сюда не доносится музыка из клуба, полное ощущение, что я попала в бункер. Примусь кричать, никто не услышит и не придёт на помощь. От этой догадки на мгновение делается не по себе.

Сначала Нелли аккуратно стучит по тяжёлой резной двери, будто опасаясь оторвать своего хозяина от какого-то важного процесса. Но к чему эта процедура, раз он сам приказал привести меня сюда? Распахивает дверь, и я проскальзываю следом, разглядывая комнату, пока девушка отчитывается о том, что доставила меня.

Вдыхаю в лёгкие местный воздух и понимаю, что здесь острая концентрация запаха Ямадаева. Выделанная кожа, терпкий виски, крепкий табак, едва ощутимый аромат жжёной карамели. Сочетание, от которого у меня едва ли не кружится голова.

Даже не заметила, как тихо вышла Нелли. Она словно испарилась. Её желание выслужиться и сделать приятное граничило с фанатизмом. Мне кажется, прикажи Шамиль ей отрезать себе пальчик, она взяла бы нож в руки и с радостью и счастьем передала бы ему обрубок.