— Что-то с тобой явно не так, — заключает он.

Кто ж спорит.

Медленно распрямляет пальцы, освобождая мою шею. Ноги вновь встречаются с землёй. Едва сдерживаю рвущийся с губ стон боли. Прокусываю губы до крови. Казалось, пока Шамиль меня допрашивал, всё прочее отошло на второй план. А сейчас вернулось, многократно увеличив мучения.

— И что дальше? — спрашиваю, массируя шею и дрожа всем телом от холода.

Трясло так, что зуб на зуб не попадал и он не с первого раза расслышал мой вопрос.

— Узнаешь, — короткий скупой ответ как наказание за мой побег.

Сжимаю зубы, жалея, что наши силы неравны и я не могу покусать его, как бешеный пёс.

— Шагай вперёд, — ждёт, пока обогну его и пойду в противоположную моему побегу сторону.

Отряхиваясь, провела пальцами по подошве. На ней дыра и горячая влага. Но ничего из ноги не торчит. Смогу идти. Наверное. Пытаясь мягче наступать на раненую ногу, я, хромая, упрямо последовала вперёд, отдаляясь от Шамиля.

Дороге не было конца и края. С трудом понимала, идёт кто-то за мной или нет. В отличие от меня, звуков он почти не издавал. Хренов ниндзя. А я шипела и охала, злясь за собственную слабость, которую не желала показывать. Идти так оказалось форменной пыткой. Но я шла бы и дальше, если бы в какой-то момент боль в стопе не охватила всё тело, сковывая кости и мышцы.

На стопе небольшая ранка. Пустяк. Но до чего же тошно от него. Муторно. Слабость разлилась по телу, заполнив каждую мою клеточку.

Не могу разобрать, это вокруг вновь стало так темно или у меня в глазах заволокло чернотой? Густой и вязкой. Я вдруг начала погружаться в неё, как ощутила на плечах чужие руки. Сдавливающие тонкие кости.

— Что за цирк ты устраиваешь? — тихий вопрос. Рассерженный голос.

Ноги уже не держали. Боль отступила, и на её место пришло блаженное ничто. Но длилось оно недолго. Возможно, от удивления или из-за перемены положения тела сознание вернулось. Мужчина, чертыхаясь, поднял меня на руки, что заставило меня распахнуть веки.

В голове гудело, пока рассматривала Шамиля под новым ракурсом, прижимаясь щекой к его пиджаку. Я наконец добралась до желаемого источника тепла, но организм продолжало трясти. От холода и пережитого страха, который не отступил, но затаился. Ждал вердикта Хозяина.

Намереваясь согреться любыми способами, пока мы возвращаемся в машину, не думая об адекватности своих поступков, я забралась холодными пальцами под его жилет. Почувствовала на себе прожигающий взгляд. Ждала вопросов. Но их не последовало, и я расценила молчание как знак согласия.

Он всё равно грозится меня убить. Одним поводом больше, одним меньше. Какая теперь разница.

Пальцами, которые почти перестала чувствовать, я расстегнула пуговицы на его жилете, а затем и на рубашке. Не полностью. Но достаточно, чтобы залезть руками под одежду и погреться. Добравшись до его кожи рядом с солнечным сплетением, выдохнула со стоном. Зажмурилась от удовольствия, как кошка, греющая шкурку под солнцем, ощущая ладонями частое биение сердца.

Он горячий, как печка.

— Что ты творишь? — хриплым и жёстким, как наждачка, голосом интересуется.

В его вопросе столько недоумения, непонимания, что это заставляет меня улыбнуться. Дядя Шамиль словно и не знает, что такое мёрзнуть зимой. Давно ли ему доводилось ощущать ветер, продувающий верхнюю одежду насквозь? В его мире другие проблемы — кого пришить, чтобы получить желаемое.

Но готова биться об заклад, больше всего его вводят в ступор мои поступки на грани сумасшествия.

— Холодно, — отвечаю, слыша, как клацают собственные зубы.

Он несёт меня легко, словно я вешу не больше, чем подобранный на улице голодный котёнок. И я жмусь к нему, как этот самый котёнок, получивший толику тепла. Пусть и обманчивого. Вполне вероятно, котёнка подобрал живодёр, который хочет отправить его на чебуреки и беляши.

Вижу, как желваки на его челюсти напрягаются. Могу представить, как его бесит моё общество. Необходимость меня куда-то нести. Прикасаться ко мне. Позволять мне касаться себя. Ну да, я же не элитная содержанка, у которой жопа пахнет лавандой. А уличная девка, марающая его одежду своими грязными лапками.

— И часто ты водишь сюда девушек? — очередной наглый вопрос, в котором нет ни капли почтения или уважения к старшим.

Дожидаясь ответа, изучаю его красивое лицо, сейчас хорошо освещённое полной луной. Мужественное, благородное.

— Ты первая, — произносит он как-то сдавленно. Будто вот-вот засмеётся.

Но ничего не происходит. Он продолжает безмолвно нести меня.

Мне казалось, что я убегала от него очень долго. Но, судя по тому, как скоро мы подошли к машине, я в очередной раз ошиблась. Автомобиль ещё даже не успел растерять тепло, когда меня вернули на переднее сиденье.

Шамиль, устроившись в водительском кресле, поднял мою окровавленную ногу. В тусклом свете я с ужасом увидела, что моя обувь из белой стала красной. Это зрелище настолько меня поразило, что я вновь отключилась. На этот раз весьма основательно.

Возвращалась в сознание медленно, с трудом. Будто продвигаясь вверх сквозь толщу воды, покрытой льдом. Билась в твердь, стараясь выбраться на поверхность.

Сначала до меня стали доноситься голоса. Не могла различить, кому они принадлежат. О чём толкуют люди. Как далеко от меня находятся.

— Ты стал вызывать меня слишком часто для одной и той же девки, — разбираю голос, лишённый всяких эмоций.

Удивительно, но эти интонации принадлежат не Шамилю.

— Твоё дело не оценивать мои поступки, а исполнять приказы, — теперь я узнаю голос Хозяина.

На этот раз раздражённый и злой. Словно он и сам понимает, что его подручный прав. Слишком много внимания для какой-то девчонки.

Затем в тело потихоньку возвращается чувствительность. Боль в стопе заставляет меня очнуться, разлепить слипшиеся от слёз ресницы и отползти подальше. Вжаться в спинку кресла.

Взираю с опаской на мужчину, чьё лицо мне смутно знакомо. Узнаю его по лысине. Он брал у меня анализы на наркоту.

Сейчас он кажется особенно жутким и страшным. Сомневаюсь, что он врач. Куда больше он походит на патологоанатома. Или на того, кто отправляет к ним.

— Успокойся, — раздаётся приказ Шамиля, — он только осмотрит ногу.

Лишь сейчас замечаю, что дышу резко и глубоко. Грудная клетка часто поднимается и опадает. Как у загнанного в капкан зверька. Именно так себя и чувствую. Раненая, я даже выбраться отсюда не могу. Оглядываюсь, не понимая, где нахожусь.

Меня положили на диван в огромной гостиной. Явно чей-то загородный дом. И я даже догадываюсь чей. Богато и со вкусом обставленный. Удивительное сочетание. Никакой тебе золотой лепнины, лишь выдержанный стиль. Явно поработал хороший дизайнер.

Перевожу взгляд на Шамиля. И тут же тону в тёмном омуте прожигающих меня глаз.

Он сидит в кресле напротив, облокотившись на колени и не сводя с меня взгляда. Будто ожидая, что я вот-вот дёрнусь и сбегу. Готовый в любой момент поймать. Верное опасение.

Когда лысый мужчина вновь взял мою раненую стопу, я тревожно наблюдала за каждым его действием. Не доверяя ни на йоту.

Должно быть, я очнулась, когда осмотр ноги подходил уже к финалу. Лысый наложил какую-то примочку к стопе и обмотал эластичным бинтом. Боли я больше не ощущала. Ничего не ощущала. Лишь сонливость, которой не смогла противостоять. Веки налились тяжестью, и меня вновь накрыла тьма.

Никак не могу понять, где нахожусь. Почему здесь так тихо и тепло. Почему бабка привычно не будит, как в те редкие дни, когда я позволяю себе поспать чуть дольше. Прижимаю одеяло к груди, втягивая аромат свежего постельного белья. Тяжело вдыхаю воздух в лёгкие, и, ощущая дикий диссонанс, распахиваю глаза.

Я лежу в кровати. Дорогой. С упругим ортопедическим матрасом, благодаря которому мой сон был долгим и приятным. Меня накрывает одеяло, мягкое и тяжёлое. В комнате темно, но организм подсказывает, что уже не раннее утро.