— Даю тебе минуту, — медленно делает шаг ко мне, держа на прицеле глаз.

Поняла вдруг, что не тот способ отвлечения выбрала. Зря напомнила ему о нарушенном мной запрете.

Сердце глухо бьётся от понимания, что наказания за мой острый язык не избежать. Оно стучит в грудной клетке, больно бьётся об неё. Я ощущаю каждое сокращение мышцы, гоняющей кровь. Клапан аорты открывается и закрывается, пропуская бурую жидкость через орган, гоняя её по телу.

Вместо того чтобы подчиниться. Раздеться. Может быть, даже показать ему стриптиз, будь я чуть более опытной. Оттопырить задницу, подставив её под ремень или ладонь. Я отрицательно качаю головой.

Не могу даже представить себе подобного. Не понимаю сейчас, на какой чаше весов стоит имя убийцы отца, а на какой — моя гордость. Моё мнение о себе.

Как я потом буду смотреть в зеркало, если позволю ему над собой надругаться? Проучить, как непослушного, невоспитанного ребенка, коим он меня и считает.

Спустя отведённое время Шамиль выбрасывает свой ремень, необходимый ранее, видимо, для моего устрашения. Преодолевает разделявшее нас расстояние, намеренный исполнить угрозу.

Я резко дёргаюсь в сторону. В голове такая зияющая пустота, вакуум, что я могла бы сигануть в окно. Что и делаю. Мы ведь вроде на первом этаже? Припоминаю, как спускалась по лестнице.

Бегу, насколько позволяет мне окровавленная нога, оставляющая на персидском ковре некрасивые пятна. Что ж, оставляю хотя бы какой-то след после себя.

Дёргаю за ручку, распахивая створку. И почти выбираюсь наружу.

Поздно отмечаю в голове, что до земли ещё как минимум четыре метра. А летать я по-прежнему не умею. Только осознание этого приходит ко мне слишком поздно, когда бо́льшая часть туловища оказывается за пределами окна. И дальше вопрос лишь к силе земного притяжения.

Меня схватывают в охапку. Быстро. Точным, резким движением возвращая обратно в комнату. Тело встречается с полом. Удар смягчает мягкая поверхность ковра.

Лежа в подчинённом положении, с зажатыми в стальные тиски руками, придавленная тяжёлым, горячим телом, я пялюсь в пылающие яростью глаза. Подозреваю, что каждый раз ему кажется, что вот он видел в этой жизни всё. И каждый раз я подсовываю ему свинью.

Он дышит с надрывом, с трудом вбирая в лёгкие воздух. Грудная клетка под рубашкой поднимается и опадает. Красивое лицо залито краской. На лбу яростно пульсирует вена. Хозяин молчит, плотно сжав челюсти. А в глазах читается нецензурная брань.

Пытается взять себя в руки. Но пока держит в них меня.

Без лишних слов Шамиль переворачивает меня лицом в ковёр, не давая никакой возможности к сопротивлению. Одной рукой сжимая оба моих тонких запястья, другой пробирается к молнии джинсов. Ослабляет давление пуговицы и тянет ткань вниз. Со всей силы. Я слышу, как джинсы рвутся под его напором. Мужские пальцы рывком освобождают мой зад, и я получаю первый удар ладони по ягодицам.

Шлепок по заднице звоном отдаёт в уши. Я замираю с широко распахнутыми глазами, рассматривая пылинки, витающие в воздухе в лучах холодного солнца. Прислушиваясь к ощущениям. Больно. Но куда острее я испытываю унижение и злость.

Утыкаясь носом в ковёр, фырчу, как недовольный ёж. Чувствуя тяжесть мужского тела. Жёсткие пальцы, сжимающие запястья за спиной. Горячая рука, которая, как приклеенная, осталась на моей заднице, скоро прожжёт во мне дыру в форме ладони Шамиля.

Пробую выбраться из грубых тисков, елозя по полу ногами. Но единственное, что мне удается, — это согнуть коленки и вилять из стороны в сторону бёдрами. Рука сильнее вдавливается в мой зад. И я вдруг остро ощущаю, что наша борьба носит односторонний характер.

Мужчина не предпринимает попыток сделать следующий удар. Я лишь слышу его дыхание, с которым он пытается совладать. Сдавленное и рваное. Знать бы, какое чувство в нём сейчас кипит.

— Отпусти меня, — хотела злобно рявкнуть, но с губ сорвался жалобный писк.

Поза ужасно неудобная. С трудом отрывая щеку от пола, я выворачиваюсь всем телом, желая хотя бы краем глаза посмотреть на Шамиля. Но фиксация настолько жёсткая, что в поле зрения попадает лишь его смазанный силуэт. Оседлавший мои бёдра.

Не понимаю, что происходит. Почему он замер. Почему не продолжает начатую экзекуцию.

Очередное неловкое и бесполезное движение задом вызывает испарину на лбу от чрезмерного напряжения. Мне стало жарко от потуги и близости чужого тела.

— Лучше не шевелись, — тихо приказывает и очень убедительно сжимает пальцы на моём заду.

Я замираю. Угроза возымела действие. Меня напугал его тон, холодком прошедшийся по разгорячённой коже.

— А теперь повторяй за мной: я больше не буду вам дерзить, Хозяин, — улавливаю хриплые, сдавленные ноты в голосе мужчины, приправленные раздражением, иронией и чем-то ещё. Какая-то нота, угадать которую мне никак не удаётся.

Когда до сознания доходит смысл его слов, я взбрыкиваю, как необъезженная лошадь. Сравнение всплыло очень удачно. Я представила, как мы сейчас смотримся со стороны. Я со спущенными штанами, ощущая холод на животе и жар на заднице. И он. В своих дорогих брюках и белой рубашке. Сидит, прижимая меня бёдрами к полу.

— Иди к чёрту, Хозяин, — обиженно шиплю, не веря, что наша битва могла привести к подобному исходу.

Зря пыталась сбежать, вылезти в окно. Всё равно оказалась в его лапах. А теперь терплю унижения. Потому что он волен делать со мной всё, что взбредёт ему в голову. И кто знает, что творится в его черепной коробке. Долбаный извращенец.

Поток моих мыслей обрывается. Ладонь отлипает от попы, но через мгновение вновь встречается с покрытой мурашками кожей. Новым ударом. По гордости.

Вздрагиваю, злюсь от собственного бессилия.

Сдавленно дышу, медленно выпуская воздух сквозь стиснутые зубы.

— Я с тебя не слезу, пока не научу послушанию, Маугли, — слышу улыбку в его голосе. Вот та составляющая, которую я никак не могла разгадать.

Этого гада забавляет вся эта ситуация! Ну, конечно. Он же на коне. Точнее, на мне. У-у-у, ненавижу!

— А я скорее сдохну, чем скажу это, — в очередной раз огрызаюсь.

Но вместо того, чтобы ударить. Наказать знакомым способом. Пальцы Шамиля принимаются мягко поглаживать мою задницу, пуская горячие волны по телу. Они скапливаются где-то в центре живота жаркой тяжестью и ухают вниз. Я с ужасом замечаю, как нежданное и нежеланное возбуждение направляет ток крови к клитору. Жмурюсь от стыда. Как же так…

Задерживаю дыхание, когда умелые пальцы пробираются под мой свитер. Надавливают на поясницу, теснее прижимая мой живот к полу, заставляя бёдра подняться выше в каком-то инстинктивном порыве. Словно Шамиль, как кукловод, взял контроль над моим телом.

— Я могу так вечно сидеть, Маугли, — угрожает, усмехаясь.

Его голос стал ниже и тише. Задевает своей хрипотцой мои барабанные перепонки, царапает ею.

Он едва прикасается ко мне. Водит лишь кончиками пальцев по коже спины и возвращается обратно на задницу. Чертит какие-то языческие узоры, порабощая меня странным ритуалом.

От этой дикой пытки тело начинает мелко дрожать.

Теперь в разы сильнее мечтаю избавиться от его власти. Трусь щекой о ворс ковра, пытаясь вырваться из наваждения. Но ощущаю себя помещённой в сахарную вату. Мягкую, сладкую, принимающую меня в свои объятия. Окутывающую своей воздушной нежностью. Хочется высунуть язык и лизнуть её. Попробовать ощущения на вкус. Укусить и проглотить.

Дыхание стало глубоким и частым. Лицо заливается краской, потому что я с ужасом понимаю, что моя реакция для него очевидна. Возникает желание позорно расплакаться. Попросить отпустить. Прекратить издевательство.

— Пусти, — едва слышно молю. Будто не хочу, чтобы он разобрал мою просьбу, полную жалости к себе.

Пытаюсь контролировать собственный голос, но меня выдают сдавленные нотки.