Не отдавая отчёта своим действиям, я резко, словно лиса, угодившая в смертельный капкан, дёрнулась в сторону водителя. Потянула за руль, запоздало об этом пожалев, стоило увидеть скорость, на которой мы мчались. Запредельную. Она совершенно не ощущалась в тихом нутре автомобиля. Казалось, не более семидесяти километров в час.

Машина дёрнулась. Вильнула на пустынной трассе. И едва не уехала в кювет, если бы Шамиль вовремя не среагировал. Отбросил меня к дверце автомобиля, в которую я впечаталась, ощутив каждую выпуклость и выемку.

Сердце бешено стучало, потихоньку пробираясь из груди наружу. Наблюдала дикими глазами за Хозяином. За тем, как он, едва сдерживаясь, медленно останавливает автомобиль. Паркуется на обочине дороге, где вокруг лишь лес и встречная полоса.

Поворачивается ко мне в анфас, прожигая тлеющими углями вместо глаз. В них едва сдерживаемая ярость. Челюсти плотно сжаты. Кажется, даже тело вибрирует от едва контролируемого гнева.

— Я убью тебя. — Теперь в его голосе спокойствия ни на гран.

Сердце бьётся уже где-то в гортани. Смотрю на него широко распахнутыми глазами, вспоминая слова Соломона: «Соврёшь — убьёт на месте».

Салон машины освещали огоньки приборной панели. Я видела белки его глаз. Светлую рубашку, оттенок которой сейчас невозможно разглядеть. И выглядывающую из пиджака кобуру огнестрела.

Моргаю один раз. Одна секунда. Один вздох. И ворох мыслей в голове.

Мы в лесополосе. Он сюда меня вёз? Найдут ли моё тело в лесу и будут ли искать? Бабка даже не подумает обращаться в полицию, если я не заявлюсь и через неделю. Что от меня оставят лесные жители? Опознают ли медэксперты? Или я так и останусь девочкой, ищущей неприятности? А кто позаботится о моей семье?

Не думая о том, как выберусь из неизвестной глуши, молясь, чтобы двери не оказались заблокированы, я дёргаю ручку. К собственному удивлению, она легко поддаётся. Дверь открывается, и я сломя голову выпрыгиваю из автомобиля. Несусь в сторону деревьев, за секунды рассудив, что там ему будет сложнее меня найти.

Ничего не слышу кроме собственного дыхания. Хрипы вырываются из горящих лёгких. Бегу, не ощущая тела и ног. Перепрыгивая через поломанные деревья, грозя на каждом шагу переломать себе конечности.

Вскоре накатывает усталость, сковывая, затрудняя движение. Я едва в состоянии сделать вздох и с каждой секундой всё меньше продвигаюсь вперёд. Не знаю куда. Без цели. Лишь бы скрыться. Сбежать от опасности.

Если первые минуты я бежала бездумно, то теперь остро ощущала, насколько не по погоде одета. Как холод пронзает до самых костей, как тонка подошва кед, из-за которой я ощущаю каждую ветку, каждый выступ.

На глаза от ветра набежали слёзы. Лицо полосовал мокрый дождь. А я всё бежала. И где-то вдали, мне казалось, я слышу треск под грубыми мужскими ботинками. Но он не мог преследовать меня.

Воображение рисовало, как мужчина, сидя в тёплом салоне, набирает телефон знакомого головореза и отдаёт приказ найти и избавиться от дочки почившего криминального авторитета. Сующей нос в чужие дела.

Стопу пробила острая чудовищная боль. Я всё же наступила на что-то. Несдержанно взвыв, словно раненое животное, я остановилась. Упёрлась ладонью в дерево, морщась от жара, охватившего конечность. Слёзы побежали по щекам. Уже другие. Не от погоды. От ужаса. Как теперь мне отсюда вырваться? Я в лесу. Даже не понимаю, в какой стороне московской области нахожусь. В моём кармане нет денег даже на такси.

Когда горячие пальцы схватили за шею и дёрнули, я вновь вскрикнула, захлёбываясь воздухом. Мужчина потянул на себя со всей силы, и я бы свалилась тут же, не удерживай он меня.

— Что ты творишь? — рычит мне в лицо, как ополоумевший от злости волк. Я вижу оскал его белых, сверкающих в ночи зубов.

А саму всю трясёт от холода и страха. А ещё ощущения, как из моей стопы вытекает кровь.

Представляю, какой он видит сейчас меня. С щеками, поцарапанными сухими ветками. Глазами, полными отчаяния.

У меня нет ответа на его вопрос. Я лишь безумно хочу жить.

С каждой секундой его пальцы всё сильнее впивались в шею, а мои глаза расширялись от страха. Мозг будто перестал обрабатывать информацию. Я застыла, как мошка в янтаре, видя нас двоих словно со стороны.

Вот я. В распахнутой тонкой куртке, заледеневшем свитере, пропитанном холодным потом. Стою, глотая ртом воздух, и не могу надышаться после долгого бега.

И он. Мужчина, тело которого буквально источает тепло. Он словно солнце, стоит прикоснуться — и опалит. Сгоришь на месте. Злое враждебное солнце, к которому тянет несмотря ни на что.

В ушах звон. Я не могу разобрать, что он говорит, хотя и вижу, как двигаются его губы. В свете луны замечаю его растрёпанную шевелюру. Волосы падают на лоб, и он выглядит совершенно иначе. Живым, почти настоящим. Лишь отдалённо напоминая скупого на проявление чувств Хозяина.

Пока он не взял себя в руки, эмоции в нём били через край.

Встряхивает, как шкодливого щенка, всматриваясь в мой расфокусированный взгляд. Внутри будто сработал какой-то механизм. До меня доносятся звуки леса, его голос, холод и боль.

— Скажи мне, — цедит сквозь зубы, смещая пальцы с задней стороны шеи вперёд, теперь заставляя задыхаться от жёсткого захвата, — ты совсем отбитая?

Почему-то в голову пришла мысль, что, будь у меня волосы, он бы их сейчас наматывал на кулак, требуя смотреть в его чёрные глаза.

Легко поднял моё тщедушное тело и пригвоздил к тому самому дереву, к которому я припала, продырявив стопу. Вжал в него спиной так, что я сквозь куртку ощутила все его неровности и шероховатости. Выбил из лёгких последний воздух.

Я вцепилась в его руку, пробуя ослабить напряжение, дать себе возможность сделать хотя бы глоток, пока этот садист меня пытает.

— Какого лешего ты убежала в лес? — приблизил своё лицо к моему так, что наши носы едва не соприкоснулись, позволяя изучать огонь бешенства, рвущийся из глаз.

От его голоса, казалось, прокатившемуся сквозь весь лес и встрепенувшему макушки деревьев, я сжалась. Зажмурилась, как ребёнок, переживающий грозу. Но спустя мгновение, устыдившись этой слабости, принялась извиваться под его рукой, фырча, как зверёнок. Может быть, маленький и беззащитный, но дикий и опасный.

Через соприкосновение наших тел в меня вонзается его ярость. Я ощущаю, как она клокочет в нём. Бьётся, вылезая наружу. Похоже, он в шоке и подобных мне раньше не встречал.

Таких, у кого инстинкт самосохранения превыше разума и общепринятых норм поведения. Если бы для того, чтобы выжить, мне потребовалось бы впиться в его кадык и вырвать его, не задумываясь вонзилась бы в него зубами.

Облизнула губы, рассматривая его шею, пока Хозяин продолжал что-то говорить. Пожалуй, впервые с того дня, как он щеголял передо мной голым задом, я лицезрю часть его плоти. Ту, что обычно прикрыта галстуком и рубашкой.

Должно быть, пока преследовал меня, ослабил свою удавку и позволил себе расстегнуть пару пуговиц.

Взгляд падает на выемку между ключицами и скользит ниже, к груди. Забавно. Обычно это мужики не могут сосредоточиться на лице. Но и я отчего-то с трудом заставила себя оторваться от созерцания накачанного тела и рисунка татуировки на его коже. В первый раз её не заметила. Слишком поглощённая оценкой упругости зада и крепости ног. А теперь полная луна позволяла изучить часть витиеватого узора.

Странно, разве мужчина его веры может осквернять своё тело таким образом?

— Ты не выберешься из этого леса, пока не ответишь, — уже почти человеческим голосом, а не звериным рыком, обращается ко мне, выдёргивая из моих мыслей.

— Ты сказал, что убьёшь меня, — хрипло выдыхаю очевидный для меня ответ.

Шамиль выискивает что-то в моих глазах. Так сосредоточенно, будто хочет залезть мне в голову и прочитать мысли. Морщинка между его бровей разглаживается, он чуть отстраняется назад.