Не хочу верить, не могу. Не могу просто.

— Она не такая была! — рычу, задохнувшись, выбрасываю и прикуриваю ещё одну. — Мы не были бедными. У неё были деньги. Ей незачем было!

Сердце от страха в пятки уходит, а глаза застилает малиновой пеленой. Выходит, не Попов её использовал, обдурил и выкинул, получается, она со всеми подряд… Бросаю вторую непотушенную сигарету, кидаюсь к Ленке, за плечи её трясу. Хочу придушить за вонючие слова и тупые предположения, аж тошно. Но вместо этого, вцепившись, жму к себе. И бью по спине кулаком. Не сильно, скорее отчаянно. Лена плачет.

— Значит, ей это нравилось, Саш! Нравилось. Были такие девочки. Я им говорю: давай сбежим — а они не хотят. И богатые есть, и дочери нормальных родителей. Это ужасно, но такое бывает.

— Ты вообще охренела, что ли?! — толкаю её от себя, и она, рыдая, валится на пол, садится на пятую точку. — Ты несёшь какую-то херню!

— Мне много чего удалось узнать, например, где хозяева саун держат девочек, — шмыгая носом. — Где смогла побывать, девушки жили на постоянной основе. Другие приезжие, кто-то попадал к нему обманом, и на такую работу их принимали, забирая паспорта. Попов не педант, у него везде бардак, не аккуратист и бросал часто эти паспорта на столе. Он даже не знал, сколько у него девок. Если удавалось, я эти паспорта воровала и в клубах, куда их привозили, прятала. Кто не хотел работать, тот бежал. Но были и те, кому нравилось быстро зарабатывать лёгкие деньги. Те, кто красивее и дороже, у кого клиенты были поприличнее, — те вообще были ну как звёзды, понимаешь. Наверное, и Рита была…

Я сейчас Лену просто хочу ударить. Сжимаю кулак и сдерживаюсь из последних сил. Не могу я поверить в это. Просто не могу. Лена бубнит, сидя на полу и схватившись за голову, продолжает молоть чушь.

— Нет, ну замолчишь ты или нет?! — хриплю и, хлопнув дверью, мечусь на балкон.

Лена за мной. Застывает на пороге. Первая мысль — выгнать, но… терплю, вцепившись в балконные перила. Сам просил рассказать. А теперь тошнит. Надо остудить голову, успокоиться и признать: что-то такое я подозревал, но не мог смириться. А теперь виню Ленку в том, что она говорит правду. Ритка менялась, а я не хотел видеть. Занимался бизнесом, сам гулял.

— Я понимаю, это сложно принять, Саш. И не хочется понимать, — слышу, что Лена плачет.

— Она моя сестра, я ей попу мыл и сказки читал, у нас разница большая, как вот с тобой! Я за ней…

— И у меня сестра.

Лена мнётся, но не уходит, оборачиваюсь. Стоит в дверях на балкон. Крупные слёзы текут по щекам. Бледная. Руки на груди скрестила и дрожит.

— Однажды удалось попасть в помещение, ну одно из, попроще, короче говоря. Девчонки спали в одной из комнат. В несколько ярусов металлические кровати, застеленные грязного вида застиранным постельным бельем. В основном молоденькие, конечно. Но, видимо, попадаются клиенты с особыми пожеланиями. Я там даже видела бабушку, почти пенсионерку, а за шкафом — спрятавшуюся будущую мать, на приличном сроке беременности, но живот при этом не мешал ей работать. — Набрав побольше воздуха, как будто задыхаясь, Ленка продолжает: — А как-то за городом были, там частный дом в селе, с первого взгляда непохож на элитный публичный дом. Обычная халупа. У Попова разного уровня заведения. Там клиенты попроще и, соответственно, обслуживающий персонал дешевле. Там такой запах был, — скривившись, — комната больше напоминала ночлежку. Неудобные деревянные топчаны, — усмехается сквозь рыдания, — старая мебель в зале, небольшой бассейн и пара комнат для отдыха. Но даже эта антисанитария устраивала посетителей. Многие из девочек работали вахтовым методом, и им там нравилось. Они там по желанию были. Из соседнего района ехали. Потом вновь уезжали на время домой.

Не могу слушать. Чувствую себя плохо. Ноги не держат. Нечем дышать, хоть стоим мы на балконе, где полно воздуха. Я мужик, мне надо действовать, мне невыносимо чувствовать беспомощность.

— Менты проводят рейды, Саш. Но все их попытки повлиять на этот бизнес — только видимая часть айсберга. Нужно брать крупных боссов, разрабатывать законодательную базу. А они привлекают к ответственности администраторов заведений за притоносодержание. Но это ведь ничего не решает, и через несколько дней на их месте будут работать другие люди.

— Лена, уйди!

Тяжело вздохнув, девочка слушается, затем возвращается.

— Я пойду дядьке позвоню из автомата. Вниз спущусь. А ты поешь.

Кивнув, продолжаю цепляться за перила и до скрипа сжимать зубы.

После того как Лена уходит позвонить, я ещё долго стою на балконе. Обдумываю случившееся, пытаюсь анализировать своё поведение. Понимаю, что обидел девчонку, наорал. Фактически послал. Нагрубил. А она ведь старалась. Вон как изменилась, после того как поняла, что ввязалась в какую-то хрень. А я: «Пошла вон отсюда». Надо было видеть её лицо. Судя по всему, Лена очень сильно обиделась. А кто бы не расстроился на её месте?

Но я не в состоянии разбираться с ней. Не сейчас. Хоть она и не виновата, что я идиот, не уследивший за собственной сестрой. Девчонка хоть и молодая, но на редкость заботливая. Хорошее качество. Надо будет запомнить. Ей тоже не повезло и досталось в жизни, она вынуждена прятаться, а я её чуть ли не матом. Плохо это, не по-людски. И говорить, что не хочу её, тоже было подло. Для неопытной девочки это может стать травмой. Так что Ленка правильно сделала, что кинула меня и ушла. О чём сейчас со мной разговаривать? Неадекватный, жаждущий мести придурок. Теперь внутри горит ещё сильнее. Хотя, если подумать логически, кому и за что мстить? Если Рита действительно сама… Трындец. В голове не укладывается и снова тошнит. Даже анализировать это не хочу. Сил нет.

Ухожу с балкона и возвращаюсь в номер. Брожу туда-сюда в поисках занятия. Думаю пожрать оставленные Леной продукты, но есть совсем не хочется. Так же, как и мыться, спать или смотреть телевизор. Желание одно — убивать, ну ещё, может быть, напиться.

Поэтому, хлопнув дверью, тащусь к лестнице, брожу по коридорам, натыкаюсь на бар. Практически все места заняты, вдоль стены всего четыре столика, отделённые друг от друга и остальной части декоративными перегородками. Я устраиваюсь у стойки.

Бармен оказывается довольно разговорчивым и любезным парнем лет двадцати, у него дикий говор, скудный словарный запас, но открытая широкая улыбка. Парень не спорит, наливая по моей просьбе стопку за стопкой. Он здесь и повар, и официант, и посудомойка. Живёт с мамой, ищет жену. Хочет семью и детей. Вот правильный мужик, не то что я. От этого хочется ржать, и я не сдерживаюсь. Захватывает истерика. Отсмеявшись, пью ещё. Вот посадит бармен дерево, вырастит куст малины и помидоры. Купит старый дом на окраине и будет всю жизнь перестраивать свою халупу во имя одной-единственной женщины, для которой до этого, пытаясь соблазнить, сочинял душераздирающие песни. Молодец он, за это стоит произнести тост.

После очередной стопки всё немного размазывается. Я пьян, но всё равно недостаточно сильно, для того чтобы забыть произошедшее. Надо бы найти Хелен, поговорить с ней, утешить, но после следующей порции горячительного хочется спать. Сознание постепенно подкашивает. В глазах всё плывет, и руки-ноги как будто не свои. Решаюсь закрыть глаза всего на секундочку, но проваливаюсь в небытие, очнувшись, лишь когда бармен начинает стучать стульями, переворачивая их. А ещё меня как будто кто-то толкает, чтобы разбудить, но это неточно. Понятия не имею, сколько часов проспал, валяясь на барной стойке, но, судя по серости за окном, уже светает. Впрочем, по хрен. Ленка, наверное, ещё спит. Лягу рядом и не буду будить. Утром попрошу прощения.

Шатаясь и придерживаясь за стены, бреду по коридору. В башке стоит непрекращающийся звон. Дверь в наш номер оказывается открытой. Опасаясь за свою подружку, шагаю внутрь. И зависаю на пороге, глядя на «потрясающую» картину. От увиденного роняю на пол челюсть. В центре нашей комнаты — Попов. Наш враг собственной персоной. Мудила присел перед привязанной к стулу Леной и старательно её развязывает, нашёптывая какие-то успокаивающие слова и нежности. Она меня ещё не видит и, заливаясь слезами, благодарит бога за то, что Коленька вернулся в номер раньше меня.