Я испытываю состояние шока.

Кто, мать твою, связал её, если Попов развязывает? И если она якобы боится меня, то всё это время… Что? Притворялась? Играла в наивную дурочку? Кто ей помог привязать себя к стулу? Портье, горничная, метрдотель? И, самое главное, как я мог поверить во влюблённость этой хитрожопой сучки, влепившей мне пощечину в первые же минуты знакомства?

— Как хорошо, что ты нашёл меня, Коленька. Он меня в туалет даже не пускал. Только под присмотром. Маньяк, извращенец.

— Он тебя не тронул, маленькая?

— Он всё запрещал! Но тянул почему-то, то хотел, потом не хотел, но ничего не успел. Мне надо было раньше тебе позвонить, но я боялась его. Я так расстроилась из-за твоего смс, переживала, что ты думаешь, будто я с ним добровольно.

Похоже, она и вправду его слабость. Ох, не тем Оскар дают. Совсем не тем. Это же надо уметь так рыдать. А со мной как плакала? И я ведь поверил. В её наивность. Что влюбилась в меня. Из-за того, что произошло в лесу и поезде. Дебил…

Охранник помогает Попову встать, придерживая за руки, чтобы он не завалился на спину, а я моментально трезвею.

— Доктор тебя сейчас осмотрит, если ты всё ещё девственница и он не тронул тебя, то я оставлю этого чмошника в живых, только хрен отрежу, и пусть так живет и мучается. А ещё пусть смотрит, как мы с тобой…

Ненависть окатывает шальной волной. И подготовку не пропьёшь, даже если находишься в полном отчаянии. Почувствовав кого-то за спиной, я делаю резкий разворот и наношу удар первым. Резко мечусь налево, потом направо по коридору.

— Ах ты сука, — это всё, что я успеваю сказать Воронцовой. Лечу по коридору, метнувшись на пожарную лестницу.

И, пока один из его гиббонов преследует меня, неуклюже пытаясь поймать, мысль только одна: на хрена эта мелкая стерва тащила меня через поле? Лучше бы бросила подыхать там.

— Поехали! — кричу я Антохе, на ходу запрыгивая в его ментовскую тачку.

Я уже часа три бегаю по этому дурацкому посёлку городского типа, улепётывая от бандюганов, пытающихся по приказу босса лишить меня мужского достоинства. Однако всё, что важно, до сих пор при мне, а сотрудники Попова уже запыхались. Одного даже удалось повредить, хотя, учитывая, что у него пистолет, а у меня похмелье, силы были совершенно неравны. В принципе Антоха мог бы мной гордиться, потому что я, как пацан из «Один дома», только что солдатиков ему под ноги не сыпал и раскалённой сковородой по башке не бил, а так все было: и дубина между глаз и урна на голову.

Дождавшись друга, наконец-то могу выдохнуть и расслабиться. Хотя успокоиться — это сильно сказано, скорее завалиться вниз мордой и дышать как загнанная лошадь.

— А где Ленка?

Вопрос почему-то болезненный и неприятный. Потому что, несмотря на её предательство, я не могу, мать вашу, принять, что ей там сейчас плохо.

— Поехали, потом расскажу, — выдавливаю не своим голосом.

Тужусь, блин, как будто слова не изо рта, а из пустого тюбика пасты вылезают.

— Нет уж, я из-за тебя во всё это дерьмо впёрся, так уж изволь, Александр Глазунов, сейчас же всё «родить» и в подробностях, а то бензин нынче дорогой и мне, честно говоря, впадлу туда-сюда ездить. Только не говори, что ты её не уберёг и её по твоей милости грохнули! Девка красивая, я тебе не прощу, подкину что-нибудь, и лет на двадцать сядешь, — очень своеобразно шутит мой приятель.

А мне от его слов становится тошно. Я пока бегал, сам уже допёр, что и как. Ленка смелая и смекалистая, а я дебил.

Антоха отвлекается, дёргает руль, резко крутит вправо, после влево. Выглядывает в окно.

— Нет. Это уму непостижимо, ты видел, Саня? Этот поц в старой «ладе» стреляет в ментовскую машину. Совсем страх потерял, придурок. Ты это видел!?

Ничего я не вижу. Дышать не могу нормально. Когда воевал с братками, было ещё ничего, а теперь совсем хреново. Даже если она лживая сучка и вправду меня подставила, всё равно её надо вытаскивать. Не могу я допустить, чтобы вонючий боров её лапами своими касался. Девственность её получил. Хрен ему, а не Ленка.

— Разворачивайся! — хриплю, уткнувшись мордой лица в пропахшее хер знает чем заднее сиденье.

— Не понял?!

— Разворачивайся, кому говорят! И ребята твои пусть к гостинице подгребают.

— Зачем?! — издеваетсяТошка, всё он знает.

Как будто по роже моей не было видно, как я слюни пускал на эту прошмандовку всё это время. Когда она покладистой стала, я чуток расслабился, а как послала, с Коленькой спевшись, так я снова нахохлился. Правду Ленка сказала: извращенец я и никуда от этого не деться.

— Ну не тупи, Антоха, а? Дуру эту пойду спасать. И так уже куча времени прошла!

Пока мы даём кругаля по городской площади, оставляя колеса на асфальте, я вкратце докладываю ситуацию. Рассказываю, как у нас всё было и на чём мы с Еленой остановились.

Внимательно выслушав, Тошик оборачивается.

— То есть в твоей картине мира Хелен позвала этого старого жирного пердуна, чтобы лечь под него в свой первый раз? Вот именно сейчас, да?

А раньше ей что мешало? Я просто твою логику не догоняю!

Скрипнув зубами, продолжаю сверлить глазами обивку. Я просто очень разозлился. И приревновал. И она так хорошо говорила «Коленька», так натуралистично. Выбрав из всего то, что мне было легче принять, сделал соответствующие выводы. И обозвал её «сукой». Ну сложно мне в отношениях. Не могу по-нормальному, говорил же — в одиннадцатом классе в последний раз…

А Тоха продолжает свои нравоучения:

— Если она такая дрянь, тогда зачем до этого она тащила тебя на себе, буквально волоком, лечила, долбанула охранника по башке, жила с тобой в лесу и пёрлась сюда на поезде?! — орёт на меня Тоха. — Глазунов, едрит Мадрид, она могла бы это сделать сразу! Позвонить своему Коленьке и дать тебя убить ещё в твоей машине! Ты как миллионы заработал с таким логическим мышлением и сообразительностью?

Громко выдыхаю.

— Я же тебе говорю: разворачивайся! Оглох, что ли?

Сам знаю, что сейчас, когда я успокоился, всё выглядит немного иначе. Скорее всего, она, пока я бухал, дядьке позвонила. Люди Попова перехватили, а может, уже за нами шли по следу, вот ей и пришлось, бедной, саму себя связать, чтобы он её, блдь, не прибил за измену сразу же. Может, изловчилась, она же гибкая, может, помог кто. Но это лучшее, что пришло ей в голову. Оказывается, Хелен умнее меня. Сажусь ровно шмотки на себе поправляю. Руку затягиваю потуже. Эх, жалко, дядькино ружьё назад вернули.

Антоха оборачивается и смотрит как на врага народа. Затем нашаривает в бардачке телефон.

— Димас, все назад. Из города не уходим. Штурмом «Весну» будем брать! — пауза. — Как смешно, уржаться просто. Не ту, что за окном весну, а гостиницу «Весна». И убери у меня с хвоста этого дебила, ещё, не дай бог, кого-то из прохожих зацепит, — замолкает, слушая ответ. — Почему не по рации? А самому допереть не судьба? У нас неофициальное задание. Считай, что это халтура. Да знаю я, что местные нас проклянут, но мы тихонько, — ржёт Антоха и отпускает руль, перезаряжая пушку.

Совсем тихо не выходит. После нас отель трещит по швам. Подключаются местные, прикатывают ребята с области, и я понимаю, что за весь этот срач, который мы развели, придётся платить. Мне. Но это ладно, лишь бы Ленку забрать, пусть врёт, главное, чтобы никому другому не досталась. Сквозь грохот, шум и дым, я врываюсь в номер вслед за Антохой. Кровь бухает в висках и ушах. Голова работает медленно. Информация доходит слабо.

— Попов ушёл с водителем. Двоих положили, троих охранников взяли.

— А девчонка где? — ору громче, чем следует. — С ними была блондинка, миниатюрная такая! Попов её с собой забрал, или что?!

На что пацан в форме и бронежилете лишь пожимает плечами.

Я не соображаю, что делаю. Мечусь по этой идиотской гостинице, как безумец в горячке. Стоит шум и гам, бабы рыдают, у директрисы отеля вообще истерика. А я не могу себе простить — опять облажался. А если он её уже убил или изувечил? А вдруг потом она станет ему не нужна, и он отдаст её своим гиббонам? Даже если на меня ей плевать, молодая ведь ещё. Как жить потом будет? После травмы? То, что ментов я в итоге привёл, — хорошо, иначе бы меня сразу убили, но, блин, куда делась Хелен?