— Терпеть тебя не могу, кобель драный. Неужели тебе шлюх твоих не хватает? Чего ко мне прицепился? Мой Аркаша это так не оставит!

— Хочешь, я твоему Аркаше ещё раз наваляю? — опять ухмыляется.

— Обойдёшься! Кишка тонка! Это просто от неожиданности. Аркаша не ожидал твоего нападения, а так бы он тебе ответил. И, да будет тебе известно, у Романова-старшего связи. Он найдёт тебя в тот момент, когда…

— В тот момент, когда я буду тебя трахать, стервочка? — подмигивает Алекс.

От его грязных, порочных слов внизу живота сладко тянет, в груди вспыхивает неконтролируемый пожар. Я не знаю, как остроумно ответить на его вульгарность, потому что, оказывается, у меня горячий темперамент и вот это вот — очень болезненная тема. Мне не хватает его грубых прикосновений и жадных до ласк губ. Последний секс у меня был в номере «Надежды», как раз с ним — дьяволом во плоти. И тот секс был просто обалденным. А после мне долго снились непристойности в мельчайших подробностях.

— В тот момент, когда ты этого не ожидаешь, — поправляю Алекса, пытаясь перевести разговор в приличное русло.

Звучит не очень уверенно. И я хотела бы сейчас изобразить оскорблённую барышню, но вместо этого отворачиваюсь к окну и дышу чаще.

— Соскучилась по мне, стервочка?

Он гонит как сумасшедший. Мы очень быстро покидаем черту города. Машина на бешеной скорости летит по ночной трассе, затем сворачивает в какую-то глушь.

— Нет! Я счастлива в браке! Сейчас же верни меня Аркаше!

Его явно злят эти слова, и он ведёт рывками, неаккуратно. Мы подпрыгиваем на каждой кочке, несёмся в какую-то темень, едва не скатываясь в овраг. Ненормальный!

Здесь вообще ничего не видно и салон освещает лишь большая жёлтая луна из окном. Он резко тормозит, и ремень впивается мне в грудь. Ну вот что он творит?!

— Ай! — вскрикиваю я от ужаса.

А он резко поворачивается ко мне, молча и очень быстро расстёгивает крепление ремня безопасности, перетаскивает меня на себя.

Офигев от такой наглости, начинаю драться. Между нами завязывается потасовка, я пытаюсь его расцарапать, но в итоге оказываюсь у него на коленях. Лицом к лицу. Прижатая к груди. Верхом на его твёрдом стояке, который чувствуется даже сквозь ткань брюк. На мне чулки и длинное вечернее платье с разрезом, ткань собирается на талии. Прикрыться мне нечем. Он сильный наглый мужик и настроен крайне решительно.

Я бью его, луплю. Извиваюсь как живая веревка, змея, уж, удав и мумия одновременно. То скручиваясь, то раскручиваясь. Только толку нет. Вообще никакого. Всё равно я в его власти.

— Ты скучала по мне? Скажи скорее, моя стерва, моя хитрая актриса, продажная и лживая зараза! — жарко шепчет, хватая зубами мочку уха.

— Неправда! Перестань, Глазунов, мне не нравится, мне противно, — вру, бессовестно и совершенно беспощадно.

— Ты распахлась, стервочка, на тебе совсем тонкие трусики. И этот твой женский аромат сводит меня с ума. Я его чувствую. Врунья!

Меня это возмущает и возбуждает одновременно. Вот же горячий, привлекательный говнюк!

Мужские руки хватают мои запястья, заводят за спину, сжимают почти до боли, до синяков, не давая даже пошевелиться и дёрнуться. Алекс с силой впивается в губы, заставляя меня желать его. Давит, привычно балансируя на грани боли и наслаждения.

— Покажешь, как скучала по мне?

Упрямо молчу, отворачиваюсь, отклоняюсь от поцелуя.

Но уже чувствую, что проиграю, потому что в этой чувственной игре я Глазунову всегда проигрываю.

В его машине нечем дышать, всё моё тело горит от недостатка воздуха и переизбытка эмоций. Сумасшедшее чувство, просто безумное. Я его люблю больше жизни, схожу по нему с ума. А он бессердечный и жестокий тип, жаждущий удовольствий. Я для него просто способ получить кайф, выбранная по вкусу игрушка. Ревную, злюсь, обожаю.

Алекс целует меня, всё ещё удерживая руки за спиной. И на вопрос: «Покажешь, как скучала по мне?» — я очень ярко демонстрирую свою тоску, отчаянно кусая его за нижнюю губу. Пусть ему будет больно, так же, как мне сейчас.

Но моё бешенство лишь сильнее заводит его. Продолжаю сопротивляться, хотя с каждым поцелуем делать это всё сложнее. Я же не железная, даже наоборот, в его руках всё сильнее мякну. Наглые пальцы и ненасытные губы заставляют дрожать. И постепенно моё противоборство этому сильному и крепкому мужчине становится беспомощностью.

И вот ему уже достаточно одной руки, чтобы удерживать меня на месте. Вторая скользит вниз — уверена: сквозь ткань моих тоненьких трусиков он чувствует, как сильно я истекаю любовными соками. Алекс использует пальцы, и туман наслаждения застилает мой разум. И, хоть упрямо сжимаю губы и мычу слово «нет», когда он плавно скользит внутрь, я с наслаждением и стоном запрокидываю голову назад. Бесхребетная амёба. Поиграется ведь и бросит.

Медленно двигаясь внутри меня, Алекс грязно, с запалом шепчет:

— Мой член, стервочка, напряжён так, что дышать больно.

— Ненавижу тебя, Саш, — выстанываю его имя, закрыв глаза, и из глаз от обиды сами собой брызжут слёзы. — Я тебе всё равно не нужна!

Не могу, не могу, не могу! Всё не так и не то! Поймав момент слабости, мне удаётся оттолкнуть его, распахнуть дверь и кубарем вывалиться из машины.

Бежать по лесу и в темноте — глупое занятие и пустые хлопоты. Далеко не скрыться. Особенно на каблуках. Но пусть… Лучше сломать себе ноги, свернуть шею, только бы не чувствовать ту боль, которой нет у него в груди и которая буйным цветом распускается у меня.

Натыкаюсь на белеющий в темноте ствол берёзы, задыхаюсь, продолжая плакать. Я сейчас совершенно открытая, и это ранит ещё сильнее.

Туфли, платье, причёска, макияж — всё это раздражает своей нелепостью. Я вызываю в нём возбуждение, а он во мне — любовь.

Значит, надо бежать, не оборачиваясь.

— Лена, стой! Прошу тебя! Ты переломаешь себе ноги.

— Не хочу! Уйди!

— Стой, кому сказал!

— Уйди! Отпусти меня!

— Отпустить? Разве ты не поняла, что навсегда моя?

Хватает, дёргает к себе, разворачивает лицом к лицу. Крупные слёзы текут рекой по моим щекам.

А Алекс заглядывает в глаза. Убирает прилипшие прядки, обводит овал лица. Я рыдаю, а он просто смотрит. Дёргаюсь, а он удерживает меня на месте за плечи.

— Я люблю тебя, Лена. И вот поэтому ты никуда не пойдешь!

Что-то в глубине его глаз заставляет поверить. Такого я никогда во взгляде Алекса не видела. Душевная боль, смешанная с тоской, и… скупая мужская нежность.

— Это плохая шутка, — увожу взгляд в сторону и дрожу ещё сильнее.

От пронзительности момента и насыщенности его слов тело никак не хочет слушаться: ноги немилосердно колет иголками, спина затекает, словно в неё вдоль позвоночника вставили кол.

— Я похож на шутника? Я тебя люблю. Теперь твоя очередь признаться в том же, — жестоко требует он.

— Я не понимаю, о чем ты, Глазунов, — жую свою нижнюю губу, отворачиваюсь, он берёт моё лицо за подбородок и грубо, как умеет, сжимает пальцами, заставляя смотреть на него.

— Говори, что чувствуешь!

— Я же тебе тысячу раз рассказывала, что ненавижу!

— Ненавидишь, значит?!

Отпускает, и я едва не валюсь на землю. Становится страшно, но не из-за того, что лес, темно и кто-то живой и жуткий воет вдали. Просто если он сказал правду и сейчас покинет меня, то мне не жить. Я и так едва держусь, с тех пор как ушла от него. Отходит.

Растоптав гордость, я шепчу всего одно слово:

— Люблю.

И, словно вихрь, ураган и сумасшедшая стихия, Алекс резко возвращается обратно, обнимает меня. Вся страсть, скопившаяся за время, проведённое вдали друг от друга, ввзвивается куда-то ввысь, подбрасывая нас обоих, а после затягивая в водоворот бешеных чувств. Странно, но стыда я не чувствую. Призналась, и сразу же стало легче.

Однако Алекс хмурится, задумавшись. Заглядывает в лицо, гладит мурашки на плечах, как-будто ещё не всё.