— Пошли! — командую.

— Куда? — сопротивляется Лена.

— Назад в номер, девственности будем лишаться!

— Ага, сейчас! — Дёргается Хелен.

— Вот прямо сейчас этот вопрос и закроем, пока Коленька назад не вернулся.

— Ты же сказал, что больше этого не хочешь, потому что я «нормальная»! — истерично смеётся, пытаясь остановиться.

— Я передумал, дорогая. Теперь это дело принципа!

— А может, Коленька уже это сделал!

Меня аж током пробивает от ненависти. Толкнув её к стене, напрочь забываю, что мы с Ленкой чудим на людях. С ней я вообще какой-то больной и недалёкий. Слишком много эмоций, страсти и… чувств.

Она резко вздёргивает голову. Губы искривляются в ехидной улыбке.

— Если Коленька уже, — осматриваю её лицо и ниже, при этом издаю угрожающий гортанный звук, — то я просто тебя убью!

— Убьёшь?

— Убью!

— Не жалко?

— Нет!

— Сядешь! — напоминает о себе Бельский и тут же ехидно смеётся.

Я оборачиваюсь к нему и, обменявшись многозначительными взглядами, возвращаю всё внимание Воронцовой.

— Никуда я с тобой не пойду! — толкает Ленка, пользуясь моими повреждениями. — Вавки свои для начала залечи, потом приставать будешь.

Пытаюсь остановить, хватаю здоровой рукой, но она прыткая — уворачивается.

— Девушка! — ухмыляется Антон, привлекая наше внимание. — Глазунов вас телом прикрыл. Он так-то циничный мудак и эгоистичный ублюдок, с ним на моей памяти такое впервые. У него воды в жару не допросишься, а ради вас тушу свою не пожалел. Цените! Мне бы кто рассказал, я бы в жизни не поверил, что Глазунов бабу телом закрыл. Там траектория выстрела была такая, что, если бы он на вас не лёг, мы бы вас сейчас в чёрный пакетик упаковывали. Будьте к нему снисходительны.

Менты снова ржут. Друг приукрашивает, он не мог этого знать наверняка и просто выставляет меня перед Хелен героем. А Ленка щурится, глядя мне в глаза.

— А кто до этого куда-то уперся и не возвращался в номер? Кто вообще всё это развёл, когда я просила оставить меня в покое?

— А кто звонить пошёл, выдав нас с головой?

Мы никак не можем остановиться и продолжаем выяснять отношения. Я чувствую злость, а ещё дикую слабость.

— Я не могу понять: ты такой дерзкий, Глазунов, — переходит Ленка на шёпот, — потому что возомнил, будто мне понравился, или в принципе неадекват?

Молчу. Отхожу от неё. Устал. Да пошла она, честное слово. Найду другую.

— Девушка, если он вам не нужен, я его себе заберу, — посмеивается медсестра, вмешиваясь.

— И я! — поддакивает ей ещё одна.

Мерзко это всё. И жутко напрягает. Ленка на них не обращает внимания или делает вид, что не обращает, говорит мне одному:

— Я не спала, тебя ждала. Их из окна увидела, в коридор кинулась, а там уже его люди поднимались. Туда кинулась, сюда, бежать было некуда. Ноги привязала, вон с гардины веревкой, руку одну, а вторую обмотала абы как. Я тебя так ждала. Но ты не приходил. А потом, вместо того чтобы помочь, — сбежал.

Взглянув ещё раз на меня и на баб, на меня претендующих, Лена уходит, хлопнув дверью. В задумчивости смотрю ей вслед. Сложно с ней. В ней тяжело разобраться. В поезде и номере она была мягкой и пушистой, а тут стала колючей и надменной.

Не хочу. Никаких. Отношений.

Мы снова в поезде. В вагоне-ресторане. Лена с безразличным лицом ковыряет местное дежурное блюдо. Расстроенной не выглядит, скорее наоборот, расслабленной и спокойной. Как будто разобралась со мной, вычеркнула и забыла. Плавно вертит головой, стреляет глазками то в Антона, то в мужика за столом чуть дальше. Курицу обсасывает словно это не нога птицы, а хрен знает что. А я как идиот слежу за каждым движением её языка и губ. Надо же… Как я мог подумать, будто у неё ко мне чувства? Всё время врала и притворялась. Умеет мужикам голову дурить — не отнять. Вон как Попова за яйца взяла. Всё на карту поставил, самолично в деревню за ней примчался. В перестрелку ввязался, как малолетний гопник. Водитель силком в машину затаскивал, когда он за этой прелестницей хотел обратно кинуться. И поверил же, что я её силой. Всё ради этой пигалицы с огромными синими глазами.

Хоть бы раз на меня взглянула. Стерва… Смотрит мимо, словно и незнакомы. У неё просто талант: то искренне овцу изображать, то, как сейчас, всех представителей сильного пола на колени ставить. Да так, что сразу в душ хочется сбегать — передернуть. И это колет иголкой. Потому что ни хрена я не особенный, и не только я один её флюиды чувствую. Вон как Антон на стуле ёрзает. А Хелен и рада стараться. Целка-потаскушка. Мы с ней разругались и практически не общаемся, могла бы и всплакнуть хоть разок, а не улыбаться всем подряд.

Антон нашёл для нас новый город. Говорит, что лично там всё проверит, потом свалит. И мы опять переезжаем. Это порядком напрягает, но выхода у нас нет. Необходимо залечь на дно. Но если до этого я вёл Лену за руку, то теперь мы будто чужие. И нас обоих это устраивает. Когда садились в поезд, Лена не дала мне помочь с сумкой, демонстративно отошла в другую сторону. И на вопрос Антона, в каком купе она хочет ехать, она выбрала то, где нет меня. Зато есть он. И мне как бы всё равно, но вроде бы и не совсем. Для меня это, конечно же, ничего не значит. Не хочет Елена Прекрасная со мной общаться — ради бога. Я навязываться не привык. Главное, чтобы она была жива и здорова. А так-то от неё одни траблы. Ложь, ругань и споры, всё по кругу. К черту её.

Всю дорогу из ресторана до наших мест, пока нас шатает по вагонам, мы опять же не перекидываемся и парой слов. Но я совершенно непроизвольно слежу за каждым её движением. Я ведь за неё отвечаю.

В поездку за нами увязалась та самая медсестра, что сделала мне перевязку. Зовут её Инна и, в отличие от Елены Прекрасной, она только и делает, что тянется ко мне. Она милая. И в нашем новом городе живет её бабушка. Может, это и неправда, но Инна хотя бы старается.

— Ты, если больно будет, мне сразу скажи, Саш, мы посмотрим, как там заживает, — улыбается Инна, и я пропускаю её внутрь купе.

Заботливая и хорошая. Вот на таких женятся. Я тоже улыбаюсь ей, придерживаю дверь, чтобы от движения поезда та не ударила девушку. На пороге останавливаюсь, повернув голову. И как раз в это время, через несколько купе от нас, Антон точно так же, как и я, придерживает дверь для Хелен.

Наши взгляды с ней встречаются. Ритм моего дыхания сбивается. Но Лена, нахально улыбнувшись, гордо шагает в купе другого мужика. Пусть… Мне всё равно. Это всё из-за её невинности и влюблённых глаз. Вела себя лицемерно, а я вбил себе в голову, что мне важно быть у неё первым. Да может, Попов уже… По хер! На самом деле это такая ерунда, что даже думать об этом не стоит. И если уж так приперло поиметь девственницу, всегда можно найти какую-нибудь другую.

Устраиваюсь в купе, где по словам Антона все места выкуплены и другие пассажиры сядут только после того, как мы сойдем с поезда. Таким образом нам досталось по два места в разных купе. Имелось в виду, конечно, что мы в этом купе окажемся наедине с Леной. Но это было до того, как я открыл её истинную сущность. И случилось, как случилось. Теперь-то разницы нет.

Сажусь на нижнюю полку, за столик, где сейчас сидит совсем другая девушка. Всё это сопровождается странным ощущением дежавю, как будто в душе пробуждаются скрытые воспоминания. Полка, купе, белоснежная бархатная кожа. Горячее девичье тело, от которого мозги всмятку. На хер её! Пошла вон из моей башки! Всё нормально. Всё хорошо. Сколько этих девок уже было? Одной меньше, одной больше. Не Лена, так Инна. Какая в самом деле разница? Моей заблудшей душе уже хорошо, что рядом со мной милое, симпатичное создание. Лев отзвонился, сообщил, что нашел пути выхода из сложившейся ситуации и нужные люди повлияют на наших рэкетиров.

Жизнь налаживается.

— Я не замужем, — улыбается Инна.

Киваю, улыбнувшись.

— Ну я к тому, чтобы ты не подумал, будто бы я замужем и в эту поездку навязалась как шлюха какая-нибудь.