Под кроватью зажужжал электромотор, мое тело в горизонтальном положении пришло в движение, и поехало через комнату прямо в тот самый проход, через который, собственно, и прибыло сюда. Автоматчик коротко матернулся и бросился в погоню, но не успел ухватится за спинку кровати, как она провалилась в черную бездну. Я еще немного проехал, а потом ощутил, что начинаю стремительно задыхаться. Руками хотел схватится за горло — так руки прикованы к кровати, попытался вздохнуть — нечем. Извиваясь, как червяк, я быстро умирал от удушья, стараясь сделать хоть что-то, проклиная всех и вся, с ужасом ожидая, что будет потом. Кровать продолжила двигаться, и на том конце коридора вместо живого тела готовилась вывезти теплый, не подлежащий реанимации труп. Прощай, мальчик Саша с дебильной фамилией, никто тебя не вспомнит, никто не осудит. Потому что никому ты, нахрен, не нужен.

Последняя попытка вздохнуть. Жгучая боль в области груди. Глаза закрылись, тело обмякло.

И настал конец всему. В данном случае — мне.

**************

Говорят, что после смерти жизнь не прекращается. Одни верят, что ты начинаешь другую жизнь, в Раю или в Аду, другие — что ты возвращаешься на Землю, рождаешься и живешь заново. Я не знаю, что творится в голове у обоих сторонников этой теории, но одно знаю точно — если при смерти тебе не повезло, то это еще далеко не конец.

Когда Смерть приходит к тебе в черном плаще, с косой, и вид у нее такой, будто она где-то отмечала свой день Рожденья, и теперь не помнит, какой сейчас год и откуда на ее заднице взялась татуировка в виде бабочки — это пугает, даже интригует. Но когда она является к тебе в домашних шортах, футболке, а через плечо у нее перекинута электрическая мотокоса, становится смешно. Тем более, когда она еще и с порога спрашивает, нет ли чего в доме попить, а потом проходит на кухню, и говорит, что упарилась, пока ту самую дорожку в свое царство косила. Кстати, на этом моменте лучше держать язык за зубами, потому что, как в симуляторе свиданий, каждый вариант твоей реакции повлечет за собой отдельную цепь развития событий, и все они делятся на: а) более менее нормальную б)отличную для тебя, но плохую для Смерти в)отличную для Смерти, но плохую для тебя г) отличную для вас обоих д)вариант, где Смерть сама не знает, что с тобой делать, и на кой ляд ты ей сдался такой никому ненужный.

Примерно такие мысли мелькали у меня в голове, пока я брел по какому-то полю, среди подсолнухов, ориентируясь на элеватор. Странно, я так и не понял: вообще умер или не умер? Помню, была смерть от удушья, помню, была операционная, мужик с автоматом, шуточки Котопса и остальных. Помню, как оказался в клинике, и какие причины заставили меня там оказаться. Тело вроде мое, одежда та же, что была перед операцией. Но где этот долбанный Рай или Ад?

Элеватор начал отдалятся, уменьшатся в размерах. Подсолнухи раздвинулись, образовывая круг. Оказавшись в центре, я ощутил, что куда-то падаю, и замахал руками, стараясь удержатся на поверхности. Но не получилось, потому что, мои ноги всего десять секунд болтались в воздухе, а потом встали на твердую, каменную поверхность. И поле вокруг как-то резко превратилось в кирпичные стены. И воздух появился, спертый, удушливый, еще хуже, чем в общественном туалете. Восстановив равновесие, я оглянулся. Картина, прямо скажем, не самая лучшая — тесная комната, два мертвых тела на кроватях, а у окна стоит не кто иной, как сосед по палате Виталя, и таращится на меня обалдевшим взглядом.

— Маузер, ты тоже здесь?

— Где здесь?

— Здесь, — он обвел рукой комнату.

— А-а-а… Ну, если под этим словом ты подразумеваешь конкретно это помещение, то да, я здесь.

Не сговариваясь, мы на цыпочках подошли к кроватям. Мертвые тела принадлежали двум молодым людям, надо заметить, довольно благородной внешности, с красивыми чертами лица, чистой и ухоженной кожей, сразу видно, не бомжи с вокзала, а уважаемые люди. Были. Когда-то. Я осторожно тронул крайнего пальцем, и отметил, что он уже давно остыл, холодный, как батарея летом.

— Мы где вообще? — Виталя робко огляделся. — Что это за место?

— Без понятия. Наверное, место, куда должны были отправить заказ.

— Какой заказ?

— Неважно. Лучше скажи, что ты помнишь из последнего.

— Помню, как иголку в вену вкатили, и отрубился. А ты?

— И я примерно также.

Свои фантазии насчет переговоров с неким Координатором и появления автоматчика я решил не озвучивать. Мало ли, что дурной голове могло привидеться.

— Может, мы спим еще? — предположил Виталя. Я несколько секунд подумал, бочком скользнул к нему… Хрясь! Ляпас вышел хороший, сильный.

— Ничего не поменялось, — констатировал я с сожалением. — Значит, не спим.

— Придурок, — прошипел Худой, потирая щеку. Хотел сказать что-то еще, но не успел — за дверью заскрипело что-то деревянное. В доме, где я провел детство, точно также скрипела старая, расшатанная лестница, ведущая на второй этаж. Виталя напрягся, глаза забегали, как у призывника, получившего повестку из рук военкома.

— Отлично, вот и люди. Сейчас узнаем у них, что да как, — обрадовался я.

— Дебил, какие люди, прятаться надо, здесь же два трупа!

Сначала я хотел поспорить, но потом представил, как бы все выглядело, если бы я зашел к себе в комнату, а на кровати два мертвеца, и возле них — два парня с обалдевшими лицами, якобы не понимающие, кто они и как сюда попали. Тем более, что Виталя уже схватил меня за локоть, и потащил в шкаф. Он оказался маленький, тесный, забитый вонючими, уже давно вышедшими из моды тряпками, но мы все же поместились, сгорбились, прижавшись друг другу, оставили между дверцами небольшую щель для просмотра, и затихли.

В комнату вошли двое. Один — молодой человек, примерно нашего промежуточного возраста (я уже упоминал, что разница между мной и Виталей была в один год) и низкорослый, сгорбленный дедок. Оба были одеты по-домашнему, парень в "трениках", футболке и шлепанцах на босу ногу, дедок в каких-то обносках.

— Михалыч, проверь, — попросил молодой, остановишись на пороге, и с почтением глядя на мертвецов.

Старик двинулся к кровати, посмотрел, принюхался, пощупал, разве что не попробовал, и покачал головой.

— Нет еще.

— Может, с заказом что-то напутали? — озаботился молодой.

— Это ваши дела, — ответил дед, прошаркал к окну, и открыл форточку. — Еще два часа — и я вызываю полицию. Пусть сами разбираются, кто их убил и почему они в музее торчат.

Музей, однако! Я посмотрел на Виталю, но тот даже не повернулся, продолжая напряженно следить за обстановкой в комнате.

— Михалыч, ну, хотя бы три, — умоляющим тоном попросил молодой.

— За три и бутылки три, — ворчливо ответил дедок.

— Заплатим, не волнуйся.

— Хорошо, но ты, паря, покамест лучше вали отсюда. Негоже такому, как ты, здесь шастать. Если они оживут, я сразу сообщу, как договаривались.

— Но только сообщи!

— Иди уже, недоверчивый.

Парень еще немного потоптался, что-то пробормотал на прощание, и заскрипел лестнице уже в обратном направлении. Старик закрыл форточку, на всякий случай еще раз ткнул пальцем трупы, сел на табурет у стены, достал из-за пазухи самокрутку, и закурил, задумчиво пуская кольца дыма к потолку.

Когда опасность миновала, я стал размышлять на счет того, как сейчас лучше всего заявить о себе. Торчать в шкафу три часа, пока этот Иисус Христос будет ждать чуда воскрешения, не сильно хотелось. А с другой стороны, кто его знает, может он еще какой-то божественной силой обладает. Выпрыгнешь из шкафа, а дед тебе молнию в лоб зарядит, и все. Было два покойника, стало три.

Виталя слегка ущипнул меня за руку, привлекая внимание.

— Что?

— Как думаешь, сколько он еще здесь будет сидеть?

— Ну, сначала, пока не докурит. А дальше не знаю.

Услышав шепот, старик повернул голову, и посмотрел на шкаф. Мы замерли.

— Мыши, наверное, — успокоил "Христос" сам себя, и отвернулся.